Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас 21-е января 2015 года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я – Козлова Наталия, у… Представьтесь, пожалуйста.

Яков Чередниченко (далее Я.Ч.): Чередниченко Яков Евгеньевич.

Н.К.: Очень приятно. И первый мой к Вам вопрос, он достаточно обширный, вопрос-просьба. Просьба рассказать историю Вашей жизни, вот что считаете нужным. Можно с самого начала.

Я.Ч.: Та что? Родился 23-го ноября 59-го года. Как обычно – школа, не, садик, школа, потом после школы техникум автотранспортный на Тевелева. Ну, сейчас не знаю, как она даже называется (смеется). Раз за разом меняют. После техникума армия, войска стратегического назначения, ракетные. После армии женился. До Чернобыльской у меня сын и дочка. Потом поступил на работу в Харьковский автодорожный институт – ХАДИ. Сейчас он немножко называется ХГАДУ. Раньше ХАДИ было, звучало лучше. В 86-м году, как бы там не было, меня как специалиста, я в ракетных войсках стратегического значения служил, и меня сразу туда забрали. 4-го октября. Еще крыши не было. Я попал в батальон спецобработки, БСУ как называли, 25-й бригады. И буквально 4-го приехал и 5-го нас сразу отправили на реактор.

Н.К.: Угу.

Я.Ч.: Ну, что? Что мы там делали? Ну, свое житейское я вкратце сказал. Там мы, я был командиром химической радиационной разведки и дозиметрического контроля. У меня палатка была 40 человек и мы почти каждый день, особенно первое время, выезжали на, как говорится, дезактивацию всех помещений, всё, что там есть. Потому что перед нами приходили дезактиваторы, они распечатывали, мы заходили и начиная с потолка все это вымывали: стены, потолок, потом стены, потом пол. Это все вгребали воду, ну, вода обыкновенная была вода, порошок стиральный.

Н.К.: Просто обычным стиральным порошком?

Я.Ч.: Обычным стиральным порошком.

Н.К.: То есть, никаких таких?

Я.Ч.: Никаких. И рукавицы были резиновые дырявые. Давали лепестки марлевые, не, как говорится, противогазы, а марлевые, обыкновенные марлевые эти самые, которые буквально через 5-10 минут становился мокрым и такой красноватого оттенка. Ну, оно ж там радиация, это всё.

Н.К.: А то есть, была влажность, да и поэтому, то есть?

Я.Ч.: И влажность была и сам ты, когда дышишь…

Н.К.: А все, понятно.

Я.Ч.: …оно то влажность тоже идет. А то, что кругом фон, он просто накапливается на этой марле и она получалась немножко красной.

Н.К.: А это ж было холодно уже, да? То есть, осень.

Я.Ч.: Та я б не сказал, что холодно. Было там, мы в этих, как говорится, телогрейки без воротников, вот эти вот короткие. Мы спокойно ходили. Оно не холодно было. Это я был тогда с 4-го октября по 29-е октября. И ото мы вымывали полностью, начиная из-под крыши, заканчивая нулевой отметкой. Это все, когда мы мыли, собирали ведра и там в каждом углу помещения были трубы. Не знаю, диаметра где-то сантиметров 50 и это все мы туда, всю эту грязь, всё, что мы смыли, всю эту пыль, мы туда выливали, которая выходила ниже нулевой отметки накопителя. И вот так вымыли мы это все, потом приходили дозиметристы, проверили, опечатали. Лестницы, даже я видал этот многогранник, реактор 3-й, который целый был. Там с дыркой в углу, они ж 4-й, 3-й рядом. Этот большой многогранник видал через наблюдатель, не через главный там, где там эти самые операторы сидят, именно там, где небольшое помещение. Там, где можете представить себе: окно, я когда посмотрел так сверху вниз под наклоном, 8 слоев такой типа как желтоватой жидкости, может, глицерин или что, где-то вот такой толщины, где-то метр толщины было такое стекло. И видно все этот нержавейку, стержни висят в зале. Ну, это графитовые.

Н.К.: Угу.

Я.Ч.: Ну, вот это вымывали полностью. Потом, когда вымыли, нас направили уже на Припять. Ну, это 3 км от станции всего-навсего. И мы туда приезжали, там было единственная станция обезжелезивания глубоководное, где была единственная питьевая вода, и нужно было все сделать. Нам дали неделю, чтоб мы сделали, то есть, покрыли полностью. Снять надо было дерну, заложить плитами, засыпать перегородки где-то сантиметров по 10 давали щебенкой, залить бетон все. Ну, это мы сделали не за неделю, а сделали за 3 дня. И я как командир, будем говорить, палатки или как там называть, я даже не знаю. Хлопцев всего у меня было 40 человек. Стал победителем Корчаговской варты. Это я был тогда еще комсомольцем последний год. Мне тогда было всего-навсего 28 лет. Ну, слава Богу, хоть дети были до Чернобыльской. Так, что фотографировал меня возле маршала Советского Союза. Ну, как фотографировали. Вообще ни одной фотографии оттуда. Мы только так делали: утром в 5 часов подъем, поели самые первые. Кто остается в наряде, тех в 6 часов будят, тех, кто… Мы там обычно так делали: ну, часов до 2 тоже не спали, ждали, кто куда едет. И вот кто едет на реактор или на Припять, полотенце завязывали, ну, двухъярусные кровати и полотенце, кто едет. Все. Тогда переспал, в 5 часов будят. Успел помыться, значит успел.

Н.К.: А что значит полотенце завязывали?

Я.Ч.: Ну, полотенца, кто едет на реактор и на Припять, их раньше будили. Не в 6 часов, а в 5 часов.

Н.К.: А, то есть, это как-то как знак был, да?

Я.Ч.: Это как знак, чтоб дневальный, который был в палатке, совместная палатка, чтоб он утром нас будил. Потому что вырубаливались от и до.

Н.К.: Ну, то есть…

Я.Ч.: И вот разбудили и вперед. Если успел помыться, там один АРС давали на первом БСО и на втором БСО. Успел помыться, успел, не успел – умывайся газированной водой.

Н.К.: (смеется) А что, можно было газированной умываться?

