Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас 10-е марта 2015 года, находимся мы в «Союзе Чернобыль» в Харькове, беру интервью я Козлова Наталия у, представьтесь, пожалуйста.

Евгений Ивлев (далее Е.И.): У Ивлева Евгения Викторовича.

Н.К.: Очень приятно.

Е.И.: Взаимно. У временно переселённого, так сказать, в связи с боевыми действиями на моей Родине, можно сказать даже так. Ну, пока нахожусь здесь. Попал на Чернобыль в 1986-м году. С 20-го августа по 1-е октября был призван от военкомата вторым набором для работы на станции. Я не знаю, если…

Н.К.: А можно просьбу такую – рассказать историю Вашей жизни? Вот, что считаете нужным. Можно с самого начала: где родились, кем мечтали быть и так далее.

Е.И.: Ну, сейчас уже просто годы ушли. Сказать, кем я мечтал быть, это очень тяжело. Родился – Донецкая область, город Горловка в 1962-м году. Я шахтёр, пенсионер уже как бы. Ну, основная, ну как… Прожитые годы уже, наверное, большая часть давным-давно за плечами. Учился в школе с 70-го по 80-й год с углублением изучением английского языка, со спортивным уклоном. С 4-го класса по 7-й был председателем совета отряда у пионеров, потом был комсоргом, потом был призван в ряды советской армии. Ну, можно сказать, военно-морской флот отслужил, на Севере, в северном флоте в морской пехоте. Это посёлок Печенга по, как сказать, по карте да, ну вообще мы назывались посёлок Спутник. Ну, это 81-83, годы службы, потом демобилизовался. Не планировал примерно 3-5 лет жениться. Вот, ну, в мае пришёл из армии, в декабре уже сыграли свадьбу. То есть, вот так вот.

Н.К.: (смеется) То есть, не планировали, а женились, да?

Е.И.: Да-да-да, да, быстро всё так пролетело это время. Потом, естественно, семья заставила идти зарабатывать деньги. Пошёл на шахту, ну, сначала по специальности электрослесарем. Потом родился у меня сын, пришлось идти в забой зарабатывать, ну, уже более серьёзные зарплаты. Потом я ещё учился в училище – имею красный диплом. В 88-м году решил попробовать свои, ну, знания тоже, ну, сколько – 8 лет после школы прошло, в Донецкий политехнический институт поступил по собеседованию. Потом проучился там 3 года, но решил, не хочу быть дипломированным забойщиком. То есть бросил это всё дело. В 86-м году был призван. Уже сказал, да? На Чернобыль. Ну, пробыл там 41 день, 10 выездов на станцию, десять…

Н.К.: А с какого по какое Вы были?

Е.И.: С 20-го августа 86-го по 1-е октября.

Н.К.: То есть, считай вот…

Е.И.: Ну да, вторым набором. Мы расчищали крышу. Я уже сейчас не помню, какой взорвался, то ли 3-й, то ли 4-й реактор. Ну, один остался – крыша целая, а одна была разорвана. Вот, всё забросало вот этими радиоактивными отходами. Ну, то есть мы 10 раз там на станции, вернее, побывал. Вот. Больше не позволяло облучение. То есть, там набирали до 25-ти рентген. Но за 25 рентген были большие денежные премии. Поэтому, мы ещё жили в советское время, правительство решило – 25 не дадим, потому что много платить, 20 рентген и подали на замену, 41 день пробыл и как бы всё. Потом после этого продолжил свою трудовую деятельность на шахте 17 лет. Потом у меня 17 лет торговли – уже поменял профиль, уже шахта просто надоела, когда перестали платить зарплаты.

Н.К.: Ну да, понятно.

Е.И.: Ну, это так вкратце. И вышел на пенсию в 2012 году по возрасту, ну, возраст шахтёрский. Ещё поработал, примерно год я работал в торговле, потом просто надоело, и бросил. Началась война. С 19-го июня вот мы, так сказать, болтаемся между этим, прошлого года 14-го. Просидели 4 месяца в Запорожской области, потом вернулись. Ну, холода попёрли, вернулись назад к себе в Горловку.

