Наталия Козлова (далее Н.К.): Сегодня у нас 25-е февраля 2014-го года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я Козлова Наталия у… Представьтесь, пожалуйста.

Тарон Тунян (далее Т.Т.): Тунян Тарон Аршалуйси.

Н.К.: Очень приятно. И теперь у меня будет к Вам первый вопрос, он достаточно обширный, и вопрос-просьба – рассказать историю Вашей жизни. Вот, что считаете нужным. Может с самого начала, где выросли, как?

Т.Т.: Ну, я родился в Армении в городе Кировакане, вырос там. Учился в средней школе, закончил техникум, оттуда призвался в армию. В 1984-м году призвали меня в армию. Был солдатом срочником. Службу проходил в городе Харькове. Войсковая часть 18726 – это химический батальон радиационной разведки, химразведки. Ну, скажу сразу – в 86-м году я один из первых из Харькова, Харьковской области принимал участие в ликвидации аварии Чернобыльской АЭС. 28-го апреля 86-го года наша часть спустя, через 2 дня взрыва, страшной катастрофы этой мировой, наша часть была развёрнута.

Н.К.: То есть сразу?

Т.Т.: Сразу, да. Это посёлок Лелёв возле реки Припять, Иванковского района. Вот, так как наша рота, первая рота радиационной химической разведки именно специализированная по этому направлению была, нас откомандировали туда и мы принимали непосредственное участие. И по 20-е мая мы были в Чернобыле, принимали, скажем, так, участие. Мы там, ну, дозиметрическими контролями, дозиметрами меряли там радиацию, высокая ли там радиация, какая там, в общем, это самое. Как Вам рассказать? Это, это страшное, страшно видеть своими глазами. Спустя 28, уже прошло 28 лет практически скоро будет. Ну, знаете, это боль, и эти воспоминания, я не думаю, что пройдут. Всё чем взрослеем, тем сознательно осознаём, куда нас забрали, где мы участвовали и так далее.

Н.К.: А как вообще это тогда происходило? Тогда ещё не знали, да, что такое радиация? Как-то понимания не было?

Т.Т.: Абсолютно, абсолютно. Мы, меня 2-го мая должны были увольнять. И командир части, вот осталось там всего лишь 6-7 дней до увольнения, мне командир части сказал – вот это как бы последний, последняя командировка. Нам, когда грамма (телеграмма) пришла, никто не знал куда едет. Мы, когда уже там осталось, наверное, 50-60 километров до пункта назначения до посёлка Лелёв, где развернулась наша часть, была команда, мы остановились, а там жители этого района начали перекрестится. Нам воду, фрукты, такое там, скажем, овощи поднесли. Когда начали креститься, мы уже поняли, что что-то не то. И потом была команда защитный комплект надеть – газы (противогазы).

Н.К.: И вот тогда было какое-то ощущение, что страшное?

Т.Т.: И мы уже поняли, что что-то страшное и куда-то едем уже, да. Надо эту боевую задачу выполнять. Вот так вот.

Н.К.: То есть… А как Вы узнали, что там авария, в какой момент Вам сказали?

Т.Т.: Когда уже мы разворачивали нашу полевую часть. Уже ж видно было – огонь такой страшной высоты, вертолёты летали. И таких свинцов там с вертолёта бросали на огонь, чтоб как-то не сильно поднялась эта радиация в воздух.

Н.К.: То есть Вы сами увидели, Вас не предупреждали, ничего?

Т.Т.: Нет, нет, мы уже на месте только узнали об этом.

Н.К.: А где Вас поселили, где Вы жили?

Т.Т.: В палатках.

Н.К.: Ага, в палатках. То есть такие полевые условия?

Т.Т.: Полевые условия, конечно. Каждое утро практически, вечер и после, как мы зашли на реактор, вышли, меняли нам наше обмундирование всё. Мы жгли это всё, то, что на нас было, потому что высокая радиация была.

Н.К.: А как было с питанием у вас?

Т.Т.: Нормальная полевая кухня.