Я.Ч.: Ну, дело в том, что мы на первом реакторе, когда уезжали уже с работы, мы заезжали на первый реактор, там сразу за первым реактором, там можно было поменять пустые ящики, ну, с пустыми бутылками на новый. Алки туда приходили, ну, это большие такие фуры как их называли тогда, алки. И вот мы набирали воды. Сначала у нас на палатку был один ящик воды. Но что такое 20 бутылок на 40 человек?

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Ну, а потом мы начали немножко хитрить. Вышли, например, на промплощадку, ящик увидал, я сразу в машину его. Приезжаем 3-4 бутылки в один ящик, 3-4 бутылки в другой ящик. Приезжаешь: «А где остальные?» – «Та побились». Вот вместо одного ящика уже два брали. И вот так дошло, что у нас офицеры даже приходили (смеется) просить воду. У нас было 3 бутылки, то есть, 3 бутылки – 3 ящика газировки любой. Там Боржоми было, Оболонская, иногда даже, эта, Фанту нам удавалось добыть. Ну, самое интересное, это сейчас никто просто не понимает, как это можно газированной водой бриться.

Н.К.: Ух ты.

Я.Ч.: Это после этого получается у тебя на щеке пемза и попробуй ее сбрить.

Н.К.: Ой.

Я.Ч.: Ото «ой», это ничего страшного. И тоже самое чистить зубы. Попробуйте газированной водой. Для эксперимента. Вот когда…

Н.К.: Надо попробовать. Обязательно.

Я.Ч.: (смеется) Интереснейшая вещь получается. Ну, а так. Ну, я б не сказал. Дело в том, что первый раз, когда ехали на реактор, ну посмотреть, все говорят, а ну… Всю дорогу постоянно промывали, смывали и она мокрая. И мы приехали как негры. На первом же ряде. Все, кто раньше был, они сели под кабину водителя, а мы ж посмотреть, мы первый день. 4-го привезли ночью в 11, а 5-го в полшестого уже мы встали. Нас построили. Два фонаря всего было на плацу, собрали и «фить» – сразу. Первый день я потерялся. Ну, сел. Кто в «хрюкалах» этих, ну, там марлевые такие «хрюкалы» называли.

Н.К.: Марлевые повязки?

Я.Ч.: Да. Марлевые повязки. Еще ж было как – химзащита, ну, как химзащита, пропитка. То есть, мы приезжали туда в своей форме, на… я не помню каком этаже, там, где и баня была, еще там переодевались в пропитку. Рукава застегивались, ноги, без карманов, без ничего, просто одевалось и сверху накидывалось, ну, как капюшон. Вот так сделали и «хрюкало» это вот так вот. Все. Все на один подбор.

Н.К.: Ну, да. Попробуй узнать, да?

Я.Ч.: Попробуй узнать, где, что да как. Когда распределяет, ну, первый день загубився, а потом сказал, где 1-Б взвод? Там. Это мне показали, как говорится, пальцем иди туда, туда, туда. Ну, тогда я… А потом уже когда изучил, это уже на 3-й день, меня тогда уже назначили командиром. Я уже тогда сам руководил. Там в принципе сложного нет ничего. Но дело в том, что понимаете, есть командиры… Вот за мной был еще один командир, замполит Вася Седых. Вот некоторые командиры других там, со 2 БСО, да и из нашей БСО были, они там, где чистое, они оставались, а Василий Седых он с нами всегда ходил. Это хороший. До сих пор дружим с ним, с одного района переехал в наш район. И вот, когда я был инспектором по ЧАЭС в Октябрьском, он был уже в моем подчинении (смеется). Ну, а так что, я ж говорю, если вопросы по Чернобылю, очень много можно рассказывать, очень много. Особенно, как мы в рыжем лесу застряли. Толик Запара, тоже сейчас переехал в Октябрьский район, ехали на АРСах, ну, авторазливочная станция, надо было там на промплощадке, ну, короче смыть бывший огромнейший цех, надо было его полностью штукатурку, ну, напор то большой, там штукатурка аж отлетала, все это повымывать. А он взял и забыл посреди рыжего леса переключить баки. А средняя скорость должна быть не менее 70-ти км в час, то есть, мы должны так пролететь этот лес, он ж еще не вырубывался, ничего, просто стоял. Ну, как сказать? Вот вы ели после Нового года когда-нибудь видали без елок, то есть, без иголок?

Н.К.: Ну…

Я.Ч.: Это что-то страшное такое декоративное, да?

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: А тут стоят сосны, точно такие же и вот такой слой шиголь вот этих иголок. Оно раз, а мы, а он забыл и мы заглохли. Пока переключились на 2й бак, пока подкачали, поехали. Так на выезде мы такую трындюлю получили с ним. Ну, все равно записали руб 62. Ой, я извиняюсь, это перевести, это 1,62 рентгена.

Н.К.: Угу. А Вы так называли руб 62?

Я.Ч.: Да, так (смеется) и называли. У любого хлопца спросить, что такое? Это доза то, что мы набирали, это предельно допустимо то, что могли нам записать. Сколько мы получили, больше или меньше, но знаем, если больше, то руб 62, то есть, 1,50 и 0,12 нам давали за то, что мы, ну, в светящейся машине ехали, ну, которую тоже набрала свою радиацию.

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: И вот это нам добавляли 0,12. То есть, получался руб 62, 1,62.

Н.К.: Так у вас еще свой сленг там был?

Я.Ч.: Конечно.

Н.К.: Ух ты как интересно.

Я.Ч.: Ну, вот и Толик Запара, он бывает здесь, у Васи Седых, у командира, кто еще там? Чуприна. Это кто ребята еще остались. Они знают, что такое руб 62 (смеется).

Н.К.: А были ли какие-то еще такие названия чего-то интересные, которые никто не поймет, а Вы, например, поняли бы?

Я.Ч.: Ну, я знаю, у нас было так, что, если выходим с 3-го энергоблока, ну, в машины садимся, а тут вспышка. Что такое вспышка? Это значит, он же еще не был закрытый 4-й блок, только-только под Припятью начали делать эти огромнейшие фермы, которые вырубали там, большую просеку вырубали, чтоб эти фермы подвозить прямо к реактору, потом кранами уже устанавливали. Что такое вспышка, раз – обратно в реактор. Это не говорили, что, например, там выброс.

Н.К.: А, вот так.