Н.К.: Потому что холодно было?

Е.И.: Ну да, просто холод уже заставил куда-то за вещами ехать. Приехали 3 месяца или 2 пробыли с октября по 15-е января, ну, 3 месяца пробыли там под обстрелами и выехали опять. Ну, приехали сейчас сюда. Уже мы здесь сейчас. Ну, как бы вот такая у нас история, не знаю, хорошая или нет.

Н.К.: Но насыщенная, скажем так.

Е.И.: Ну, да, конечно.

Н.К.: Ну, давайте вернёмся к теме Чернобыля. Я если позволите, я Вам позадаю ещё немножко вопросов.

Е.И.: Хорошо, конечно.

Н.К.: Скажите, пожалуйста, как Вы узнали об аварии?

Е.И.: О Чернобыльской аварии?

Н.К.: Да. Как тогда вообще люди об этом узнавали?

Е.И.: Ну, просто, по телевизору через какое-то время прошла информация. Ну, тогда ж как бы свободы слова не было, ну, что-то случилось, да и всё. А уже конкретно узнал, что получилось, когда уже получил повестку, когда уже призвали туда нас. Даже если я, когда призывался в армию, везли самолётом – ну, гражданская авиация ТУ-134, или 154, я уже не помню – то на Чернобыль везли самолётом военным, то ли АН-24, я уже сейчас не помню. Ну, то есть мы в грузовом отсеке сидели, из Донецка, по-моему, до Белой Церкви. Ну, быстренько нас туда доставили, переодели и отправили в зону, вот. Узнали сначала из средств массовой информации, ну, как бы вкратце, а потом уже всё увидели там воочию на месте.

Н.К.: А помните ли Вы, что Вас, может быть, когда Вы туда приехали в зону, может быть, что-то вот как-то удивило или поразило? Вот первые свои впечатления.

Е.И.: Ну удивило то, что были огромные такие яблоки.

Н.К.: Ага.

Е.И.: Вот такие вот.

Н.К.: Ух ты.

Е.И.: Ну, может быть, они были и до этого такие. Ну, мы это всё, как сказать, ну, наверное, думали о том, что возможно подействовала радиация, что они такие крупные. Ну, естественно, населённые пункты все были брошенные. Вот, жителей практически тут не было. Там в тридцатикилометровой или в десятикилометровой зоне, я уже не помню, честно говоря, просто она была ограждена, по-моему, тридцатикилометровая, колючей проволокой. Ну, и стояли там блокпосты, которые пропускали кого надо, кого не надо не пропускали. Ну, и мыли, естественно, грязные машины, смывали пыль радиоактивную, чтобы, допустим, ни распространять радиацию далее. И ещё, что интересует? Ну, как бы вкратце…

Н.К.: А где Вы жили, где Вы спали? Вот такие, какие-то простые моменты.

Е.И.: Жили в обычном лесу, строили палатки. Были палатки, но строили – уже готовились к осени, к зиме – деревянные основания, стены между, как сказать: с двух сторон доски, внутрь засыпались то ли опилки, то ли земля, что-то такое, чтобы стены были более менее утеплены и сверху натягивался каркас палатки. Крыша, естественно, палаточная, в палатке стояла двестилитровая бочка, приготовленная под печку, под буржуйку. Вот и всё. Ну, стояли 2-х ярусные кровати, вот и всё. Нормальные армейские условия. То есть, я если в 83-м демобилизовался со срочной службы, в 86-м призвался уже, уже называется это партизаны, которых призывают второй раз там, третий. Вот. Условия, что в армии, что там – везде одинаковые.

Н.К.: А, то есть, для вас было привычно, как армейские условия, то есть ничего такого особенного там?

Е.И.: Особенного было ничего, потому что в армии приходилось: месяц нас бросали на выживание. Это тридцати, сорокаградусные морозы. Обычная ротная палатка и кровати. Ну, нас что спасало, в Мурманской области снега вот так, палатку заносило чуть ли не по самую крышу, только проходы делали, тепло в снегу было.

