Наталия Козлова (далее Н.К.:): Итак, сегодня у нас 8 августа 2014 года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я, Козлова Наталия у… представьтесь пожалуйста.

Лидия Глуховская (далее Л.Г.): Лидия Михайловна Глуховская.

Н.К.: Очень приятно. И первый мой к Вам вопрос, он достаточно обширный, это вопрос-просьба – рассказать историю своей жизни. Вот что считаете нужным. Можно с самого начала: где родились, чем занимались, ну и так далее.

Л.Г. Я поняла вопрос. Я родилась в городе Антрацит, это Донбасс, Луганская область в 1959 году. Корни харьковские, потому что родители обе харьковчане. Папа после института бы туда направлен на восстановление шахт Донбасса после ХИСИ.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Он закончил ХИСИ и там инженер. Он строил вот эти вот шахты, инженерное сопровождение вот этого всего и старший брат еще родился в Харьковской области, а я уже получилась единственная в семье уроженка Донбасса. Вот, в принципе я там закончила школу. После этого в 76-м году я поступила в Харьковский медицинский институт, который закончила в 82-м году. Я распре… по специальности я врач-эпидемиолог, я была распределена в Полтавскую область врачом-лаборантом. Так проработала там год, потом перераспределилась домой в Антрацит, в Луганскую область и там уже дорабатывала диплом, вот. И как раз это был 86-й год, январь. Врачи раз в три года получают курсы повышения квалификации и я оттуда была направлена в Киев на цикл специализации по кафедре лабораторной диагностики института усовершенствования врачей.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Там заведовала кафедрой республиканский специалист, ну это высшей пробы специалист – Мария Антоновна Базарнова и я имела честь быть ее ученицей. Значит, курсы у нас были где-то с 6 января по 20 мая 86-го года. Это был Киев вот до Чернобыля, да, сначала зимой, потом вот этой прекрасной весной. Ничего не предвещало беды. Вот мы учились, мы в общем то бродили по городу, мы получали удовольствие от Киева, от жизни, от, наверное, от своей молодости тогда. Вот, значит в принципе, я так понимаю, раз я нахожусь в «Союзе Чернобыль» то интересует вот эта тема, да? И где-то вот это случилось 26 числа, об этом мы не знали и знать не могли. Почему, потому что у нас совершенно другие были задачи и специфика. Ну, вот 27 числа на цикле на нашем киевская девочка какая-то что-то вот так вот по секрету всем шепнула, что в Чернобыле что-то рвануло, но типа вы никому не говорите, да. Ну, тогда время такое было, вот что вот это все, эти слухи там все они пресекались и всё.

Н.К.: То есть секретность, да?

Л.Г.: То есть секретность да, секретность была и вот в первый, самый первый день вот этот ну вот только было на уровне какого-то шепота, может быть, слухов. Ну и потом, Вы понимаете, мы ж на этом зацикливались. Я Вам скажу честно, я даже не могла сразу запомнить слово «Чернобыль». Ну, это сейчас смешно, да? А тогда как-то, ну, были другие дела, были другие проблемы, мы как-то от этого всего были далеки и потом нас же, мы были командировочные люди, да?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: В общем то у нас были свои задачи: там учится, готовится к экзаменам. Мария Антоновна строгий преподаватель очень была. Она харьковчанка в прошлом, ну это отдельная тема. Вот. Значит, потом где-то числа 28 уже Киев весь гудел, уже все знали об этом. Уже я слово Чернобыль помнила хорошо на тот период, вот. Значит, в принципе опять таки – каких-то особых воспоминаний у меня нет и быть не может. Единственное что я помню, что ездили машины по Киеву и поливали улицы каким-то пенистым веществом. Вот это уже в первые дни было. Говорили о том, что какие-то автобусы туда ездили, вот что-то такое. Мы пошли в деканат в наш и сказали, что мы врачи, мы специалисты, что если понадобится наша помощь – мы готовы в этом участвовать.

Н.К.: Ага, то есть так.

Л.Г.: Да, такое было. Нам сказали: сидите в общежитии, вот когда, ну когда после занятий да, если вы понадобитесь – мы вас позовем. То есть, киевлян собрать было бы сложнее, нас было бы проще, теоретически, да? Вот, ну, 28 числа нам сказали, что не надо ничего, что типа там без нас обойдутся, что учитесь, там всё этот самый. Вот, ну и мы просто вот как-то вот так вот. И что вот еще запомнилось в эти дни – только я точно не помню это 26, 27 или 28 – был жуткий ливень в Киеве.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот я под него попала. Вот понимаете, он был какой-то необычный. Вот, ну то, что мы промокли до нитки, да, что там были потоки воды вот эти огромные, ну он какой-то вот, я не знаю, какой-то вот или… ну вот вода какая-то другая была, запах был другой. Я не могу этого объяснить, но этот ливень я запомнила на всю жизнь. Ну потом, ну вот даже вчера я шла вот отсюда, да я попала (смеется) под…

Н.К.: Опять (смеется)?

Л.Г.: Опять под ливень, ну он другой. Там, там он был какой-то вот злой или как. Я не знаю, какой-то такой вещий был, да. Ну, может это эмоция опять-таки. Я не настаиваю. Вот. Потом, в принципе, дальше я плохо помню вот этот вот эти вот дни. А говорят тогда в Киеве была паника, но я не была очевидцем этого всего, потому что я мало ходила, мне не нужно было никуда уезжать. Ну мы все в любом случае там оставались, да. По улицам как-то – ну купишь продукты там, как-то вот не особо сильно гуляли. Третьего числа у нас было обычное занятие, да?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: По кафедре. Мария Антоновна читала лекцию. Потом ее позвали к телефону. Она побледневшая пришла и сказала, что позвонили с деканата и попросили цикл поехать в… для оказания помощи населению Чернобыльского района. Тогда это так звучало. Вот (кашляет). И чтобы через два часа к общежитию, вот которое у нас было базовое – забыла на какой улице, ну если нужно вспомню потом – подъедет автобус и отвезет нас туда вот этот самый. Вот, значит, от кафедры они нам дают там какие-то вот, ну, лаборатория должна работать на чем-то, да, в – микроскопы, там немножко краски, какие-то исходные материалы для начала этого самого. Ну, а потом дальше как повезет. То есть, не было оговорено там не конкретно сроки, ничего. Просто – ну надо. Но вы понимаете, мы советские люди, да? По воспитанию, по образованию, по развитию. В принципе отказаться мыслей не возникало.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: То есть, ну как это – люди попали в беду, им нужно помочь, да. Даже речь об этом не шла. Значит, в принципе мы с девочками бежали по Крещатику. Там с… у нас больница, на базе которой находилась кафедра, это Октябрьская больница возле Бессарабки, да. И мы спустились, бежали по Крещатику – там за почтамтом был 18 троллейбус, который к общежитию доводил, и в магазине покупали какие-то продукты, понимая, что мы едем непонятно куда и что там будет и как. Это нас выручило, потому что какое-то время мы, мы в общем-то этим немножечко питались, потом уже там, когда мы приехали, на месте. Вот, в общем, через два часа нас в Киеве не было уже. Приехал автобус. В автобусе мы распределились, как-то немножечко так разбились по группе: кто кому был ближе, симпатичней по занятиям, да. Ну, чтоб психологически было. И выбрали старшую, вот кому мы будем подчинятся, да. Ну вот что ж, потому что это врачевская бригада, а мы понимали, что работа предстоит вот такая, общая: и лаборантская, и санитарская. Да, какой-то…

Н.К.: То есть, старшую из своих же ребят?