Н.К.: То есть нормально?

Т.Т.: Да, кормили, как положено. Спали с респираторами, противогазами, когда как.

Н.К.: Ничего себе, прямо в этом всём и спали, да?

Т.Т.: Да, пришлось так. Очень высокая там была радиация. Ну, когда мы там были, практически никто там не был. Ну, пожарники, наверное, там были и всё. Наша часть, так как специализированная была химическая разведка, нас одних из первых подняли по тревоге. И, вот, мы, скажем так, 28-го утром уже были там.

Н.К.: А медпомощь какая-то вам оказывалась, как это было организовано?

Т.Т.: Ну, как обычно, там была развёрнута тоже, фельдшера там были, как в военно-полевых условиях. Как должны быть, так и было там, персонал.

Н.К.: А вы занимались там измерением…, ну как дозиметристами, да, были, можно сказать?

Т.Т.: Да.

Н.К.: А, что ещё, какие работы?

Т.Т.: Наша задача эта было. А потом после нас приехали другие, там войсковые части, специализированные по другим работам и так далее. Наша задача была мерять там радиацию и так далее. Мы реактор, зашли-вышли с дозиметрами.

Н.К.: Ничего себе, даже туда, да?

Т.Т.: У нас, у нас в карманах были дозиметры, они зашкалили, скажем так. А у нас потом собрали и сказали, что это типа не рабочие дозиметры.

Н.К.: Ничего себе…

Т.Т.: Да, это на самом деле так было.

Н.К.: Ничего себе.

Т.Т.: Да.

Н.К.: А потом как? Вас просто вернули домой, да, или?

Т.Т.: Да, 20-го мая нашу роту. Ну, я не помню, по-моему, не всех. Почти не все вернулись. И очень многие сразу в госпиталь на Тринклера у нас в Харькове попали ребята. Мы проходили здесь медицинский осмотр на Пушкинской, в институте медрадиологии, институт радиологии. И нам тогда дали такие справочки, что выдана справка, допустим, Туняну Тарону, что он может находиться в коллективе. Вот такие справочки у нас были. По-моему, у меня дома до сих пор эти бумажки сохранились. Да. И я поехал домой в Армению. Прошёл полностью медосмотр там. Уже спустя полгода потихонечку, потихонечку видно было, что ухудшается здоровье. Состояние здоровья ухудшается. Ну, живём, лечимся.

Н.К.: А когда вы приехали домой, было ли к Вам какое-то особое отношение, как к ликвидатору, как-то это отмечалось вообще?

Т.Т.: Как отмечалось – мне в военном нашем этом самом, как его, комиссариате военком спрашивал: «Расскажи, что там как там и так далее». Ну, я рассказывал, как и сейчас вам рассказываю. Ну, страшно было людям, даже чтобы находиться рядом с ними, боялись, что они получат эту радиацию.

Н.К.: Ничего себе!

Т.Т.: Да, действительно так.

Н.К.: Даже так, такое вот?

Т.Т.: Да, были моменты так, страшновато было. Потом я прошёл полный медосмотр. Назначили куча, очень много лекарств, капельницы и так далее.

Н.К.: А среди соседей и просто друзей как-то?

Т.Т.: Нормально относились, нормально. Ну, как объяснить? Солдат выполнял свой воинский долг.

Н.К.: То есть, никаких ни плюсов, ни минусов, а просто как данность?

Т.Т.: Ну, как плюсов, минусов? Они все, всем интересно было, что мы там делали, что это за такая, эта самая авария была и так далее. Я что видел, то и рассказывал, это ж не секретно было.

Н.К.: Ну, наверное, интересно, просто было всем, да?

Т.Т.: Интересно было всем, да, узнать, как, что случилось. Как мы справились с этой задачей. Вот так, вот, да.

Н.К.: А были ли какие-то ситуации, которые вам запомнились?

Т.Т.: Ну, ситуаций…

Н.К.: Или, может, удивили и этим запомнились?