Н.К.: Ух ты!

Е.И.: И такая же бочка стояла, нормально жили.

Н.К.: Ничего себе. Кто бы мог подумать, что снег и…

Е.И.: Наоборот, он как раз тепло даёт.

Н.К.: Ничего себе. А вот, когда вы были в Чернобыле, как Вы, как у Вас была полевая кухня или вы ходили куда-то отдельно есть?

Е.И.: Не-не-не, кормили, кормили. Только я как-то не могу сказать, была ли это полевая кухня или нет. Просто в лесу стояли столы, даже накрытого не было ничего, стол, вот такой. Помню, утром на станцию едешь, уже дело к октябрю, и те, кто едет на станцию, едем рано, их же ж завтраком кормят первых. Стол немножко стоит под наклоном, кофе дали кружку, железная ж, да…

Н.К.: Ну да.

Е.И.: …поставил, а на столе лёд и она уехала, перелилась. Просишь: «Дай мне вторую», потом вот так вот подержал немножко на столе, а оно протаяло – кружка осталась. Вот был прикол.

Н.К.: Это в смысле, где? Когда Вы служили?

Е.И.: Не, не, это уже, когда на Чернобыле.

Н.К.: А на Чернобыле, Вы ж летом…

Е.И.: Август-октябрь.

Н.К.: А, октябрь, да, уже холодно.

Е.И.: Уже сентябрь был холодный, ночью заморозки конец сентября.

Н.К.: А, да, да, да, да.

Е.И.: И утром ледок на столе у нас не видно, раз и уехала. Вот такой прикол был.

Н.К.: Наверное, развлекались не (смеется)?

Е.И.: Да нет, мы уже ж, ну как, уже ж не дети – понимаем, где находимся.

Н.К: А, понятно, да.

Е.И.: Ну, что, ну попросил вторую кружку, да и всё. Налили, как бы в этом проблем не было.

Н.К.: А удавалось ли, как-то отдохнуть? Был ли, как-то организован отдых?

Е.И.: Да, вечером были просмотры фильмов. Ну, отдыха как такового в армии не существует, бывает понятие там личное или свободное время. Ну, это определённое, допустим, вечером. Я сейчас, честно говоря, не помню. Помню, фильмы смотрели, приезжали какие-то там филармонии, там я не знаю, может быть киевские, может быть харьковские, может ещё какие-то. Ну, люди приезжали – развлекали личный состав, всё. Ну, а так, больше, как бы, ни развлечений, ничего. Ну, приехали туда чисто работать, с вот этой вот, как сказать, справиться с этой аварией, с этой проблемой, с бедой.

Н.К.: А как Вы помните, как находясь там люди, осознавали радиацию или не осознавали, боялись, не боялись, вот какие-то такие, то есть?

Е.И.: Нет, вот этих настроений конечно не было, потому, что это вещь такая, которую ты не чувствуешь вообще – ни на запах, ни на вкус, ни на цвет, ни на что увидеть невозможно. Ее видно только в прибор, прибор показывает и всё. Абсолютно…

Н.К.: То есть, паники такой, чтобы ничего?

Е.И.: Не-не-не, конечно. Единственное, только, ну, предупредили, примерно лет 5 после Чернобыля не иметь детей. Поэтому у меня старший и младший сыновья, между ними разница 9 лет. Один – 84-го, а один 93-го.

Н.К.: А, ну, правильно.

Е.И.: Ну, на всякий случай, фиг его знает, что будет.

Н.К.: Ну, да, конечно, это правильно. А как Ваша семья отнеслась к этой поездке, как?

Е.И.: Ну, было немножко другое время, наверное. Военкомат дал повестку. Сейчас просто кто-то откосить там хочет…

Н.К.: Ну да.

Е.И.: …то ли от того, то ли от этого, в армию не пойти, тогда такого не было. Всё было расписано строго: окончил школу, потом отслужил армию, допустим, пошёл работать, женился, призвали вторично, взял собрался, поехал.