Л.Г.: Из своих же четверых, да.

Н.К.: Ух ты.

Л.Г.: То есть, мы сказали, что Анна Алексеевна она… Анна Алексеевна Богомаз. Она с Днепропетровска или Днепродзержинска, в общем-то оттуда. Она была постарше, ей было тогда лет 55. Ну мы же девчонки были. Мне было тогда 27. Нине Волобуевой было 33, по-моему, года. И там еще была Маша с Молдавии, я не помню ее фамилию, вот в нашу она четверочку попала, да. После этого, этих событий я немножко пересекалась вот с этими женщинами. А с Машей я не знаю как ее дальше судьба сложилась, как что. Вот. Значит мы побожились Анне Алексеевне, что мы ее будем слушаться ну просто положено так: кто-то должен отдавать распоряжения, да. Потому что там есть лаборантская работа, есть санитарская работа. То есть, мы будем делать всё, но кто-то должен возглавлять, типа там, ну видеть задачи, да ставить, нацеливать.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: А наше дело уже будет выполнять и там если что дальше слушаться. Вот. В принципе мы приехали в Иванково, там был штаб, да. Вот там в принципе, вот еще нюанс какой запомнился, он врезался очень в память – это когда мы ехали туда по вот этой дороге в Иванково, навстречу ехали машины, вот эти автобусы, да, которые сейчас показывают в хронике, когда перед какими-то годовщинами, я стараюсь выключить телевизор.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: То есть, это очень больно смотреть. Я это видела глазами, как там вот так вот. Поэтому я эти праздники как-то так не очень их люблю…

Н.К.: Ну, понятно.

Л.Г.:  Потому что очень личное. Вот. Значит, мы приехали в Иванково, там вот эти наши бригады распределили кому куда, что ехать, да. Вот и в принципе поехали туда уже дальше. Дальше, Вы понимаете, получается, что я в принципе уже вряд ли что-то конкретно вот такое интересное могу сказать, почему, потому что был колоссальный объем работы.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: То есть, там на нас шла эвакуация вот это, то есть это была оче… десятикилометровая зона уже куда мы попали, да.

Н.К.: То есть, Вы в Иванково, Вас привезли?

Л.Г.: Да, да.

Н.К.: И там у Вас работа заключалась в чем – чтобы людей, которые эвакуируют…

Л.Г.: Нет, в Иванково, в Иванково мы были как бы проездом.

Н.К.: А.

Л.Г.: То есть, с Иванково нас перераспределили на какие-то вот, вот эти вот другие села, на которые ушла эвакуация, у которых требовалась вот именно наш объем помощи какой-то, ну в том понимании, насколько это было, насколько…

Н.К.: То есть Вы поехали в какое-то село?

Л.Г.: Мы поехали по селам, там у нас были выезды. То есть, мы, в принципе, ночевали только в каком-то одном месте, да. А там вот мы приходили к этой больничке, у нас были, нас везли туда, куда нужна была лабораторная диагностика.

Н.К.: А, то есть каждый день вас вывозили куда-то?

Л.Г.: Да, да, да.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот. Значит в принципе, в принципе, там было что. Там было, вот допустим, эвакуация идет, да. Нужно вот какую-то… ну, подходят люди к лаборатории, да я не знаю кто их направлял, наша задача взять у них анализы, обработать эти анализы и отдать там были какие-то ребята – военные, химической защиты войска, да. Вот я помню там были бригады Подольский военный госпиталь, там была бригада из Сум, была бригада Полтавы и бригада из Тернополя, это то что я помню. Они были небольшие – по два, по три человека, вот так вот, да. То есть, мы держались военных, потому что у них было больше порядка, так?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Они нас обеспечивали стеклышками, где-то нарезали.

Н.К.: То есть они…

Л.Г.: Сразу да, помогали – помощь. Они видели, что мы организованы. Ну мы же все-таки вот врачи, тем более Мария Антоновна это просто вот она зубр, она в принципе, за счастье было у нее учиться. Вот и в принципе у нас было наиболее четко вот это поставлено и военные, очевидно, это засекли, так. И они направляли к нам. Значит, наша задача была обследовать этих людей, да. То есть взять, допустим, забор крови, это еще пол дела, его потом нужно обработать, да. То есть, ну посчитать, посмотреть там все вот это. Вот, поэтому мы там вот эти вот дни, что я находилась, мы ни… буквально не видели Божьего света: объем работы был колоссальный. Вот потом, Вы знаете, я даже на ургенте в четверке работала, то там были…

Н.К.: Так не было, да?

Л.Г.: Так не было. И вот таких условий не было. Почему, потому что без какой-то вот технической базы, без лаборантов, да, без, без санитарочек, развернуться и это делать…

Н.К.: То есть полевые условия были?

Л.Г.: Абсолютно полевые условия. От кафедры был только микроскоп, немножко краски, там немножко ватки. Нам дали по кусочку мыла – это что бы мы душ принимали, да.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Было сказано два раза в день принимать душ. И йод – там почему-то все йод пили. Мы его отказались пить. Мы решили, что мы его пить не будем, потому что, ну йод был, очевидно принцип заблокировать щитовидку…

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Весь Киев тогда пил йод.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Мы посоветовались с друг другом, решили, что мы не будем этого делать, мы не будем срывать щитовидки. Очевидно, мы решили правильно. Этого я тоже не знаю. Мы йод не пили. Вот, и там еще я нюанс упустила: когда мы приехали в Иванково, то пока там нас вот собирались, кто куда там что и как, организационные вопросы решали, мы посетили местную лабораторию – Иванковская районная больница.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Она уже была разграблена. Вот так вот между нами говоря (смеется), то есть там украли все, что могли украсть, ну как вынесли, да вот это. Но не себе в карман. Значит, мы понимали, что нам придется разворачиваться и у нас вот микроскоп, там немножко ватки, немножко спиртика и всё. Надолго это не хватит. И тактика была какая: мне Анна Алексеевна и девочки сказали – ты умеешь, давай, заговаривай зубы заведующей. И они выносили всё, что могли там. Видят баночку – берут, там штатив – берут вот это всё. Мы понимали, что это не хорошо, но у нас выбора не было. Мы не себе домой это несли, понимаете? Вот. Потом там была проблема со штативами, когда мы уже развернулись, да, там ну штативы они разные бывают. Бывают там на 20 гнездышек, на 40, да. Вот, их не хватало. Почему, потому что когда массовое вот это посещение – оно не хватает штативов. Тогда мы нашли простой выход: на пробирочке пишешь номер и ставишь в баночку. А потом, когда считаешь, потом этот метод…

Н.К.: А, тоже, как штатив.

Л.Г.: Как штатив. То есть, но это не штатив, потому что в штативе они ж по порядку стоят.