Т.Т.: Скажем так, это как бы как обычная была командировка, но это была особая командировка. Ну, как Вам сказать, это ж каждое утро просыпаемся, видим этот дым, этот пожар, этот огонь, каждое утро там. Ну, как, ну, вот, скажем так, на чуть-чуть как бы настрой был уже по-другому. Особенно перед дембелем, что уже знаешь, что вот сегодня-завтра ты должен был увольняться, а тут вот эта страшная авария. Ну, скажем так, не совсем… у кого как можно сказать, что настрой был хороший. Это ж мы там получаем каждую секунду радиацию. Получили огромную дозу облучения, а написали такую мизерную. Ну…

Н.К.: Ну, понятно. А были ли люди, которые Вам как-то запомнились, как-то, может, проявили себя?

Т.Т.: Ну, ну, и все там равны были. Даже офицерский состав с нами уже как друзей. У нас и так с ними хорошие отношения были, а там уже на полевых условиях тем более. Вот по такому случаю уже почти мы все равны там, друг друга слушали. Скажем так, отнеслись друг к другу очень хорошо, по-дружески. Там уже, скажем так, офицерский, солдатский состав был практически такой, наравне. Так как мы выполняли, скажем так, вместе одну задачу. А так случаи как? Ну, там такое, что, скажем так, со всеми мы и сейчас дружим вместе, кто на Украине находится, живёт. Что солдаты, что офицеры, у меня и тогда и сейчас с ними дружеские, тёплые отношения.

Н.К.: А, то есть, с теми, кто там был, вы до сих пор поддерживаете связь?

Т.Т.: С моей роты, с моего взвода, командир взвода мой – Уксусов Сергей Викторович здесь. Он уже в отставке. Мои сослуживцы из Западной Украины и с Луганска, с Донецка, с Днепропетровска, с Кривого Рога, из Киева – мы до сих пор вяжем хорошую связь, созваниваемся, встречаемся. Так, что вот так.

Н.К.: А о чём чаще всего говорите?

Т.Т.: Ну, о чём? О жизни, о дальнейших наших, скажем так, планах. Как делать, чтоб отнеслись к нашим чернобыльцам более, скажем так, нормально, достойно. Пенсии у нас, скажем так, заниженные. Очень многое, очень многие, у очень многих не выплачивается сейчас, эти самые, которые суды у нас были и судились с пенсионным фондом. У меня вообще самая мизерная пенсия, как солдата-срочника. А их всего в Украине осталось 1200 человек.

Н.К.: То есть обсуждаете насущные проблемы?

Т.Т.: Конечно, да, чернобыльские вопросы, скажем так, и так о жизни в целом, о семье, о работе, о детях и так далее.

Н.К.: А потом, когда Вы вернулись, что было дальше? Как Вы дальше? Где Вы работали? Как дальше продолжалась ваша жизнь?

Т.Т.: Ну, в 86-м я вернулся на Родину, начал работать там, в промторге в качестве продавца. А через год стал заведующим магазином. И там, в 88-м году у нас, если вы помните, 7-го декабря случилась беда – страшное землетрясение в Армении было. И, скажем так, много очень людей остались без крыши. Много. Долгие годы у нас газа не было. Свет, может быть, было 2-3 часа в сутки. Воды – мы носили там, приехали машины, стояли. Воду мы носили вёдрами и так далее. Вот так жили несколько лет. И уже увидел, что надо будет что-то уже думать. У меня двое маленьких детей уже в то время. Через 10 дней спустя от землетрясения, от этого дня катастрофического, трагического землетрясения, что было 17-го декабря родился у меня сын. Уже, так как у нас не было возможности, роддом разрушился, и так далее мы поехали в Ереван, столица Армении. И там родился у меня сын 17-го декабря. А в 90-м году родилась у меня дочка. Ну, потихонечку жизнь стала, скажем так, труднее, денег заработать труднее. И пришлось мне выехать за пределы нашей Родины Армении.

Н.К.: Угу.