Я.Ч.: А вспышка. Всё. Ага, ховаемся, ждем там полчаса, час, пока там ветром или что разнесет. Опять быстренько в машину, к первому реактору, загрузились водой и поехали.

Н.К.: То есть, выброс называли вспышкой?

Я.Ч.: Да (смеется).

Н.К.: Понятно.

Я.Ч.: Но потом, когда уже мы полностью вымыли реактор, нас начали посылать на Припять. Я ж говорю, это станция обезжелезивания и ото мы, нас туда, это последние дозы что… У нас было как? Я… у нас, я два раза отсидел «на фоне» всего-навсего из-за чего – ото, когда мы на промплощадке вымывали, слышу что-то мокрое с носа, туда – кровяка. На следующий день нас посадили, как говорится, «на фон», то есть, дали отдохнуть. Я был командиром парка, начальник парка, где машины ставят. А в следующий раз из ушей потело тоже красное и, ну, как говорится, дежурным ВИ, то есть, машины выезжают, этих останавливаются, этих пропускаем.

Н.К.: Даже с ушей кровь?

Я.Ч.: И с ушей, и сноса текла кровь, да.

Н.К.: Ох, ничего себе. Из носа я слышала, что у людей шла кровь, но чтобы еще…

Я.Ч.: И с ушей было. Особенно это самое вот мы до сих пор еще вот не знаю, ну, Толик Запара здоровый, а я ж худой. Ну, что у него, что у меня потекло, то нас на следующий день опять на фон посадили. Его правда на кухню, меня на ВИ. Ну, ВИ утром выезд делали и все мы с трассы уходили, там недалеко трасса находилась, на которой шла и все, и отдыхали. Ну, вот это с Припяти, я ж говорю, то, что мы землю сняли за 3 дня, уложили, бетоном залили, я примерно часа, не буду, часа примерно два с половиной с машин не слазил. С крыши на крышу перепрыгивал. Но это плиты везут камаз, стоит другой кран, ну, автокран, я цепляю крюки, перепрыгиваю на крышу. Он эту поднимает, ложит плиты, укладываю.

Н.К.: То есть, Вы так рядом стояли, что можно было даже перепрыгнуть?

Я.Ч.: Ну, я да. Ну, как они подъезжали, вот одна машина, вот вторая машина. Вот эту разгружаем, она потом насосной станции уезжала, а эта стоит же. Я просто перепрыгивал на эту и так далее и тому подобное. Ну, типа как стропальщиком быть.

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Так я говорю, что это мы так отработали, что ну, я ж говорю, за 3 дня сделали. Чего мне победитель Корчагинской вахты, потому что партизаны были. Тут приходит замполит наш батальонный: «Срочно побрейся». Ну, что – мы партизаны, какая там строевая или еще такого. Надо ж побриться. А чем? Воды то уже нет. Ну, давай, я пришел и говорю, что такое газировкой бриться (смеется), треск на всю палатку стоял.

Н.К.: Ой-ой-ой.

Я.Ч.:  Так что много было чего это самое, много. А потом, когда приезжали со станции, и опять же, ну, передых, обед. Ну, а потом мы что делали? К осени готовились ангары. Если Вы видали промышленные, там, на промзонах стоят, ну, такие типа как длинные и округленные.

Н.К.: Угу, ну, да.

Я.Ч.: Как склады. Вот это было, буквально, тоже приехал со станции, отдохнул часик типа и на внутренние работы. Склады делали там деревянные, ну, то еще, потому что у нас в кухне были в свое время тоже еще, хотя и в октябре, но были полевая кухня, несколько блоков бетонных, а в средине там, где полевая кухня, ее обгораживали просто рубероидом. Они там, в полевой кухне готовили, потом их взяли на этих бетонных плитах ели. А, когда уже ангары построили, тогда это столовая получилась. Понимаете, там столовая, все-таки цивилизованные условия начались. Не то, что на бетонных блоках есть. Так что там много чего интересного было.

Н.К.: А как кормили? Хорошо?

Я.Ч.: Кормили хорошо. Хотя вот, например, когда еще не было столовой, брали, например, ящик с маслом, переворачивали его, коробку снимали, целлофан убирали, сколько хочешь, столько бери. Кормили неплохо, даже я потом… и консервы были такие, которые я на картинках раньше видел. Ну, они с нз были взяты. Ну, вполне съедобные, все как положено с армейских складов было. И лещ был, и сом, и судак. Ну, если Вы бабушкин видели картинки есть такие старые книги, поваренные. Вот тут есть колоночка, колоночка, ну, я знаю 50-х годов и там эти консервы эти самые были. Так и это были. Кормили сколько хочешь. На убой кормили.

Н.К.: То есть, не голодали?

Я.Ч.: Не-не-не-не. Я б не сказал это самое. Я наедался. В принципе, с тех пор меня называют воробей, что я мало ем. Ну, та все хлопцы, никто не обижался. Кормили нормально, очень хорошо кормили. Так что…

Н.К.: А Вы говорили, что уставали сильно. А как вообще удавалось ли, были ли какие-то возможности хоть чуть-чуть отдохнуть? \

Я.Ч.: Конечно.

Н.К.:  Был ли как-то организован, может быть, отдых или? \

Я.Ч.: Ну, как организован был у меня еще даже где-то грамота осталась и у Васьки, замполита нашего. Палатки концерты устраивали. За песню «Раскудрявый клен зеленый» (смеется) мы самые первые получили награды, как говорится.

Н.К.: А, то есть, вы сами устраивали или кто-то приезжал.

Я.Ч.: Да, сами. Не, ну, попросили хлопцы, чтоб веселей было.

Н.К.: А, понятно.

Я.Ч.: И то мы делали так, ну, концерты, кто что как мог. Так что…

Н.К.: То есть, развлекали себя сами?