Н.К.: А, ну, то есть всем всё было просто понятно.

Е.И.: Понятно, да. И от этого просто, ну, увильнуть нельзя было.

Н.К.: Ага.

Е.И.: Вот и всё. Сейчас можно там, другими способами…

Н.К.: Ну, понятно.

Е.И.: Что не служить, что, допустим, не пойти в зону АТО, и там всё, что угодно. В наше время такого не было.

Н.К.: Я поняла. А скажите, пожалуйста, ну, я так понимаю, что Вы по повестке были, и так далее, то есть в основном, люди, с которыми вы работали, это были мужчины да?

Е.И.: Да, да, да.

Н.К.: Ну, как я слышала, что в зоне так же работали и женщины. Может быть, Вы помните, какие работы доверялись мужчинам, а какие женщинам? Или не было разделения? Или Вы не встречали?

Е.И.: Не, женщин, честно говоря, не встречал. Единственное, к нам приезжала автолавка, ну, типа передвижного магазина. Приезжала там, я не знаю, что они там привозили, там допустим, носки там, трусы там какие-то, может быть, там напитки, сладости, естественно, без спиртного, без ничего. Вот, обслуживающий персонал – это были женщины. На станции женщин не помню, всё чисто мужской состав. Может быть, работники кто-то был. Мы ж в ихнюю, допустим, как сказать, в ихнюю епархию не лезли. Нас привезли, вот здесь вот, допустим, стали, поставили задачу. И, прикольно, по станции, что меня, ну как, поразило: на крышу не так-то просто попасть. Лестница есть, можно дойти до какой-то отметки, допустим. Есть там 55-я, к примеру, переходишь на другую – там доходишь до 76-й отметки. То есть, в 2-3 этапа, чтобы вылезти на крышу надо было по разным отметкам попроходить.

Н.К.: Ух ты, ничего себе. А чего так?

Е.И.: Ну, я не знаю, ну, так просто строилось. А почему так – не знаю. Просто так, ну, в обычном доме так на крышу не вылезти.

Н.К.: Ну да. Просто раз и всё.

Е.И.: Там, я уже не помню, какие отметки. Вот, конкретно говоря, дойдёшь туда, до этой отметки, переходишь там, по всей видимости, другая лестница, там до такой-то – ещё другая лестница и потом вылазишь уже на крышу.

Н.К.: Ничего себе.

Е.И.: Ну, единственное, с крыши, конечно, открывался вид такой, пейзаж: Припять видно, речку. Всё мирно, всё спокойно, всё тихо. Но просто вот этот как бы враг – радиация, да, она ж незаметна и невидима просто, неощущаемая. Сегодня ты понимаешь, что вот произошло, а так всё, как оно было, так оно и есть. Единственное, нет людей.

Н.К.: Ну, да. А, может быть, помните, какие-нибудь, я не знаю, истории, которые запомнились, которые произошли, вот пока Вы там были? Какие-то…

Е.И.: На Чернобыле?

Н.К.: Ну, да. Может быть, я не знаю, есть люди рассказывают, как кто-то пошёл рыбу ловить (смеется), кто-то ещё что-то. Ничего, да?

Е.И.: Не, единственное, был какой случай, ну, не знаю, может быть это немножечко такой печальный. Когда робот на крыше сломался и надо было платформу, его погрузить на платформу, он сам не заехал. Ну, не я был там, был кто-то из ребят. Платформу поднимали для робота, и кому-то придавило ногу платформой. Ну, его просто ребята взяли и на руках спустили оттуда. Ну, немножко только печальный.

Н.К.: То есть он, погиб да, человек?

Е.И.: Нет, нет, на ногу просто поставили.

Н.К.: Робот?

Е.И.: Платформа, платформа. Ну, так, как площадка…

Н.К.: Я поняла.

Е.И.: …на которую должен заехать робот. Она с металлических труб, сколько в ней веса я не знаю.