Н.К.: А да, а тут…

Л.Г.: А потом, когда просчитывать нужно – удобно. Ну, там вот проще там табличку такую рисовали, что это такой номер, такой, такой и даже не по порядку там просчитывали всё. Значит, потом меня очень долго глодала мысль о том, что качество. То есть мы же еще тогда были воспитаны так, что лаборатория она должна информацию нести, да. То есть контроль качества – это отдельная часть лабораторной диагностики. Она должна быть, она была раньше, сейчас не знаю как, вот. Значит в принципе при таком вале, как у нас был, вот по двести, по триста анализов – ну о качестве говорить не приходилось. Кроме того, мы не могли, конечно, красить все мазки подряд, мы только смотрели, допустим если лейко… Мы делали тройку обязательно, то есть: гемоглобин, лейкоциты, СОЭ, да. Вот, если гемоглобин был понижен или лейкоциты были понижены/повышены или СОЭ была слишком высокая (слишком низкая мы не брали, это, это не важно было диагностически) – вот из этих вот стеклышек, стеклышки мы брали все стартово, да, только вот эти, которые там были в тройке показателей изменены, мы потом красили и смотрели уже там чтоб это не было этот самый. В общем там, в принципе, мы приходили к 8, когда хоть что-то можно было видеть, да, и уходили уже когда уже просто в микроскоп ничего не было видно. Тогда ну эти подсветки, всё там у нас просто их не было.

Н.К.: То есть, а вы это делали в помещении или на улице?

Л.Г.: Да, мы делали в помещении. Там были какие-то приспособленные постоянно помещения. Там то помещение школы, почему-то запомнилось одно, да, то, то как-то вот так вот. То есть, как-то вот мы сработались. Мы, в принципе, там были с 3-го по 9-е мая включительно.

Н.К.: Ага, то есть с 3-го по 9-е мая вот это вот всё.

Л.Г.: По 9-е мая включительно. Первые. Там вот как раз, вот, когда, очевидно, была эвакуация вот эта. Потому что слишком много людей тогда было как-то вот так вот проездом, да?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Мы вот эти списки отдавали. Дальше, очевидно, они шли куда-то в архив и собственно говоря, мы об вот этой, вот этой судьбы я уже не знаю как там и было. А потом 9-го числа…

Н.К.: А где Вы жили в это время?

Л.Г.: Мы жили у каких-то людей вот местных, да.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Там было таких вот, на вот этой квартире, где мы жили, там было два дивана разных, да, и мы спали валетом. (смеются) Я спала с Марией Тимофеевной вот этой, которая с Молдавии (смеется), а Нина Волобуева спала с Анной Алексеевной. Валетом просто. Вот. И еще там то, что запомнилось, вот то, что чисто визуально запомнилось – это вот когда идешь на работу и с работы, там была проблема с водой, то есть, очевидно, вот эти сельские колодцы, там вот эти бани, что-то вот еще не были рассчитаны на такое количество воды. И, в принципе, над вот этими селами стоял рев животных. Вот это запомнилось. Почему, потому что там говорят, потом уже я услышала, как-то на это вот, я просто, ну у бабушки в селе выросла в Краснокутске, да и там ну вот рев животных – это всегда как-то вот что животное раз оно там, оно требует какого-то внимания, да. А там стоял рев, очевидно, перегоняли какие-то стада животных откуда-то куда-то. Очевидно. Это моя версия, вот этого я не знаю, но это чисто эмоционально это запомнилось.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот, потом 9-го мая нас вернули в Киев. То есть, поступил какой-то сигнал. Вот этого я Вам точно не скажу, по моему, там или по телефону позвонили. Как-то дозвонились или что-то такое, что возвращайтесь, потому что у нас же были двойные командировки. Понимаете, там получилось как: Марья Антоновна нас отправила как бы туда, а потом кафедра и деканат там как-то через министерство отдали приказ. Потому что у меня, например, была командировка с Антрацита. Я была командирована в Киевский институт усовершенствования врачей, да, вот и всё. То есть, я в их распоряжении. А они уже через министерство командировку там на то, что привлекались там куда-то. То есть, это как бы вдогонку у нас пошло, да. Или министерство там что-то такое, что нас вернули 9-го мая в Киев уже вечером. Мы отработали полный день и вечером уже где-то наверно часиков после 6-7 мы уехали, добрались до Киева. Значит, в принципе, мы вышли вот на в центре вот там вот на Крещатике и, Вы знаете, я тогда… девочки взяли такси. Микроскопы ж на нас были, да мы микроскопы взяли с собой, всё остальное там оставили. Ну, там всякие ватки, баночки, там все что можно.

Н.К.: Все что там…

Л.Г.: То есть, только то, что кафедра там – штатив кафедральный, допустим, там микроскоп кафедральный, вот это мы должны вернуть.

Н.К.: Вернуть на место.

Л.Г.: Да. Остальное мы оставили в надежде на то, что кто-то приедет и кто… у кого-то уже будет, скажет нам «Спасибо», ну в любом случае пригодится, да. Там ну какие-то наши вот эти наработки, то, что там мы за эти небольшие дни успели. Вот, значит в Киеве, когда мы вышли на Крещатике, вот с вокзала приехали туда на метро, девочки взяли такси, потому что были микроскопы и поехали в общежитие. Я решила немножко погулять по городу, просто вот отойти, вот, что называется, вот так вот душой. И вот этот вот диссонанс, что вот люди нарядные, 9 мая празднуют там, всё, да? А рядом такое горе. Вы знаете, у меня случилась какая-то истерика, какая-то, вот такое. Я расплакалась просто от этого всего и я как-то вот, ну, просто, наверное, эмоционально вот это какой-то такой небольшой срыв получился, вот. Потом я приехала в общежитие, там уже по полной программе шел душ у всех, потому что там…

Н.К.: Хоть помылись, да?

Л.Г.: Да, потому что за всё время вот это вот пребывания с 3-го по 9-е мая в баню нам удалось попасть один единственный раз. Вот, то есть там, как правило, когда мы заканчивали работу – в местной бане уже не было воды.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот, и как-то мы там, ну, легкий какой-то там, вот такой вот, легкие гигиенические процедуры были, но не более чем. Вот. Ну, в общем то, наверное, по этой части всё. Потом мы где-то… Мария Антоновна нам простила экзамен. Мы единственный цикл, который не сдавали – экзамен по лабораторной диагностике, она уже…

Н.К.: Вы его, она видела (смеется) в реальной работе.

Л.Г.: Дело в том, что она очень переживала на нас. Она к нам отнеслась просто как мама. Вот, от даже кафедра помогала вот тем девочкам, у которых были трудности взять билет на обратную дорогу, да, то даже кафедра там какое-то ходатайство на вокзал, что им помогали билеты получить. Ну, потому что у нас же был цикл со всего Сою… со всего Советского Союза: были с Молдавии, вот я говорила, были с Москвы, да?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Были люди со всей Украины, со многих городов. 38 человек был цикл и все были разные. Значит, когда вот в начале, еще когда, ну, попросили поехать, некоторые девочки остались в Киеве. Почему, потому что там были беременные какие-то люди, да, были простуженные люди, вот только по состоянию здоровья они в Киеве работали на базе какой-то больницы, которая тоже, очевидно, обслуживала эти события. Поэтому вот так вот как-то курс отозвался, то есть. Ну, тогда мы были так воспитанные, я повторю только – мыслей не было о том, что там как-то увильнуть или как-то этот самый. Честно говорю, вот как есть. Вот, потом где-то 20-го числа я вернулась в Антрацит после этой командировки. Ну как обычно. Вы знаете, я тогда даже не придала этому большого значения: ну съездила и съездила, да. Ну, там что смогла – сделала, что не смогла –  вот ну как смогла, как сумела, как получилось, да. Вот. В мае, потом кафедра прислала вот эту вот бумагу, что нас привлекали, это уже где-то было в июне. Это испугало моих родственников, потому что я им сказала… Они первый вопрос, я приехала: «Ліда, ти там була?» Нет, конечно, не была. Ну зачем маме волноваться?