Я.Ч.: Да. А отдыхать мы как. Вот мы спали, там у одного хорошая была поговорка. Приехали, ну, после реактора, сели, покушали, ну, чтоб отдохнуть. Так он сам «Ну все!» А кто ж это говорил? Сейчас не помню. Что Сашка точно помню, а вот фамилия вылетела из головы. И он так ложится: «Ну, что – у люлю и хрюкать?» И он еще не дошел до подушки, уже спит. А потом, когда уже немножко остались, мы ехали с Ораного, мы в Иванковском районе стояли. С Ораного до реактора, ну, где-то час, час с чем-то. И вот мы так едем, там же сидухи, накрытые, отак друг к другу облакатились и ото выгадывали. Час туда спим, отработали, час назад спим. Ну, те, кто помоложе, те уже впереди сидят, а мы, как старики, уже считается (смеется), хотя я сколько там с 10-го по 29-е. Мы уже поближе это самое к кабине и тоже друг на друга так увалились и это было уже считай два часа дополнительного сна. Ну, какой сон, Вы сами понимаете, когда на машине едешь.

Н.К.: Ну, конечно, да.

Я.Ч.: Ну, вырубались от и до.

Н.К.: То есть, старались найти хоть какой-то момент, чтобы спать?

Я.Ч.: Ну, еще раз говорю. Смотрите: в 5 часов подъем, а нас почти все время. У нас в палатке были в основном харьковчане, донетчане. Я имею ввиду Донецк, Днепропетровск, Ворошиловград, ну сейчас Луганск, Ворошиловград был. Вот это наши были все. Ничего не хочу сказать плохого, но с Западной Украины, с Киева никого не было. Вот за все время, когда у нас же как было. 25 рентген получил, уезжаем. Мы даже, когда 29-го отработали, последние рентгены получили, еще не все наряды были закрыты. Я как командир, а у нас было сколько человек со второго ВСО и с первого ВСО на Харьков ехали сколько? Человек, наверное, 12. То есть, которые получили 25, всё, до свидания. Да оставайтесь, утром машины будут, поедите. Та говорю: «Та мы попутными доберемся». И оттуда уехали. Я потом еще давал заявку через нотариуса, чтоб мне остальные наряды прислали сюда в Харьков. Все нормально, прислали.

Н.К.: Все хорошо?

Я.Ч.: Не, все нормально, наряды эти прислали то, что и 25 рентген. За это я премию получил. Ну, как обычно за 25 рентген в 5-ти кратном размере давали. Ну, и все, что по деньгам. А, нет, командировочные мы тогда получили аж 80 за все эти, за сколько там, за 25 дней или сколько? Ну, да, 25 дней мы получили аж 86 рублей. Это была сумма капитальнейшая.

Н.К.: Да? А такой вопрос. Вот интересно, какие, я понимаю, что там военные это в основном были мужчины. Да?

Я.Ч.: Да.

Н.К.: Но были ли работы, которые выполняли женщины, а если были, то какие доверяли мужчинам, а какие женщинам?

Я.Ч.: Не, в основном мы мужики были, а женщины были у нас, как их называют, орзовцы. Это женщины, которые на кухнях были, то есть, они были и в 3-й зоне, там, возле реактора, и во 2-й зоне и, ну, то есть, наоборот получается. 3-я там, 1-я здесь. А в основном так медики были женщины. На реактор не, только мужики.

Н.К.: То есть, вот так, такое разделение было?

Я.Ч.: Это не разделение, а кто что, ну, там такие работы выполнялись, что не дай Бог.

Н.К.: Ага, ну, понятно.

Я.Ч.: Так что женщины занимались, вот девчата, мы с ними до сих пор дружим с Комсомольска. С Комсомольска девчата, там, где 5-я ТЭЦ, вот оттуда брали девчат и на столовую там, ну, кто готовит, кто типа как официант, кто еще что-то. Медики там были. Одни женщины только. И вот когда-то одна медик… А у нас как, каждые 3 дня проверяли кровь. И тут получилось, ему надо было последний день, ну, просто мы даже видим, что 25 рентген будет вот-вот, нужно набрать. А меньше одного нам не писали. Я ж говорю, нас смертниками называли. (Смеется) Чего я смеюсь? Смертниками называли. Первое БСО так и называли – смертники. Мы ж сразу все, что было, а потом после нас уже ж все остальные шли. Иногда даже без дозиметристов начинали все это вымывать. А потом только ж – ага, чисто, чисто, запечатали. Ну, а так все нормально. Женщины у нас, ну, я ж говорю, продовольственными работами, как говорится, столовыми работами занимались, медициной и все. А так…

Н.К.: Понятно.

Я.Ч.: Нет. Так что нас, мы… Ну, во-первых, и командование не знало, ну, куда девчата поедут?

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Так что там, там было все нормально по поводу…

Н.К.: Скажите, пожалуйста, а помните ли Вы, как Вы узнали об аварии? Как вообще тогда это было вот?

Я.Ч.: Ну, я узнал буквально, когда? Ну, по своим каналам где-то 30-го апреля узнал. Ну, думал, как-никак, еще дочке только год исполнился. Ну, у меня разница между ними – сын 83-го, Анька в 85-м родилась у меня. 86-й, я не помню, я в командировке, по-моему, был, мы ездили с заведующим лабораторией, я в ХАДИ работал, в Кременчуг ездили получить новый КрАЗ. Просто тема была у нас в институте АБС. Это чтобы мы испытывали в северных условиях, например, на КрАЗах антиблокировочные системы. И вот поехали туда, покамисть сидели, я как раз там, в Кременчуге, и узнал, что случилась авария. Мы приехали, я ж утром пришел – это было в конце сентября – я ж пришел домой, жинка говорит: «Пішла я на базар». Ну, пішла, знач, пішла. Я ж, мы ночью машину гнали, что он уморился, что я уморился. Документы отдали, это самое, дежурному в институте и пошел же ж спать. Звонок. Вона пришла. Я в одних, извиняюсь, трусах выхожу, стоит прапорщик, потом солдатик и, ну, вольнослужащий или как их там называть. «Почему Вы не являетесь на призывной пункт?» Я говорю: «А чего я буду являться? Я повесток не…» – «Мы Вам присылали». Я говорю: «Обождите». Ну, я пошел, смотрю, ну, моя ж, она хоть и брала, но не говорила, где я. Ну, повестки то брала. И мне тогда сказали: «Смотрите, вот…» Я на Баварии тогда еще жил. «Смотрите, вот напротив воинская это самое милиция или, или увиливание от воинской обязанности». Ну, понимаете, у меня ж был порыв. Я знал, в стратегических служил, что это такое я знаю. Да и к тому же у меня было такое выражение, та и у хлопцев: «Если не я, то кто?» Многие отмазались, многие откупились. Ну, у меня просто был такой девиз «Если не я, то кто?»