Н.К.: То есть, перелом у человека ноги?

Е.И.: Может, был, может, нет, может просто ушиб или сдавление. Ну, вот такой, как бы печальный случай был. А весёлого ничего не скажешь. Каждый же ж стремился побыстрее домой. Так, что вот так вот.

Н.К.: А, как там удавалось письма написать?

Е.И.: Да, естественно, почта работала.

Н.К.: А, работала, да?

Е.И.: Да, да, в то время. Мобильных телефонов не было ещё…

Н.К.: Ну да, еще нет.

Е.И.: …86-й год. Почта работала без проблем. Солдатские эти, конверты полукопеечные были, они ж без марок, без ничего отправлялись. Ну, естественно, все писали семьям, семьи писали военнослужащим. То есть, общения никакого не было по телефону и прочее.

Н.К.: Ну, то есть, ну да, позвонить нельзя было…

Е.И.: Даже если бы со стационарного можно было, может быть и позвонил бы. Ну, в лесу, как понимаете…

Н.К.: Ну да.

Е.И.: …там нету ни телефонов, ничего.

Н.К.: Ну, то есть полевая почта?

Е.И.: Да, да, да. Ну, не полевая…

Н.К.: Ну, почта.

Е.И.: …обычная. Часть 73413 ВЧ.

Н.К.: Это был номер Вашей части?

Е.И.: Да, части. Хозяйство Гурского называлось. Это командовал подполковник Гурский. Ну, просто называлось хозяйство Гурского.

Н.К.: Расскажите, пожалуйста, а когда вы приехали… А, наверное, начать с того, как Вы возвращались, каким транспортом, как – сами по себе или вас организовано вывозили, как это проходило?

Е.И.: Нет. Нас вывозили организовано до Белой Церкви. В Белой Церкви был, как сказать, перевалочный пункт. Просто не подберу более такого другого такого слова, там, где в гражданском все приехали. То есть в домашней одежде. Приехали, переоделись, получили военную форму, а свои вещи там упаковали, я не помню, то ли в мешки, то ли во что-то такое и в склады сдали. Вот, нас централизованно оттуда привезли в Белую Церковь. Там казарма, где можно ещё переночевать. Военную форму всю сдали, каждый нашёл свою одежду, а там уже кто как может, тот так и добирается. Из Белой Церкви уже ехали поездом, ну, по домам, кто куда. Ну, в основном, все были из Донбасса. Это не только Горловка, там Снежное, Торез, Шахтерск, ну, в общем, всё в Донецкой области. И какой механизм там был. Ты набираешь 20 рентген, то есть 10 выездов на станцию. Писали среднее арифметическое каждому. Один, по-моему, девяносто четыре, что ли – это уровень радиации, полученный на станции, когда ты выезжаешь. Когда ты сидишь в части, просто сидишь на фоне, я не помню, сколько там, ноль-ноль-ноль, какие-то там десятые или сотые доли рентгена. Вот, тебе, когда набираешь официально 20 рентген, то есть 10 выездов есть, плюс фон, на котором ты находишься, подают в Киев, по-моему, на замену. То есть, ходатайствуют о том, что пора такого-то воина менять следующим. Вот, и примерно 2 недели сидишь, ждёшь, когда, вот эти документы туда ушли, и пока приедет новый человек, поменяет тебя на месте. И, вот, уже в последнюю ночь, когда люди приехали, тебе уже здесь спать негде, в палатке. Потому что ты – всё, кровать свою уже сдаёшь. Вот, пожалуйста, твоё место, ну, перекантовались там одну ночь. Потом утром нас, вот, чем везли, не помню: то ли машина, ну, наверняка, скорее всего машиной. Потому что на станцию в машинах ездили. До Белой Церкви машиной привезли, и там уже было легче, уже сняли военное, одели гражданское. И давай искать, где вокзал, когда там поезд. Всё, сели, уехали. В общем вот так вот.