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Да ну их в этот самый. А потом, когда письмо пришло, впервые в жизни вскрыли письмо без меня, которое…

Н.К.: Ой.

Л.Г.: …мне предназначалось (смеется). То есть, потом уже прижала к ногтю: «Ну почему ты не сказала?», всё. Я, ну, объяснила, ну нормальные отношения всегда были. «Мам, ну чего вам переживать?» Ну, это уже прошло, ну это вы ж видите, я жива, здорова, всё нормально. Вот. Потом я проработала какое-то время еще в Антраците. Вот это где-то до, наверное, 87-го конца года, а потом сложились обстоятельства так, что я переехала в Харьков.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот, мне показалось, что здесь я больше смогу в плане перспективы вот работы, да. Тогда были то какие-то задумки по научной работе…

Н.К.: Угу.

Л.Г.:  Вот что-то такое, да, не в провинции, не в Антраците это делать. Ну, в общем, сложились обстоятельства так, что там получилось с пропиской, получилось с общежитием. На работу я устроилась на ургент в 4-ю больницу скорой помощи скорой помощи, да. В принципе, всё получалось более-менее нормально, вот. Дальше, дальше, дальше я там проработала, потом меня пригласили заведовать лабораторией на завод Шевченко, вот. И в принципе где-то в годы 90-е тогда уже как-то вот немножко здоровье начало сказываться. Первые симптомы – это вот что-то такое было непонятное в плане, вот я не слышу, что мне говорят.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: То есть, вот я четко помню, что, допустим, заходит кто-то в кабинет, да, приоткрывает дверь, вот человек что-то говорит, я по губам вижу и слышу контур голоса. И я не могу понять, что и единственное что вот: «Извините, что Вы сказали?» Да вот приходилось как-то переспрашивать. А потом в кабинет когда-то ко мне, был такой период какой-то отчетный, кажется годовой отчет, зашел наш сотрудник Владимир Петрович… Владимир Петрович, невропатолог… дай Бог памяти, забыла, но я вспомню.

Н.К.: Ну, не важно.

Л.Г.: Ну это важно очень…

Н.К.: Да?

Л.Г.: Он тоже чернобылец, как оказалось потом. Значит, он зашел, он увидел такую ситуацию. Ну он же опытный врач был – ему тогда было в районе 50-ти уже наверное, да. Но я ж тогда, по сути, девчонка, ну что там – 30 лет, да. Вот, значит, он увидел такую ситуацию и что-то он зашел решать исключительно какой-то вопрос, связанный с отчетом по его службе, да. Вот. И он увидел, что что-то там, видно, не то с барышней, да, вот и он: «Лидия Михайловна, можно я Вас посмотрю?»

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Ну, как специалист. Да пожалуйста. Он померил давление, там какие-то симптомы свои вот эти неврологические глянул и первый вопрос задал: «В Чернобыле была?»

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Говорю: «Была». Вторая его фраза была: «Немедленно в стационар». Я говорю: «Владимир Петрович, ну какой стационар, когда вот отчеты, когда столько работы, когда всё?» Ну он настоял на том и потом даже когда-то приезжал, проведывал меня, когда я лежала в 20-й больнице, в общем какое-то такое отеческое почти этот самый. Сейчас это да, это удивительно, это редко. Ну тогда вот такие отношения были. И это чужой человек, это вот совершенно просто коллега, но просто увидел, что девчонка занята работой, да (смеется).

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Что-то, ну я не знаю, я действительно работоголик по жизни, вот. Ну а потом дальше я уже лежала в этих стационарах, дальше уже как-то уже этот самый. Вот, к сожалению вот эти синкопальные приступы они были и есть, вот. Колоссальная благодарность врачам, которые помогают, поддерживают, коллегам, да. То есть, вот эти вот курсы терапии, которые мы проходим, они очень значимые, они очень дают и дай Бог им здоровья, что это всё, вот эта служба налажена, что она, отношение к нам вот такое вот человеческое, просто человеческое. Вот. Ну вот, наверное, вкратце всё. Как потом складывалась жизнь, значит, я где-то году в 91-м или в девяносто… нет, наверное, в 92-м я ушла на группу, так, по инвалидности. Сначала это была II-я группа, потом, в общем-то, это III-я группа инвалидности. То есть, я где-то в чем-то сама хотела больше III-ю. Почему, потому что мне очень хотелось работать.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Понимаете, я была фанат лабораторной диагностики, я абсолютно ничего не умела делать, кроме анализов в этой жизни (смеются), как я понимаю, да. Но делала я их, судя по всему, неплохо. Без ложной скромности, я, конечно, не знаю как, но вот сотрудники когда вижу, с разных больничек, где работала, да. Ну вот до сих пор как родные люди, я даже не знаю они почему-то помнят еще как бы неплохо, вот. Ну, это без ложной скромности, это честное слово.

Н.К.: Значит, хорошо работали.

Л.Г.: Ну, мне это просто очень нравилась лабораторная диагностика. Понимаете, у меня были какие-то перспективы, как мне представлялось, я без этого не представляла жизни. А потом вот резко, вот ничего не нужно, да. То есть ты, это был такой очень сложный период в жизни, да, который вот это психологически очень тяжело, потому что социум, востребованность – это очень важный период. Вот. Я, в принципе, прошла массажные курсы, просто для души. Я не практиковала это очень массово. Это было скорее для души, да. Это даже всерьез не было подработкой. То есть, ну какие-то мелкие гонорары, какие-то, наверное, что-то такое. Это, это труд – никто от них не отказывался. Но какой, каким-то смыслом вот таким вот, где-то на потоке я никогда не стояла, если об этом, да. То есть, тут больше двигало желание помочь. И тут еще, очевидно, сказывается то, что бабушка была костоправ у меня.

Н.К.: Ой, так точно.

Л.Г.: Да, оно как-то вот. Ну, массажи я, в принципе, могла не проходить курсы, но ну в принципе я прошла курсы в медцентре ЛОТа, я ученица Татьяны Евгеньевны Плющаковой. Это умничка редкая, я до сих пор с ней дружу, чем горжусь очень, да. Вот она профи своего дела и вот всегда, когда даже что-то такое интересное или человеку хочется помочь, нужен какой-то совет все, я всегда еду к ней – никогда не отказывает. Вот. В принципе сейчас я как-то вот, ну, уже, наверное, годы сказываются, уже вот может быть уже немножечко так оно все наелось-приелось, сейчас я в общем-то массажей уже значительно меньше, наверное, чем даже тогда. Хотя и тогда слишком много не было. Это больше, когда искренне. Ну вот сил нет – не помочь человеку, да. Да, очень хочется вот это всё и обязательно на результат, вот это мне интересно, да. То есть даже тут не вопрос гонорара. Не потому, что я бессеребренник такой, просто мне интересно вот так вот. Вот, потом где-то вот как раз вот на днях 10-го числа, это три года как мамочка ушла из жизни. Это был страшный жизненный удар. И где-то вот первый год вообще была дикая депрессия.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Мне не хотелось никого ни видеть, ни слышать ничего. Это такой сложный период в жизни, но на то свои причины, потому что мама – это последний такой теплый человечек, который был в жизни искренний, вот. Остальное, вот друзья замечательные, там соседи, там какие-то однокашники, одноклассники – это замечательно, но это извините, это не то.