Н.К.: Ну, то есть, Вы узнали от них, что случилось, да?

Я.Ч.: Я в Кременчуге об этом узнал.

Н.К.: А, в Кременчуге. Все.

Я.Ч.: Да. Я уже ехал, я знал, что была авария. Вот так я узнал.

Н.К.: Понятно. А в обществе тогда как – отдавали себе отчет, что произошло или не понимали? Как Вам видится?

Я.Ч.: Понимаете, я не хочется говорить на наше правительство, то, бывшее СССР. Но нужно было туда брать специалистов, а не, как говорится, пушечное мясо или как там назвать его. Надо было брать, потому что вот мы пришли на реактор, нас это самое даже дозиметристов нет, дозиметристов. А дед где-то лет ему было 50. Ну, до 55-ти брали, чтоб дети были так. Ну, по возрасту до 55-ти. Он лезет посмотреть, мы ж рядом находимся с 3-м энергоблоком, с 4-м там, где разрушено все и как раз где-то посредине мы находились. Он лезет в балкон посмотреть, оно ж видно на балконе, ну, как выход такой есть, что застекленный, но правда грязно было, посмотреть. Я его за шиворот вытянул, он еще на меня начинал говорить. Тут Вася Седых, командир тоже успокоил его. Матюкался там. Тут приходят дозиметристы. Там столько-то быть, там столько-то. Свои лапти бросили, как говорили, клюшки дозиметры, говорит: «А вот здесь 1 минута, не больше». Если сможете там шваброй, ну, шваброй это редко случалось. Все в основном руками. Там не больше 1 минуты. Я подхожу: «Ну, что хочешь посмотреть на реактор еще?» – «Спасибо».

Н.К.: Все понял, да?

Я.Ч.: Понимаете, ну, если то я знаю, что да как, почем. Туда набирали того, что… Вот почему сейчас много… Если б были специалисты, конечно, было бы значительно меньше потерь.

Н.К.: Ну, да. Это всегда так.

Я.Ч.: Ну, оно то бросились вроде бы, понимаете, ну это на войне, там, где стреляют, там еще можно. Там вот в Великую Отечественную батальон штрафников поставили, а потом уже это самое. Здесь же зачем? Это ж такая, что привкус этой радиации это типа как, ну как сказать Вам? (Смеется) Я технарь, Вы ж то не технарь. Вот когда за станком стоишь, что-то такое, там чугун обрабатываешь, вот запал металла во рту. Вот такой вот запах металла он присутствовал почти везде. Так что, я говорю, надо было туда специалистов брать, а не просто побросать, лишь бы что сделать, гамузом. А хлопцы то нахватались.

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Хоть, хоть мы, это самое, были в 86-м в октябре, что в мае – это одно и тоже. А брат у меня был в восемьдесят… двоюродный брат, Толик Щербак, он был в 88-году. А потом, когда откачали тяжелую воду снизу с накопителя, он выгребал это. А Вы сами знаете, сколько цезий, стронций распадается – десятки-сотни лет, а то и тысячи.

Н.К.: Понятно. То есть, разницы…

Я.Ч.: Почти никакой.

Н.К.: Да.

Я.Ч.: А потом же нас поделили всех. 1-я категория, 2-я категория, 3-я категория. 1-я категория – 86-й, ну, там можно еще получить 87-й. 86-й,87-й,88-й – это 2-я категория, 3-я категория – там до 90-го года и так далее и тому подобное. Ну, я не вижу в этом, как говорится, правды. И смысла, и правды.

Н.К.: А скажите, а Вы помните свое первое впечатление, когда Вы приехали в зону? Было ли что-то, что Вас как-то удивило или поразило, или как-то вот впечатлило? Я не знаю, как-то вот.

Я.Ч.: Ну, короче кругом все пусто. Вот мы приезжаем, кругом сады. Кто-то говорил, что, может, кто-то и видал большие яблоки, но мы то в октябре – этого не видали. Ну, бурьян как до потолка вот здесь. Бурьян такой был. Это я точно знаю. Особенно в первые дни, когда я ездил под зад (смеется) как говорится машины. Не возле кабины, да. Это видел, кругом посты, кругом АРСы, которые промывают дорогу. Вот это впечатление, что АРСов, которые мыли дороги, больше, чем то, что нас перевозили, машинами. Конгами как говорим мы. Вот это впечатление было. А потом как-то свыкаешься, уже ни на что не смотришь. Приехал, тебе дали объект, отработали его, пошли помылись. Опять пропитки побросали, бывало, когда проходишь ПУСО, ну, как ПУСО? Сидит дозиметрист и вот мы с реактора заходим чистые, а он сидит, проверяет тебя полностью, даже пропитку, которая эта пропитка. И уходили мы одни босиком. Все остальное списывали, потому что светилось все.

Н.К.: Ничего себе.

Я.Ч.: Уходили босиком. Помылись, в шкафчики переоделись и другим путем выходили и потом уже на машины. Я ж говорю, их проходили, ну, с зоны зараженной, ну, я не помню, толи 3-й, та, по-моему, 3-й этаж. Ну, это сколько уже? 29 лет прошло, да? (Смеется)

Н.К.: Ну, скоро будет, в этом года да, 29.

Я.Ч.: 29. Хіба все запомнишь? Ну, вот это, я ж говорю, а все остальное сразу убиралось, сапоги пропаривались. Ну, когда идешь уже на реактор, ты ж одеваешь пропитку и сапоги. Сапоги иногда тебе попадался – у меня вообще-то 40-й размер – иногда попадался 43-42-й. Ну, что есть, то есть.

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Вот так вот делали. Пропитка ж, вот это то, что было. Вы говорите, потому что я могу много рассказывать.

Н.К.: Скажите, а как Ваша семья отнеслась, родные, близкие к Вашей поездке? Как они вообще?

Я.Ч.: Можно было б сказать, что дочке год, сыну три. Ну, опять же говорю, последний год комсомола. Если не я, то кто? Говорю: «Валя, все будет нормалек». Приехали в Харьков. Где ж она была? Детвора в садике, по-моему, была, что один, что вторая. Она на работе. Так я приехал, ну, тоже с пересадками. Сначала… ой, хотел бы я сказать, там, где нас переодевали, город под Киевом.