Н.К.: А скажите, помните ли Вы, было ли к Вам, среди людей, которые, ну, не имели отношения к Чернобылю, может быть, соседи, друзья, знакомые или просто люди, да, там, на работе, было ли у них какое-то отношение особое к Вам как к чернобыльцу или никак?

Е.И.: Нет, нет, в то время, нет.

Н.К.: Нет, да? То есть…

Е.И.: Нет, в то время было абсолютно нормальное явление. Ну, побывал ты на Чернобыле, ну и ладно.

Н.К.: Ага.

Е.И.: Съездил там, и хорошо. Единственное, что, нас больница заставляла, я уже сейчас не помню периодичность, лейкоциты, эритроциты, потом давление глазного дна вот.

Н.К.: То есть, как-то обследовали?

Е.И.: Да, постоянно. Вот это вот постоянно где-то в течение первых там, год, два, три были под жёстким контролем. А потом это уже немножко стало послабее. Уже в больницу потом, ну, кто-то действительно сильно заболел. Я вот ещё, вроде как живой. Ну, наверное, еще не умираю.

Н.К.: Ну, и слава Богу, конечно. А скажите, как Вы думаете, как Ваше мнение по поводу того, какое вообще, ну, не знаю, может быть, не только с экологической точки зрения, ну, может быть, не знаю, культурной, эмоциональной или как-то вот… Как вообще вот эта вот авария повлияла на общество в целом? И повлияла ли? То есть, сделали ли люди какие-то выводы или не сделали? То есть, или она прошла так вот, мимо?

Е.И.: Ну, честно сказать, какой-то однозначный ответ дать невозможно. Почему? Потому что я, допустим, был ликвидатором. Ну, меня это коснулось только как: сняли, вернее как, забрали от семьи, от жены, от ребёнка на какой-то период времени. Потом же ж – непонимание, что с тобой будет, со здоровьем и с остальным. То есть, побывал там и вернулся назад. Я думаю, тут тяжелее была судьба этих, людей самих переселенцев, которые там прожили. Вот, там, допустим, сам город Чернобыль, там город Припять. Они же два молодых города. Славутич там ещё, по-моему. Сейчас уже просто плохо помню. Людей же ж просто оттуда выселили, типа, как мы вот сейчас. Мы то выехали…

Н.К.: Кстати, то же самое, заметьте…

Е.И. Ну да, они бросили…

Н.К.: Им пришлось всё бросить и тут, и вот этим регионам Донбасса тоже всем приходится так же, как…

Е.И.: Да, многие побросали…

Н.К.: …тем переселенцам. Повторение, да?

Е.И.: Да, только, единственное, возможно, у нас здесь какой плюс, ну война ж когда-то кончится.

Н.К.: Ну да.

Е.И.: Когда-то, возможно, вернёмся, хотя не факт. Уже перемирие какое, 4-е. А…

Н.К.: Да.

Е.И.: …не видно никакого ни позитива, ни продвижения ни куда. А там, люди, допустим, даже не планировали вернуться назад. Насколько помню, там от есть три вида, как сказать, я не химик, не биохимик, в общем, там на что мерялись – альфа, бета, гама – три вида излучения. У каких-то идёт распад частиц 25 лет, у каких-то, может быть, 50, у каких-то ещё больше. То есть, люди понимали на отдалённую перспективу, что им назад вернуться просто невозможно.

Н.К.: Ну, да.

Е.И.: Потому что распад идёт длительное время, и никто никого туда не пустит жить.

Н.К.: И в этом плане было более депрессивней?

Е.И.: Да, скорее всего, да. Ну, если я этого не столкнулся тогда, столкнулся сейчас с другой сложностью, то где-то понимаю, как было тяжело им. Они ж практически бросили там всё. По телевизору, как показывают – квартиры, всё осталось. Ну, что? Взяли первое необходимое, там документы, ну, какие-то вещи.

Н.К.: Ну да.