Н.К.: Ну понятно.

Л.Г.: Вот. И, в принципе, в принципе одна моя приятельница посоветовала мне купить фотоаппарат.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Ну вот она просто видно когда-то хотела и я тогда рассмеялась. Почему, потому что мне памятники надо было ставить, да. Ну, вот мама ушла и там нужно было как раз в Антраците мои все похоронены. Вот. И она сказала, что Лид, понимаешь, ты будешь хотя бы больше из дома выходить. Потому что если не будет вот этого вот куража и какого-то хотя бы какого-то интереса к жизни, то тогда ни памятники никому не нужны. Вот. Я тогда рассмеялась, а потом подумала, что в этом есть здравое зерно. В общем, свои первые фотки… я подобрала фотоаппарат. Первые фотографии я сделала когда было Евро-2012, вот как раз в фан-зоне (смеется). Вот, а потом Вы понимаете какая штука, мне это очень интересно сейчас. А почему, потому что это, ну как-то расширяет горизонты, скажем так, да, какой-то интерес к жизни проявляется, да. И потом, вот как это не удивительно, выяснилось, что это интересно не только мне. Что вот когда выложишь куда-то или в Одноклассники или там какой-то ролик на YouTube, да или что-то такое, это люди смотрят. Вот это когда я поняла, что я это делала, в общем-то, наверное, чтобы выжить самой физически, потому что мне физически не очень хотелось всё остальное видеть, тоже понимаете. Ну, бывает разные состояния в жизни у людей.

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Вот, поэтому, когда вот или знакомы чернобыльцы, да или какие-то люди просто вот, допустим, вот я вижу в таком сложном состоянии, я всегда говорю: займите чем-то руки, займите чем-то мозги.

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Это единственная панацея. Это я не говорю, таблетки я не отрицаю, там я не отрицаю никаких других методов. Но вот человек должен быть в каком-то социуме, каким-то образом востребован. Вот, сейчас, на этом этапе я прошу очень и Анатолия Михайловича Шевченка, да, и Якова Евгеньевича, и городское руководство, и областное по больше привлекать меня для того, чтоб фотографировать вот какие-то события, связанные с чер-но-быль-ца-ми. Почему, потому что ну это память.

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Вот эти вот все фотографии, я вот принесла флешку, я оставлю, да, вот то, что есть, что касается митинга в этом году, да, вот который был в парке 26-числа.

Н.К.: Это у Любови Ивановны мы сейчас скинем.

Л.Г.: Я оставлю скинуть это все. Вот, то есть я, понимаете как, какие ни есть эти фотографии, я понимаю, что технически они, может быть, несовершенны, да или там видео, которые снимаю. Может быть они не дотягивают там до мировых стандартов чего-то, да. Я стремлюсь к качеству, но не все зависит от меня в силу того, что я, может быть, не совсем доучена, может быть технически не совсем оснащена. Но я это делаю искренне, почему – пусть останется память. Пусть это останется лица. Неизвестно, что дальше будет там с кем из нас, да, чисто физически, ну это судьба, это знает только Господь Бог, пусть все будут здоровы, живы, но пусть останется память. Поэтому вот это вот сейчас я стараюсь этим заниматься.

Н.К.: А такой вопрос, а по поводу людей, с которыми вы туда ехали…

Л.Г.: Да.

Н.К.: Вы как с ними переписывались…

Л.Г.: Сейчас…

Н.К.: Как-то поддерживали отношения, вот так, да.

Л.Г.: Ага, поняла вопрос. Сейчас никак. От сейчас…

Н.К.: А по началу?

Л.Г.: …к сожалению связь расстались. Поначалу, в общем-то тоже где-то наверно год-два наверно каждый был в своих проблемах. Потом случилось следующее: Нина Волобуева она была проездом в Харькове. Это уже был где-то, наверное, год 89-й, да?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Она ехала в Москву из Симферополя. Отчество – Нина Александровна или Алексеевна. Ну для меня – просто Нина Волобуева. И она мне позвонила, мы обменялись какими-то координатами. Нет, подождите, когда я жила в Антраците у нас немножко с ней была переписка.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот в чем дело. Все-таки какая-то связь… с Анной Алексеевной поменьше, а с Ниной мы были одного возраста и мы еще что-то обсуждали, какие-то вот свои девичьи проблемы. Все-таки какая-то переписочка была, потому что харьковские мои координаты у нее тогда были. И она была проездом в Харькове, она ехала в Москву по каким-то делам и мы с ней целые-целые сутки там или сколько вот поезд мы ждали, пересадки там какой-то нужен был, просидели у меня, просто проболтали, провспоминали про все. Значит, тогда то, что она мне сказала – очень меня расстроило. У нее тогда уже не было половины щитовидки, вот и вторая половинка была под вопросом. И расстроила то, что она сказала, что у Анны Алексеевны, вот которая с Днепропетровска, ой или Днепродзержинска, значит, у нее колоссально упало зрение на тот период. Ну, мы микроскописты – для нас это катастрофа в профессии. То есть, глаза – это ж наше, наше, в общем-то наш инструмент основной. Вот. Как сложилась судьба у Марии Тимофеевны, вот которая с Молдавии, вот этого ни Нина тогда не знала, ничего. Сейчас, к сожалению, вот последние годы как-то я не знаю. Нина приглашала вот тогда еще, когда была в Харькове, приглашала в Симферополь, приглашала. Там обещала показать вот этот Никитский сад, но тогда, когда еще Крым (смеется), когда еще все это было ну совершенно по-другому, да это была вот перестройка, где-то еще, вот эти периоды, когда этот самый. Ну, вот как-то не сложилось, потом очевидно вот эти вот жизненные проблемы: ну я перевезла маму, да, там какие-то сложности были у нее в жизни очевидно. К сожалению, эта связь потерялась.

Н.К.: Угу.

Л.Г.:  Хотя, естественно, вот я каждый раз, когда бываю на каких-то, ну вот на каких-то вот когда годовщина или событие я вспоминаю этих милых женщин и желаю им по больше здоровья, чтоб, чтоб главное, чтоб были живы. Чтоб было здоровье.

Н.К.: Да.

Л.Г.: Чтобы жизнь хоть как-то радовала бы. По этой жизни. Очень хочу.

Н.К.: Это точно. А такой еще вопрос, Вы говорили, что когда купили еды – это Вас очень выручило.

Л.Г.: Да, да, да.

Н.К.: А в каком плане, то есть Вас там совсем не кормили или?

Л.Г.: Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, кормили, кормили, кормили.

Н.К.: Кормили?