Т.Т.: И с 94-го года я основательно переехал с семьёй в Украину, Харьков. И уже 20 лет живу, работаю в Харькове. У меня в 95-м родился 3-й ребёнок – сын. И, вот, уже 20 лет, скажем так, почти половина моей жизни живу с семьёй в Харькове, работаю. И, слава Богу, тут вроде всё нормально, за исключением, есть моменты, касающиеся чернобыльских вопросов. И мы с друзьями, с коллегами собираемся – решаем, как помочь друг другу, как выйти с одной и другой ситуации, ну, находим выходы. Трудновато, конечно, но, скажем так, выходим из ситуации, скажем так, с честью и стараемся помочь друг другу, детям Чернобыля. Я как руководитель, новоиспечённый, городского комитета «Дети Чернобыля», так как у меня уже трое детей, внучка уже есть у меня – 3 годика будет моей Софийке. Я очень люблю детей и буду стараться делать всё возможное, помочь нашим детям-чернобыльцам в любой сфере. Это касается медикаментов, надо будет там помощь всяческую – буду, найти выходы, если сам не могу решать эти вопросы, что бы всячески помогать детям чернобыльцев.

Н.К.: А скажите, почему Вы выбрали именно Харьков? Были ли какие-то причины? Может друзья или как?

Т.Т.: Учитывая, что…

Н.К.: Давайте я перерыв сделаю, возьмёте трубку. (пауза) Продолжаем. Итак, мы остановились на том, что, почему именно Харьков больше понравился.

Т.Т.: Я же, во-первых, службу проходил в Харькове. Здесь во время прохождения службы у меня многие друзья были, и мы дружили. И как бы вот так вот, скажем так. Я ж до Харькова в Москве работал, как пару лет без семьи. Семья в Армении была. А потом уже решились уже выехать с Армении, так как там действительно трудно тогда было жить, работать. Работы не было. Вот так, вот. Ещё с детьми маленькими. И так решились приехать в Харьков. И уже, скажем так, 20 лет живём, работаю в Харькове во благо нашей семьи, нашей страны. И, вот так вот.

Н.К.: А скажите, вот последнее время среди, ну, как, молодёжи есть такие популярные идеи поехать на экскурсию в зону, в ту зону. Как Вы вообще смотрите на это, что вы думаете по этому поводу?

Т.Т.: Ну, скажу вам честно, это нормально, дети должны знать, что там случилось. Это, наверное, самое, один из самых больших катастроф двадцатого века. И каждый ребёнок, даже в школе должны их учить. Чтобы как бы люди знали свою историю, дети знали историю свою, своих предков. Ну, это своего рода, скажем так, тоже… Ну, экскурсия понятно, в плане того, уже ж не из тех экскурсий, что бы поехали там погуляли и так далее. Ну, это техногенная катастрофа была 20-го века самая, наверное, страшная. И я думаю, что дети должны знать свою историю. Особенно те дети, которые живут, как на территории Украины они должны знать, что там случилось. Как ихние деды, отцы, прадеды, там как спасли, скажем так, от трагических событий тех времён.

Н.К.: А, как Вы считаете, не опасно ли туда сейчас въезжать или уже?

Т.Т.: Ну, я думаю уже сейчас, я, честно говоря, там уже не был после 86-го года и я думаю, что сейчас уже не так страшно. Потому что уже очень многие мои друзья туда в эту 30-ти километровую зону, на саму станцию туда уже заезжали, рассказывают. Знаете, не знаю, может даже у меня придёт мысль и я тоже, как-нибудь тоже поеду, пройдусь по тем местам.

Н.К.: То есть хотелось бы, да, побывать?

Т.Т.: Тем местам, да. Тем местам, где мы были в те страшные эти промежутки времени. Да, вот так вот.

Н.К.: То есть если бы была возможность, все-таки интересно было б съездить?