Е.И.: Остальное всё побросали. И всё ж так и стоит до сих пор. Ну, не знаю. Почти 30 лет – они уже как-то себя…

Н.К.: Немножечко…

Е.И.: Ну да, реализовали где-то, в новых местах, там может, новые профессии. Там же в основном, наверное, все были атомщики. Все ж оттуда выезжали. То есть, ну, специальность узконаправленная, там все работали на… в основном все там работали.

Н.К.: Ну, да, они ж все там работали. Ну, наверное, где-то нашли себя.

Е.И.: Я думаю, да. За 30 лет конечно.

Н.К.: Да.

Е.И.: Единственное, тяжело как бы…

Н.К.: Первое время…

Е.И.: …90-е годы пошли, это каково им было, честно говоря, не знаю.

Н.К.: А, как Вы думаете, какой у них вот самый тяжёлый момент? Наверное, самый первый был, да?

Е.И.: Та думаю даже вряд ли. Первый момент какой? Вот, допустим, станция, даже произошёл взрыв, да. Всё ж скрывалось, никто ж даже не понимал, что это такое. Потому что вот информация была ещё в то время, что даже дети гуляли на улице. То есть правительство скрывало такую большую катастрофу.

Н.К.: Ужас какой.

Е.И.: Дети спокойно гуляли, ну, люди просто не знали. Ну, авария и авария. Что там на самом деле никто ж не знает. Потом, возможно, уже как-то это пришлось подать, потому что, наверное ж, европейские страны завозмущались. Куда пошло это облако, я сейчас уже не знаю. Вроде и на Белоруссию пошло, но там же ж недалеко и Европа, ну, наверное, ж и Европе досталось.

Н.К.: Ну да. То есть, для переселенцев самый тяжёлый момент был скорее позже, да?

Е.И.: Да, я думаю, да. Допустим, если их централизовано куда-то вывозили, их же ж очень много. Где-то ж надо было людей расселить, обеспечить работой.

Н.К.: Ну да.

Е.И.: Это 86-й год еще, возможно, ещё всё работало. Это как раз был период, Горбачёв был у власти. Он в 85-м пришёл, началась перестройка, до 90-х где-то годов. Возможно, за 3 года как-то было более-менее легче. Может быть. Это просто…

Н.К.: Ну да, просто мне было интересно, как Вы думаете.

Е.И.: Это просто предположение.

Н.К.: Просто мне интересно, как Вы думаете.

Е.И.: Это просто предположение. Просто началось всё, ну, в 90-х. В 91-м, когда уже развалился Советский Союз, да тогда, наверное, за 3-4 года люди что-то уже успели сделать наверняка.

Н.К.: Ну да.

Е.И.: Может, получить жильё, может да, а может, и нет. Но, во всяком случае, трудоустроились уже где-то наверняка. И где-то как-то расселились. Хотя мы там ещё… Да, ещё, что мы там делали. Строили домики – деревня Дибровы. Это сколько километров я не помню, возили нас. Мы, естественно, не каменщики, не плотники там, сказали ложить кирпичи – ложим. То есть строили дома. Не знаю только, они заселены и востребованы, вот этого я не знаю.

Н.К.: Ну, это для кого были дома? Для?..

Е.И.: Для переселенцев.

Н.К.: А, как раз Вы же и строили?

Е.И.: Да, мы и строили. Я это просто забыл. Уже почти 30 лет…

Н.К.: Спасибо, что вспомнили.

Е.И.: Не за что. Просто уже сколько лет прошло. Допустим, на станцию не едешь сегодня, да, в деревню. Кто-то плитку там ложит, облицовывает сельсовет где-то, кто-то там на стройке работает. Ну, дома готовили, я не знаю просто, заселили туда или нет. Мы-то достроить не успели, за 40 дней же не построишь, ну, что успели, то и сделали. Уехали, ну, естественно, там следующие продолжали, я думаю, всё это делать. Возможно, там и живёт кто-то, может быть.