Л.Г.: Значит, там прикрепили к какой-то столовой, ну это случилось не сразу.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: То есть, мы ж приехали, понимаете, мы же приехали там первые дни вот эти. Там организация она была в общем-то, наверное, все-таки с учетом вот того, что там происходило. Нужно отдать справедливость, она была организованна. Но никто же никого не ждал, ну они же не знали, там допустим, что мы приедем или что-то такое, да. И там было в то время, вот в тех местах, где мы были очень много ГАИ-шников.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот я очень много запомнила, что там вот я в Киеве столько их не видела. Хотя в Киеве гаишников было значительно больше, чем там, допустим, в Луганске или в Антраците, в котором я жила на тот период, да.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот там были такие желтенькие автомобильчики, я не помню как они назывались – Жигули такие вот эти, да. Вот. И их было чрезвычайно много. И вот они что-то, что-то или приехали к нам обследоваться или что-то такое: «Девочки мы вас в обед отвезем пообедать, там прикрепив к столовой» все прочее. То есть, и таким образом нас прикрепили к какой-то столовой и даже возили туда иногда покушать. Там как-то вот так вот, когда ситуация позволяла, когда в обед, иногда там в какой-то день они приехали, мы сказали: у нас столько работы, что вы извините, нам просто некогда, мы уже поужинаем тогда пойдем туда, вот. Еда там была, кормили там ну вот как-то обычно кормили, единственное, что мне тогда уже, я ж по специальности врач-эпидемиолог, да. Тогда я уже посмотрела просто вот, ну, глазами эпидемиолога по образованию, да (смеется), что там, в принципе, как же… то есть, на предмет антисанитарии, она конечно там была…

Н.К.: Была.

Л.Г.: Была, скажем так, да. Вот. И я удивлялась почему, ну как, как этот самый, как почему вспышки нет? Потом поняла, что очевидно радиация была, поэтому эта обработка такая, что…

Н.К.: (смеется) Что ничто…

Л.Г.: Да, что к сожалению…

Н.К.: …не выживет.

Л.Г.: Да. Это мне потом объясняли преподаватели института, когда я им этот вопрос задала, что ребята, ну должны быть какие-то носители, там такого не могло быть, что такая скученность людей и хотя бы одного там носителя дизентерии какой-нибудь не было, да? Который бы перезаразил. Погода способствовала – жарко было, да, там уже…

Н.К.: Все-таки…

Л.Г.: Все-таки то май, да. Там антисанитария какая-то, скученность была. Почему там не было вспышки? Если б они там какие-то были – все равно бы это мы бы слышали об этом, да, в какой-то форме, там по службе б это все передали. Мне сказали: «Лида, так а радиация».

Н.К.: Всего, да?

Л.Г.: Ну да, то есть, очевидно, очевидно каким-то образом, я не настаиваю на этом…

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Ну как версия, понимаете? Потому что скученность была колоссальная. И еще вот, не ну этот пример я не хочу, потому что он слишком грубый.

Н.К.: Как хотите, если не хотите…

Л.Г.: Это связано с туалетом, поэтому не хочу (смеется).

Н.К.: А, хорошо, не надо.

Л.Г.: Вот.

Н.К.: То есть вот так.

Л.Г.: Да, там единственное, что в плане антисанитарии, вот личной такой, я не предусмотрела это, когда уезжала из Киева, я в этой столовой лично для себя украла ложку. (смеется) То есть, я взяла одну ложку и уже куда-то в карман ее положила, носила с собой.

Н.К.: Ага.

Л.Г.: Вот, дело в том, что я еще немножко упустила, когда в Иванково нас привезли – нам выдали такие костюмы, значит, там какой-то огромный был размер, что в эту куртку там, наверное, двоих меня можно было завернуть. А брюки там вообще они были не… ну такие вот.

Н.К.: Ну, то есть одежду выдали, но не по размеру.

Л.Г.: Да и, (кашляет) извините, и «лепесточек» был, вот этот респиратор. Но респиратором, честно говоря, мы не пользовались, он просто болтался на шее. А курточку – да, я ее накидывала на плечи, когда мы шли на работу и туда. И в этой курточке в кармане у меня была вот эта ложка, то есть когда можно было покушать я (смеется), я уже как бы вот так вот, ну чтоб, я знаю, чтоб хоть как-то это было почище. Вот, это вот то, что запомнилось из этих моментов чисто в этом.

Н.К.: А когда вот только въехали туда, какое… в может быть Вы помните свое первое впечатление? Или Вы уже как-то…

Л.Г.: Вы знаете…

Н.К.: …представляли?

Л.Г.: Я помню, я помню, когда мы въезжали в Иванково, я помню, что там был, стоял такой военный солдатик и обрабатывал пеной вот эти колеса машин, которые выезжали с зоны. Это мне запомнилось хорошо. И запомнились вот эти автобусы, о которых я говорила, которые ну это, это вот. То есть, там же шла эвакуация. Это ж было 3-е мая, да. Там как раз уже начали вывозить людей. Там, очевидно, ну Припять, может быть, раньше, это я не знаю. Ну, вот мы потом обследовали, там были, вот привозили людей как бы транзитом, да, которые с окрестных сел.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Да, которые уже начали эвакуировать, которые, ну, сейчас их называют там отселенцы или как-то, да. Там, наверное, первая какая-то волна вот и Вы понимаете там даже может быть вот врачи-клиницисты, которые были ближе к людям, они в этом плане могут рассказать больше. Почему, потому что, что там видела я? Я видела только огромный объем лабораторной работы. И, собственно говоря, даже особо некогда было отвлекаться там на какие-то расспросы, на какие-то события. То есть мы понимали, что мы вот эту работу должны обработать, там каким-то образом списки эти кому-то отдать. И вот это наш объем. И желательно это закончить до того что пока хоть что-то видно, потому что со светом была напряженка.

Н.К.: А много людей было с плохой кровью?

Л.Г.: Вы знаете, там статистика, конечно, я вам не могу сказать вот эти все дни, но патологию мы находили.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот. Там еще было, вот направляли людей, которые были именно местные вот этих сел. То есть, вот эти ситуационные люди, которые там проездом как бы были. Военные приходили часто к нам те, которые туда были направлены, да, вот из контингента, который мы обследовали, и местное население. В местном населении даже там было один этот самый мы нашли, но мы ни в коем случае не стали выдавать окончательный диагноз, потому что у нас не было возможности даже толком качественно докрасить этот мазок и этим вопросом заниматься. Там было подозрение на лейкоз. Вряд ли это могло быть связанно с Чернобылем, ну просто людей так может быть массово и не обследовали.

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Именно лабораторно, да. То есть, ну раньше ж были, в общем то, ну как, была диспансеризация, да? То есть диспансеризация – это врач обходил там все вот эти вот, свой участок людей и кого нужно направлял там на дообследование, включительно анализы там, всё что угодно, любые там функциональные какие-то обследования, ЭКГ и так далее, да. Вот и далеко не… ну, может быть, не было такого массового лабораторного, вот большого такого именно, да. Вот поэтому я думаю, вот коллеги-клиницисты они в плане личных впечатлений Вам рассказать могут большее. Не потому, что мне есть что утаивать (смеется), просто потому, что я… я не знаю, что…

Н.К.: Вы просто занимались кровью, да.

Л.Г.: …я не могла этого видеть. То есть, я просто как-то вот то что, то, что я видела, то, что я вот сама была очевидцем, да. Ну вот, вот это я могу рассказать.

Н.К.: А люди, у которых Вы жили, что это были за люди?