Н.К.: Белая Церковь?

Я.Ч.: Белая Церковь. Там переоделись, на электричку в Киев отак вот, ну, чтоб быстрей. А в Киеве, это самое, стали билеты, а там очередь в военной кассе страшеннийшая. Я говорю: «Ладно, хлопцы, располагайтесь, мне ж надо билеты вам взять». Видят, а мы ж, ну, как чернобыльцев сразу видно было: эти телогрейки безворотниковые, шапки у нас специальные такие были. А мы, когда уже собирались на дембель, вечером же сидишь, ждешь, когда наряды тебе принесут, кто на зону едет, кто в Припять, кто, это самое, уходит. Хотел быстро. Ну, короче, в наряд, те одно, те второе. И мы шапки, которые нам дали, мы еще по-армейски прошиваем сверху, они как такие квадратненькие, так красиво получается. Нас сразу видно. А тут же впереди и солдаты, и офицеры стоят. Слышим мегафон: «Аллё, хлопчик, іди сюди».

Н.К.: (смеется) Прям в мегафон?

Я.Ч.: Ну, да. Ну, это самое, ну…

Н.К.: Ну, понятно.

Я.Ч.: На кассах находятся громкоговорители, так и она: «Да-да, иди сюда». Я прихожу: «Что такое?» – «Та вот получили дозу, уезжаем на Харьков». – «Сколько нужно?» Я говорю: «12. Ну, плюс я – получается 13». 12 у меня командировочные, ну, на командировочные. Она так сидит: «Ну, вот на этот не попадешь. Единственное, что будет Ужгород-Харьков», проходящий через Киев. «Так и так. Пойдет?». Я говорю: «Сейчас». А тут начинается в толпе ты-ты-ты, что за шум и что вы без очереди. Их там, наверное, человек 30 или 40 стояло. Она как гаркнет на них: «Заткнитесь! Вы тикаете, а они там чистили». Тоже ж об этом все знали. Замолкли.

Н.К.: Поставила на место, да?

Я.Ч.: Замолкло. Я прихожу: хлопцы, так и так, будет он только, я не помню киевский вечером уходил в 8 с чем-то, а ужгородский где-то в 11, ну, я знаю, что поздно. Но некоторые говорят: «Нет. Мы здесь переночуем». Там у кого-то родственники в Киеве остались, кто-то еще транспорты какие-то. Ну, ладно. Сколько? Ну, короче, из 12-ти осталось 6.Плюс я – 7. Ну, ото я 7 билетов взял. Я говорю: «Хлопцы, а остальные я на Кацарскую сам отвезу документы эти все, которые, ну, сопроводиловка. Давайте, чтоб вы туда не ездили, я отвезу». Ну, сели мы. Ну, как Вам сказать? Там же у нас, я не знаю, как кто, но у нас был сухой закон. Ни капли, хотя и говорили там, наука доказывала, что, но у нас было все. Потому что сложная работа была и не дай Бог, что да как, почем. Но, когда в Киев приехали, сухой закон же был. Ну, мы взяли, я не помню сколько, 3 бутылки на 7 человек и зашли, а там то там 2 сидит, то там 3 сидит и в каждом купе, ну плацкартный, мы одну семью попросили: можно мы здесь сядем всемером? Согласились с Ужгорода, что ехали, пересели в другой там с кем-то…

Н.К.: Поменялись?

Я.Ч.: Да. И мы спокойно там, не знаю, перекусить то взяли и перед Харьковом только заснули. Впечатлений же, вспоминаешь, что да как, почем. Я говорю: «Все, ладно, давайте по домам, отдыхать, я тоже». А на следующий день я же в городской военкомат пришел, принес, посмотрели. Да, все нормально. Расписался и все. Ну, а дальше опять же в институт, отработал. Потом 1-ю грамоту я получил такую огромнейшую с, это самое, Ленин написан, то да се, от министра. Мы втроем, нас было 3 человека с института: Коля Свириденко, он с кафедры дорог, строительства дорог и машин, был специалистам по бетонам, его уже, Царство Небесное, нету; Володька Пильгуй с кафедры автомобилей и я с кафедры автомобилей. И вот мы все три человека получили эти огромнейшие грамоты. Я не знаю, по червонцу… выложил бы как раз было бы две моих зарплаты. Тогда зарплата была 96 рублей, по-моему. Ну, а потом получился 2000-й год. Немножко там у нас в институте не сложились дела с новым заведующим кафедры. Я уволился, а тут раньше помогал как раз пошла перерегистрация 97-й год, а Ирина, которая вела это дело, мы ей помогали: папки эти составляли, с документами, потому что они хранились все в исполкоме. Это сейчас администрация. Раньше в исполкоме хранились. И вот мы на каждого человека документы и потом на комиссию отвозили. Мы ей помогали. А тут вот Ирина – началась барабашка – захотела большие деньги. «Яков, ну ты как-никак знаешь это все». К тому же, я к тому времени уже был с 96-го года, не, сбрехал, с 95-го года был председателем общественной организации «Союз Чернобыль» Октябрьского района. «Ты ж как-никак и хлопцы значит…» – «Ну что ты хочешь?» – «Я тебя буду предлагать председателю исполкома вместо меня». – «Ну, давай». И вот я 12 лет отработал инспектором по Чернобылю, в Октябрьском районе. Ну что Вам сказать? Все было. Потому что народ различный и как, характер различный, и то, и се. К тому же нас прижимало постоянно, да и сейчас зажало по полной программе. Неизвестно, что дальше будет. А что мы в состоянии, если работать, то уже никто нас не берет. Даже неофициально никто ничего не берет, потому что сейчас, сейчас что? Пенсию по суду выиграл? Выиграл. И не только я, многие. Хотя зачем судиться, если есть закон Украины, на основании которого вы должны платить. Правильно?

Н.К.: Угу.

Я.Ч.: Нет, мы судились. Высудили, все нормально. А конституционный суд сказал: ребята, а не много ли вам это? И убрал (смеется).