Н.К.: Секунду, я прикрою дверь. Скажите, пожалуйста, а вот что Вы думаете по поводу мероприятий, посвящённых памяти этим событиям? Ну, как бы всё-таки ж, как сказать, история она идёт и как-то её надо отмечать. Ну, например, у меня в школе проводили беседы с детьми 26-го, да, то есть я вот это помню. Как Вы думаете, достаточно ли этого или, может быть, ну, может быть, вообще о событиях такого рода стоит говорить как-то иначе? Или о конкретно этих, может быть, как-то иначе или, в принципе, так и надо? Как, вот, Вам кажется?

Е.И.: Ну, я думаю, уже всё-таки почти 30 лет, просто надо людей помнить, которые, допустим и пострадали, как переселенцы и те, которые, в принципе, пострадали, как ликвидаторы. Просто о них, я думаю, надо помнить, да и всё. Всё равно это ж не вечно. Распадётся это когда-то…

Н.К.: Ну да.

Е.И.: …все вот эти частицы, ну, всё-таки чисто ж когда-то будет.

Н.К.: Когда-то ж должно быть.

Е.И.: Да, по идее, да. Сколько лет только пройдёт – не знаю. Если, допустим, в Японии после атомных бомб, наверное, до сих пор отслеживают рождаемость какого там уже поколения – как, допустим, это влияет на гены, допустим, ну, на наследственность, говоря по-русски. У нас же государство не то, я думаю это никому не надо.

Н.К.: Ну да.

Е.И.: Хотя бы пусть помнят, хотя бы. Вот, я не знаю, вот у меня сын родился уже после того, как я был на Чернобыле, в 93-м году. И ему сейчас, вот, 22 будет в этом году. Он нормальный мальчик, всё нормально, но я не помню, до какого класса рос, как и все. Потом, буквально за лето у него, ну, как сказать, всплеск в росте. Рубашки, штаны – все короткие. Я просто в шоке, тут в школу идти, а оно всё мало. Вот, сейчас у него рост больше 2-х метров. И в связи с ростом не успевало уже увеличиваться сердце. Сердцу было немножко сложнее качать кровь, поэтому, ну, 2 раза полежал в больнице там под наблюдением у кардиолога. Вот, ну, щитовидка вроде бы в норме. Ну, да, вроде бы да, ну, вот, хотя всплеск вот такой был. Может быть, даже это и не с Чернобылем связано. Потому что, я помню, сам в 8-м классе учился, приходят ребята, которые были весной маленькие, раз – за лето повытягивались. Может быть, это сыграло роль. Просто пришло время. Возможно, какой-то отголосок Чернобыля.

Н.К.: Ну, да.

Е.И.: Тут можно только предполагать, вот и всё.

Н.К.: Понятно. И тогда у меня такой к Вам вопрос. Скажите, пожалуйста, вот, исходя из, ну, не знаю, из Вашего опыта такого богатого, такой, скажем так, жизни насыщенной, вот, что бы Вы хотели бы на сегодняшний день, как, может быть, как квинтэссенцию или, как, какой-то опыт важный, что главное вот стоило бы сказать потомкам, чтоб они учли? Может быть, это что-то о чём нужно обязательно помнить или что-то, о чём ни в коем случае нельзя забывать. Что бы, вот, Вы хотели им сказать, что было бы важно? Вот на сейчас, вот видя, всё пройдя?

Е.И.: Да, да, сейчас… Я понял. Сейчас, наверное, актуально пожелать потомкам мира в стране. Я никогда не думал, что я с этим столкнусь. У меня мой отец воевал ещё во Вторую мировую, ну, то есть, Великую Отечественную войну. Воевал на Кавказе, в 43-м году получил ранение, был комиссован и получил 3-ю группу инвалидности пожизненно. У него одна нога даже была чуть меньше другой. То есть, я от отца, это так, о войне слышал понаслышке. А сейчас уже окунулись в неё сами. Ну, наверное, потомкам пожелать мира. И, наверное, чтобы правительство немножечко остудило свои головы, не бросать танки там и прочее, а вести диалог, одну и другую сторону и всё, и я думаю, всё наладится. Всё наладится.

Н.К.: Спасибо! Спасибо большое.

Е.И.: Да, не за что.