Т.Т.: Ну, может быть, и поедем, посмотрим. Почему бы и нет. Прошло почти уже 30 лет. Я думаю, можно поехать, посмотреть. Здоровье, конечно, мы там оставили своё. Я думаю, сейчас не так страшно, как 28 лет тому назад. Поэтому детям, когда возят, я думаю, там уже работают всякие специалисты, знают, что не так страшно, поэтому и детей туда возят. Слава Богу, сейчас уже все обо всём в курсе, не так, как мы там. Даже, по-моему, в первых числах мая только сообщили об этой катастрофе. Держали тогда в тайне, не чего не говорили.

Н.К.: То есть вообще народ не знал, да?

Т.Т.: Народ же ж тогда не знал, да. Останавливали машины, таксиста, водителей автобуса, грузили на другой автобус и везли туда. Везли туда в Чернобыль, в 30-ти километровую зону. Люди не знали куда везут, за что их сняли с кресла таксиста там. Такие моменты тоже были. Рассказывали таксисты, что: «Вот, нас вот так вот останавливали, посадили в автобус и туда». Вот так вот было, так.

Н.К.: Секретность такая была?

Т.Т.: Да, секретность была тогда при Союзе. А сейчас Чернобыль доступен для всего человечества.

Н.К.: А что Вы думаете по поводу мероприятий, посвящённых памяти этим событиям?

Т.Т.: Это…

Н.К.: Как вам кажется? Может быть, как, я не знаю, Вам кажется, может быть, их можно было бы сделать как-то по-другому, достаточно, не достаточно?

Т.Т.: Ну, я думаю эти такие события, что допустим, чаще вспоминать тоже я не считаю правильным. Есть 26-е апреля – это день ликвидатора. И есть у нас 14-е декабря – день чествования чернобыльцев. Две даты. А по ходу есть, вот, мы недавно, позавчера буквально был день защитника отечества, допустим. Да, это тоже наш праздник. Я думаю, вот, получается, 26-го собираемся возле памятника в Молодёжном парке, поминаем наших друзей ушедших. Сворачивается там полевая кухня, и так же 14-го декабря в день чествования тоже собираемся там, тоже полевая кухня, полевой 50 грамм, каша полевая и каждый вспоминает своё участие, свою долю, свою лепту, как он внёс в этом деле. И дай Бог тем, кто есть долгих лет жизни, здоровья самое главное. И чтобы наши дети, наши внуки не видели такую катастрофу, то, что видели мы, наше старшее поколение. Да, будем делать всё возможное, чтоб и сберегать и сберечь наших детей, внуков от таких катастроф.

Н.К.: А из всего происходящего в этом всём, какую бы мысль Вы, возможно бы советовали передать потомкам? Может быть то, чего нельзя забыть или то, о чём нужно обязательно помнить. Вот, что через много лет ребенок в школе, открыв учебник должен прочитать, что он должен обязательно из этого всего извлечь?

Т.Т.:  Вот вы правильно заметили насчёт учебников. Один из наших советов, что мы провели, все были за то, что ввести в учебниках о Чернобыле, чтобы дети наши знали больше. Чтобы они уже, когда дети будут знать о прошедшем мире, допустим, чем больше, тем будут они, скажем так, как бы подходить к этому… Как слово подобрать? С осторожностью либо, или как бы повнимательнее, чтобы были и так далее. Понимаете?

Н.К.:  То есть Вы бы выделили внимательность скорее, да? Чтоб дети были…

Т.Т.: Конечно, конечно. Детям надо рассказать, чтобы они были в курсе обо всём, о происходящем сегодня, завтра, вчера, что было и так далее. Чтоб дети знали об этих событиях по возможности больше. Чтобы они знали, как если, не дай Бог, не дай Господь, что такое случилось, чтоб как себя вести. Да, вот так вот.

Н.К.: Спасибо. Может, хотите ещё что-то добавить?

Т.Т.:  Нет, думаю, достаточно я уже сказал. И под конец хочу ещё раз пожелать моим коллегам – всем чернобыльцам здоровья, крепкое здоровье, долгих лет жизни. И здоровья, счастья, удачи ихним семьям. Всё, я думаю.

Н.К.: Спасибо!