Н.К.: Скажите, пожалуйста, а что Вы думаете по поводу, ну, я не знаю, если говорить про будущие поколения, да, то есть, им же важно знать, все как было. Что Вы думаете по поводу мероприятий, посвященных памяти? Достаточно ли того, что есть? Может быть, как-то можно было бы сделать по-другому? Вот я, когда училась в школе, например, у нас проводила учительница беседы 26-го числа. Вот я знала, что вот каждый год в этот день у нас будет как бы вот такой день, что с нами, нам будут рассказывать, что как было. Может быть, Вам кажется, что лучше было бы как-то делать это иначе, какими-то такими?

Я.Ч.: Ну, не знаю.

Н.К.: Как Вам кажется?

Я.Ч.: Мы в свое время, когда я был инспектором по Чернобылю, я хлопцев-то многих в районе знаю. И ото мы, когда еще районо было местное, мы спокойненько договаривались с ним, оно рассылало в школы там, к 26-му апреля вот там какие-то выставки, лучшее сочинение, лучший рисунок. И кого-то из хлопцев из наших приглашали. А нет в школу приглашали одного, но правда что б не маленькие, которые не знают, что такое вообще, а где-то класс 7-й, 8-й, техникум.

Н.К.: Ну, постарше, да?

Я.Ч.: Да. Чтоб они понимали, о чем речь идет. Потому что они хоть физику изучали немножко.

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Они хоть немножко знают. А эти, вот эти шипздыки стоят, ну, что ты им расскажешь, что такое радиация, что такое реактор и так далее и тому подобное. Ну как, понимаете, еще раз говорю, когда я начал выступать, у нас в Октябрьском районе как раз возле нашего Управления труда и соцзащиты есть техникум. Меня когда-то туда пригласили. Ну, техникум это уже после 8-го класса там, то да се. Начал разговаривать, рассказываю, рассказываю, говорю: «Так, девчата, – там типа как швейный техникум или еще что-то, пацанов, я смотрю, мало было, – вы мне лучше задавайте вопросы, хоть задавайте вопросы (смеется) иначе я все эти 24 дня или 25 там я буду вам 25 недель поминутно рассказывать, что да как, почем». И многие факты могу рассказать: и смешные, и очень горестные и так далее и тому подобное. Ну, они хоть понимают. А то когда-то пришел в 162 школу, они собрали весь зал, 3 третьих класса. Ну, что им скажешь?

Н.К.: Ну, да. Маленькие.

Я.Ч.: Они сидят, шумят, ну, не понимают же. Вот именно такую, я понимаю, что старшие поколения, то есть, эти самые школьники в 8-х, 9-х, 10-х, 11-х они понимают, с ними можно что-то объяснить. Они конкретный вопрос зададут, мы конкретно ответим. Это не только я, он и Бондаренко Юрка, и Запара тот же, и Чуприна, и Толик Шевченко, ну, которые мы в совете входим все. Ну, немножко научились языком говорить. Понимаете? Объяснять, что, да как, почем. Надо так и в следующем. Сейчас, в последнее время это делается все формально. Например, тоже сочинение, те же рисунки. В некоторых школах это делается. В некоторых так, для галочки поставили и все. Хотя есть, у которых внуки учатся в школах, внуки чернобыльцев. Вот, например, я четырежды дед, у меня три внука, 4-я внучка.

Н.К.: Ничего себе.

Я.Ч.: Вот они знают, что такое Чернобыль. То есть, они от меня знают. Даже есть внуки, которые, не говорю дети, дети уже повыростали . Есть внуки, которые тоже дедушки чернобыльцы. Они это знают, а другие, ну, надо это самое тематически как-то проводить. Ну, это тоже. Я говорю, давайте, приглашайте. Вот у нас тот и тот, кандидатур, который может один день в одной школе, другой день в техникуме каком-то, в лицее там или еще что-то. Ну, сейчас последнее время под галочку идет и все. Это уже, что не говори.

Н.К.: Понятно.

Я.Ч.: Вот это мне больше всего не нравится. Потому что надо поколению рассказывать, что, да как. И не просто рассказывать, понимаете? Вот у меня, например, у меня ни одной фотографии оттуда не осталось. Некоторые фотографировались там то-то, то-то. А я не знаю, откуда там. У нас было так: встал в 5 часов, лег в 2 часа. Вот такое у нас было первое БСО. Фотографироваться некогда было. Единственный раз, когда мы Припять, эту станцию обезж… сделали, меня срочно фотографировать, сделали, ну, грамоту «Победитель Корчагинской вахты» и возле вымпела министра обороны нужно было сфотографироваться. То еще я брился, треск на всю палатку шел (смеется). Ну, а так, вот это впечатления различные были. Так что, понимаете, у меня, например, того материала тематического нет. Если б собрать и каждому, например, председателю города, районов. В некоторых районах это очень хорошо поставлено, а некоторые просто не хотят навстречу идти. В некоторых районах.

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Просто не хотят навстречу идти общественным организациям чернобыльским. А нам нужно, например, тематика той же самой, я знаю, потому что это по-старинке те же самые слайды, например. Показать тематику, ято было до этого, какой, что было там и что после этого. Например, вот на три этапа. Вот такое, чтоб каждому председателю общественной организации и не только, говорю, города, город – да, потому что мы в городскую структуру входим, но и область тоже.

Н.К.: А, кстати, а как Вы относитесь к таким идеям, как экскурсии в ту зону? Как Вы считаете, уже это можно, нельзя?

Я.Ч.: Это, это коммерческое, понимаете?

Н.К.: Да?

Я.Ч.: Это коммерческое. То, что экскурсии делают, это все на коммерческой основе. Ну что экскурсии? Детей туда повезешь? А взрослых кого?

Н.К.: Ну, да. Ну, если б, например…

Я.Ч.: Не, взрослых, например, есть такие огромные деньги заплатить, чтоб поехать. Есть такие. Ну, а смысл какой?

Н.К.: Ну, да, понятно. Просто есть люди, которым там, может, интересно, может, нет, то есть…

Я.Ч.: Я, например, я противник этого.

Н.К.: Какие-то вот тенденции возникают, опять читаю в интернете. И вот интересно было Ваше мнение услышать.

Я.Ч.: Ну, я, например, против, потому что это все коммерческое.

Н.К.: А. Ага. Я просто не знала.