Л.Г.: Это были местные жители, я плохо помню, потому что… Значит, я помню еще, что эти люди закрывали колодцы, там были колодезные у всех водоснабжение вот такое, да? Были вырыты колодцы. Ну, вот как у бабушки в селе, да.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Это, природа там изумительно красивая. Вот она какая-то своеобразная, может быть не броской красотой, но у такая украинская природа, да, вот Полесье. Да, вот как у Леси Украинки по детству что-то вспоминаю, где-то в чем-то. Конечно я не могу сказать обо всем. Но вот то, что я видела там, когда мы шли там работу – там какие-то вот такие вот хорошие хатынки такие, очень аккуратные. Это ж под Киевом. Тогда это было в советское время престижно, да, это. Вот. Люди неплохо жили тогда и справедливо это было. И вот я помню, что местные жители вот эти колодцы укрепляли полиэтиленом каким-то.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: То есть, ну, очевидно, наивно полагая, что это хоть меньше там попадет туда вот этой вот всего.

Н.К.: Пыли радиоактивной.

Л.Г.: Пыли радиоактивной, чего-то. Вот, поэтому как у них дальше что сложилось – я даже не знаю, потому что мы там очень недолго были и как-то очень вскользь были и что там. Ну, мы приходили переночевать…

Н.К.: То есть, там какая-то семья жила, да или?

Л.Г.: Там да, там была какая-то семья, потому что нам, я же говорю, у них было два дивана и нас туда и поместили. Там как-то, по моему, вот эта больница что-то там где-то находила вот эти вот места. Как-то размещала вот это всё. Вот, ну честное слово, там я не…

Н.К.: Там не запомнили, да?

Л.Г.: Клянусь, не помню ни как их зовут даже этих милых людей. Вот ну не запомнились они совсем. Но в принципе, в принципе, я ж говорю, мы уходили, вот, рано утром, да, где-то уходили мы там в 7…

Н.К.: То есть, никаких как-то…

Л.Г.: Контактов как таковых…

Н.К.: Взаимосвязей не было?

Л.Г.: …у нас не было, ну, наверное, их и не могло быть, потому что у них была своя жизнь, у нас были свои задачи. Мы ж не приехали с ними дружить, мы приехали работать, да. Хотя в принципе отношения, я же говорю, ну они пустили в дом. Это уже, я не знаю, что еще может быть ближе, да?

Н.К.: Да.

Л.Г.: Вот по любой жизни, в любое время.

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Вот. Поэтому, в принципе, вот люди очень были такие вот очень доброжелательные, те, у которых мы были, да. Вот, поэтому ну вот как-то конкретно вот оно ничего такого вспомнить я не могу, потому что ну во-первых это как-то. Ну тогда со совсем к этому… это было как-то, вот ну Вы знаете, совсем какое-то другое отношение к этому, да.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Ну, ну, попросили помочь – ну поехали, да. Ну и что здесь такого? Ну мы, ну честно говоря, это так нормально в моей ситуации. Ну и потом, Вы понимаете, ну в медицине это ж так принято помогать.

Н.К.: Ну конечно.

Л.Г.: Ну как можно – если, если человеку плохо, первое, что делаешь – стараешься руку помощи протянуть. Поэтому вот же я говорю, я там видела очень немного, это наверно как-то очень всё, может быть, субъективно, вот. Но я была искренняя. Вот всё, что я знала – я всё сказала.

Н.К.: А скажите такой вот вопрос: сейчас, ну последнее годы среди молодежи, студентов возникают такие, как сказать, мысли поехать на экскурсию в зону. Как Вы думаете, как Вы к этому вообще относитесь, это можно им делать или лучше не надо или вообще как?

Л.Г.: С точки зрения чего это? Вопрос, по моему, так как минимум на две части можно поделить.

Н.К.: Да?

Л.Г.:  На моральный и на физически связанный со здоровьем.

Н.К.: Ну давайте и так и так, то есть.

Л.Г.: В плане моральном, Вы знаете, я не уверена. Экскурсии нужны, но может быть это как-то более дистанционно. Ну пусть лучше соберут воспоминания вот людей. Ведь в семьях этих молодых людей могут быть люди, которые причастны к этим событиям: или участники или очевидцы тех событий, да. Может быть, этим молодым людям имеет смысл, ну может быть какой смысл ехать в эту зону, да, может быть имеет смысл поговорить с тетей, с дядей там, с братом старшим – вот с кем-то, да. Может быть, это будет даже правильнее. Вот. Вторая сторона в плане физической части, ну мне кажется, что любой риск, связанный со здоровьем без жизненной необходимости, он неуместен.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Это мое мнение как врача.

Н.К.: Угу, ну правильно наверно.

Л.Г.: Всё, что, всё, что хотя бы теоретически может повредить здоровью человека должно быть исключено. Поэтому я категорически не сторонник подобных экскурсий. То есть, там должны работать только профессионалы.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Люди, которые подготовлены, люди у которых какие-то стоят профессиональные задачи, связанные именно с вот этим местом и никаких экскурсий. Но это мое частное мнение. Я ни в коем случае это вот, не говорю категорически. Вы спросили мое мнение – я его озвучила.

Н.К.: Спасибо. А вот если бы было безопасно, например, да, и как Вы, я не знаю, со своей моральной точки зрения или как, как Вы ощущаете – Вы б скорее хотели бы побывать на том месте, где работали или скорее нет?

Л.Г.: Вы знаете, скорее нет.

Н.К.: По ощущениям?

Л.Г.: По ощущениям – скорее нет. Почему, потому что, ну вот эти вот дни – они сломали жизни очень многим людям и перевернули судьбы. И, в общем-то, меня это тоже коснулось, скажем так мягенько, да. Вот, поэтому, поэтому вот как-то всегда вот дни любой годовщины, да, вот любые, вот которые там ну годовщины, извините конечно за тон…

Н.К.: Нет, ну…

Л.Г.: Может быть немножко такой, ну как, цинизм, да?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Годовщина. Тоже мне годовщина это. Годовщина трагедия, да?

Н.К.: Ну да.

Л.Г.: Когда приближаются дни, связанные с этой трагедией, вот так вот скажем, это всегда больно.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот. Почему, потому что очень много знакомых людей… Да, мы были в разные периоды там, да. У каждого были свои задачи, да. Каждый был там, в общем-то, в силу каких-то своих вот этих вот профессиональных обязанностей, жизненных обстоятельствах и так далее. Ну, очень много есть людей, которыми вот пересекалась где-то в больничках, да, где-то вот просто по-соседски, где-то по жизни. Некоторых людей, очень многих уже нет в этой жизни.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот, это очень больная сторона, такая вот. Я их не забываю, я их помню. Я о них постоянно вспоминаю вот из тех знакомых, да, с которыми пересекалась. Вот. Это люди, которым еще имело бы смысл жить и очень долго, вот. Но вот так сложились жизни. Вот, которые… Ну вот самое ценное – это человеческая жизнь.

Н.К.: Ну, конечно.

Л.Г.: Вы понимаете? Поэтому если рискуют какая-то молодежь без особой надобности… Ребята, очень много других мест! Едьте, радуйтесь жизни. Зачем вам это? Поговорите с теми людьми, что были, посмотрите хронику. Но это мое мнение. Это я уже повторяюсь, наверное, немножко, извините.

Н.К.: А скажите, такой еще вопрос, а как Вы думаете, почему вот, вот случилась такая трагедия, почему вот стало возможным, что произошла авария? То есть, многие винят что, говорят, что, может, халатность. Многие говорят, что спешили, может быть, сильно. Вот как Вам кажется, почему?

Л.Г.: Вы знаете, Наташа, этот вопрос не ко мне, потому что я слишком не специалист в этой области (смеется). Понимаете, я, собственно говоря, я точно так же задаю себе эти вопросы. Точно так же на них нет ответов. Точно так мне безумно жалко пожарников-ребят в первые дни, которые у Андрея Ивановича Воробьева лежали, которые так тяжело, трагично, страшно умерли, да?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: У которых, очевидно, просто не было шансов выжить. Я уже потом как врач-лаборант отслеживала эту ситуацию, да. Ну, Андрей Иванович Воробьев – это гематолог ведущий Советского Союза с мировым именем, а Мария Антоновна Базарнова, у которой я училась, они сотрудники, они добрые друзья.

Н.К.: Ну, в общем, Вы знали.

Л.Г.:  Да. Из Киева вот, вот этих, самые сложные ситуации вот эти вот медицинские направляли на Андрея Ивановича Воробьева, на Московскую клинику, где, в общем-то, там были попытки вот как-то вот это помочь. Поэтому причина, вот Вы спросили, почему, что, как – очевидно, это Вам больше расскажут инженеры, больше расскажут эксплуатационщики, но не врач лаборант (смеется). Я честное слово не знаю. У меня нет версий, почему, потому что я не была не жительницей Припяти, я не имела отношения никакого к этой станции, да. Я не разговаривала с людьми, даже которые имели… мне не сложилось так в жизни, вот. Поэтому я только слежу точно так же вот как и все обыватели за тем, что вот какие версии возникают и, собственно говоря, какой-то такой вот объективной моей версии нет и быть не может, потому что в этих вопросах я дилетант.

Н.К.: Ну так. А как Вы думаете, а как, ну, повлияла на Украину в целом, может, в культурном плане, может быть в физическом?

Л.Г.: Ой.

Н.К.: Как, как Вам видится?

Л.Г.: Вы знаете, а я Вам по другому скажу: я не знаю, как повлияло. Я точно знаю, что онкопатология скорее всего возросла.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: У меня нет статистики, но просто по другому, вот, мыслями, мыслями врача-лаборанта –

Н.К.: Да.

Л.Г.: По другому быть не могло. Статистики у меня нет, повторяю. Я не настаиваю. То есть, скажем так: могла возрасти онкопатология и гипотетически это могло быть связано с Чернобылем.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Я вот так обтекаемо предположу, осторожно. Не настаиваю, потому что, повторяю, нет статистики. Так, в отношении вот этого вот, как Вы говорите, культурного вот этого всего, вот смотрите: допустим, я была там первые дни, да?

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот эти. Майская я. Вот, там у меня было впечатление, что были люди со многих республик уже, в первые дни. То есть, была бригада с Тернополя, была бригада с Полтавы, был Подольский военный госпиталь, да. То есть, вот эта вот организация потом, пересекаясь с людьми уже много-много лет спустя, вот и сейчас Вы видите, да, да там со всего Союза люди помогали восстанавливать.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Вот. В отношении вот это как это повлияло на культурное – я не знаю, но дело в том, что тогда это было вот ощущение общей беды.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: И ощущение, какой-то вот – чем я могу помочь, да? И это как-то сплачивало. Ну, вот в нашей бригаде была – мы ее называли Маша-молдаванка, Марья Тимофеевна, да? Я даже фамилии не знаю, так. Ну, не было мысли там, вот по какому-то там, ну я не знаю, национальному, социальному, там какому-то образовательному признаку, культурному людей делить.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Ну вот, ну не знаю, мыслей не возникало. Поэтому как это повлияло на, на, на дальнейшую ситуацию – я Вам сказать не могу.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Опять таки, тоже, ну, тут, понимаете, нет фактов никаких-то, ну и потом, что такое мое мнение. Это, опять-таки, требуются какие-то более серьезные, наверное, люди в этом деле, понимающие, более глубоко копающие.

Н.К.: Ну, Ваше мнение тоже очень важно. Вы свидетель исторических событий.

Л.Г.: Ну, дело в том, что я свидетель вот такой вот какой-то… ну, части этих событий, скажем так. Я не была в Припяти, я не могла в ней быть, да, на тот период. Я не была в самом Чернобыле. Я, Боже упаси, не была на реакторе, да. Вот, то есть, поэтому сказать, что я там, ну такой уже очевидец крупный, да? Ну что я там видела? Я видела то, что немножко в Киеве было, я видела то, что было по дороге, да, и то, что было потом. Вот то, что уже там ну на своем участке.

Н.К.: В зоне вот в этой, да?

Л.Г.: Да, на своем участке, вот где мне приходилось быть. Вот, ну вот всё, что это. Остальное – я не могу претендовать на какие-то такие общие выводы, потому что для этого нужно иметь какую-то информацию, какие-то факты, какие-то основания для этого. Это слишком общие, слишком такие серьезные вопросы, которые нам требуют (смеется) другого уровня подготовки, не моего.

Н.К.: Ну, тогда такой вопрос: как Вы думаете, вот будут там потомки, дети еще будут рождаться, то есть как вот сейчас много чего мы можем прочитать только из учебников. Например, про Вторую мировую войну у нас уже мало у кого можно спросить, правильно?

Л.Г.: К сожалению.

Н.К.: Да, время идет, но люди не вечны. И как Вы думаете, Вот какой опыт, может быть что-то важное, что можно было бы такое записать, может быть в учебник, чтобы дети в будущем могли прочитать и, может быть, не совершать тех же ошибок. Что-то, что, может быть, нужно помнить или что-то, о чем ни в коем случае нельзя забывать? Что бы им можно было бы такое передать?

Л.Г.: Ой, Наталочка, какие ж Вы вопросы общие задаете (смеется). Какие сложные. Я не знаю, как ответить. Ну, наверное, дети должны учиться в любой стране, в любой ситуации, в любое время. Почему, потому что тогда больше вероятности, что техногенных катастроф будет меньше.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Я не знаю, что было причиной этого всего, что у этой трагедии, мировой трагедии, что произошла, да, вот, ну трагедии вселенского масштаба этой.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Самой крупной, самой страшной техногенной катастрофы. Но исключать там какой-то человеческий фактор нельзя. Его мог совершить человек по недомыслию, по недоучиванию, почему то по не, не специализации, по непрофессионализму. То есть, я не настаиваю на этой версии, но такое исключить нельзя.

Н.К.: Угу.

Л.Г.: Это первый момент. То есть дети должны учиться, в любой ситуации, вот, и наверно оставаться людьми в любой ситуации. Вот это то, что самое главное. То, что отличает, ну, наверное, нашу украинскую нацию. То есть, в любой ситуации все-таки вот я верю в человеческий фактор, в доброе начало человека. Это искренне, это абсолютно вот так как есть.

Н.К.: Спасибо. Может что-то еще хотите добавить или?

Л.Г.: Ну, наверное, всё. Я и так, наверное, слишком…

Н.К.: Спасибо, нет, хорошо.

Л.Г.: Простите, если что не то.