Я.Ч.: Понимаете, это ж, если сделать туда поездку экскурсионную, это огромных денег стоит. А получат они дозу, не получат? Хотя говорят, что там нет, все такое. Ребята, если выброс пошел на рыжий лес и его сейчас нет, осталась вот эта наша трех, ну, дерево трехветочное. Как его называют? Когда еще до войны на нем вешали и местных, и партизан.

Н.К.: Партизан, да.

Я.Ч.: Это единственное дерево оставили. А потом же, ну, это уже после нас все спиляли, все сожгли, все закопали, так что. Я, например, если хотите, то сделайте там, хороших оператор, что-то такое. Ну, фильмы ж то есть.

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Смотрите, ради Бога. Хочешь ты попробовать, как говорится, на свой зуб, езжай. Я ж ничего не имею против.

Н.К.: А скажите, а с эмоциональной точки зрения вот, если бы было бы можно, если бы были там все возможности, ну, если так представить, как бы Вам, хотелось бы побывать на тех местах, где Вы там были или скорее нет?

Я.Ч.: Понимаете, я…

Н.К.: Посмотреть там.

Я.Ч.: Я не сильно эмоциональный.

Н.К.: А. Понятно.

Я.Ч.: Ой…

Н.К.: То есть, скорее нет? Все, я поняла. Просто иногда человек говорит: «Да, я б хотел там посмотреть».

Я.Ч.: Нет, не хочу (склонен расплакаться).

Н.К.: Все. Ой, извините.

Я.Ч.: Та не, все нормально (плачет).

Н.К.: Простите, пожалуйста, я как-то так…

Я.Ч.: Потому что там было столько пройдено, столько друзей, были предательства там. Все, что хочешь было. Было и мародерство в Припяти. Были, вот никто не верит, а это при мне было. Когда на плацу выстроили за мародерство – расстрел.

Н.К.: Что серьезно?

Я.Ч.: Серьезно. На УАЗике в Припяти два милиционера и один военнослужащий. Я вот как раз, ну, в наряде был там. Какой там, там же без, сам там только опечатано и все. И подъезды опечатаны, все кругом разбросано, машины выкорченные, разбитые, все это. Их возле исполкома туда во двор что-то заносили, но так оно кругом все валялось. И магазины ж тоже. Ну, что, стекло выбил, а че, а кто его знает.

Н.К.: То есть, были люди, которые занимались мародерством и кого-то даже…

Я.Ч.: Полно было.

Н.К.: …расстреляли прямо там?

Я.Ч.: Да. По закону военного положения.

Н.К.: Я не знала.

Я.Ч.: Не, это было.

Н.К.: Ничего себе.

Я.Ч.: Многих хлопцев, которые были в то время… Ну, а сейчас нам, получается, хотят снять участника войны. У меня ж их два. Вот это я инвалида войны 2-й группы и второй – чернобыльское удостоверение. Чернобыльское само собой, что мы в Чернобыле были. А мы ж то были и по приказу, военный билет.

Н.К.: Ну, да, конечно.

Я.Ч.: У нас было военное положение. Единственное, что нас когда-то пытались со строевым идти к кухне и мужики пошли. А там как раз пришел один, я не помню: толи зампредседателя какого-то исполкома, толи еще что-то: «Что вы тут…?». – «Да иди ты».

Н.К.: Ну, правильно.

Я.Ч.: Вот это да. Единственное, что мы, еще не хватало нам строевым после реактора строевым идти на обед. Нормально это?

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: Так что мы свое отвоевали еще в срочной службе (смеется), а сейчас мы работали. Но по приказу.

Н.К.: Скажите, пожалуйста, а что вот, как Вы думаете, что самое главное нужно было бы передать потомкам, которые еще родятся, еще не родились, еще родятся потом, которые, например, откроют учебники и им же, ну как, полезно было бы знать какие-то выводы из этого всего? Может быть, Вы бы могли выделить что-то важное, о чем им стоит помнить или о чем не стоит забывать? Им следовало бы именно это записать, чтоб они вот на это обратили внимание?

Я.Ч.: Вот смотрите, я ничего не имею против, если учебники по истории Украины, правильно?

Н.К.: Угу.

Я.Ч.: Там о Чернобыле очень мало. Но сейчас говорят: не дай Бог не будет Майдана этого. Именно в историю, видите ли, не вписано. А по Чернобылю, что такая трагедия…

Н.К.: Ну, да.

Я.Ч.: …это европейского, даже мирового масштаба случилась там очень мало.

Н.К.: Ну, да. И если вписывать то, что главное там следовало бы выделить? Вот я хотела спросить.

Я.Ч.: Самое главное было выделить там… Будем говорить так: сама техногенная авария, ее последствия и мужество тех мужиков, которые там были.

Н.К.: Спасибо. Может, еще хотите что-то добавить?

Я.Ч.: Та что добавить? Вот это хорошо, что Толик Губарев делает постоянно выставки на различную тематику, я знаю. Так что вот это… Та что выделить? Хорошо, да вообще, когда тут был брифинг с немцами, с нашими, как говорится, которые нам помогли сделать. Раньше это так и назывался – подвал. Сюда приходишь, свои вопросы решаешь, когда инспектором был по Чернобылю и председатель, пришел и что раз-два и нечего было делать. Сейчас в данный момент сюда с открытым сердцем идешь, потому что здесь можно работать, любые вопросы решать. Тут и юристы бывали, и Берлетова спросите, и Толика, это самое, Губарева, и, ну, не знаю. Просто приятно в этом быть. Вот это хорошо. Хорошо, если б и в других, потому что, например, нас, в Октябрьском районе поддерживает Цибульник, председатель администрации. Спасибо ей. У нас помещение, хоть и небольшое, но оно свое. Мы там принимаем. Один юридический отвечает, другой чем-то поможет. Я, например, могу сказать: «Пойди туда, туда не ходи». Потому что я инспектором проработал, я знаю (смеется).

Н.К.: Вы в курсе уже всего.

Я.Ч.: В курсе. Есть юрист, который может… ну, как юрист? Юридически поможет тоже куда обратиться и так далее и тому подобное. Чтоб в каждом районе тоже было приличное помещение, потому что я знаю, в некоторых районах вообще нет ничего.

Н.К.: Понятно. Ну, спасибо.

Я.Ч.: Пожалуйста.