Аудио № 1

Людмила Базиева (далее Л.Б.): Сегодня 30-е мая тринадцатого года.

Наталия Козлова (далее Н.К.): Находимся в «Союзе Чернобыль». Ваше имя отчество?

Л.Б.: Меня зовут Базиева Людмила Николаевна. Я эвакуированная из города Чернобыля 5-го мая 1986 года, вот.

Н.К.: И первый мой к Вам вопрос, достаточно обширный, расскажите историю своей жизни. Что считаете нужным.

Л.Б.: Сейчас, отключите, пожалуйста.

Аудио № 2

Н.К.: Вроде пошло.

Л.Б.: Да, значит так. Моя мама коренная урожденка города Чернобыля, она там родилась. Мой папа родился в Тамбовской области, вот, он русский, мама украинка, вот. Он у меня в 20 лет, между прочим, что интересно, с города Харькова, он учился здесь в танковом училище, отправился, поехал, отправили его, вернее, пошёл на войну, будем так правильно говорить, пошёл на войну. Вот, он прошёл войну, всё, потом он попал в офицеры в составе советских войск в Германию.

Н.К.: Угу.

Л.Б.: Жили мы в городе Нойштрелиц, вот, года четыре. В общем, там я пошла в школу. Потом, мы после этого, как папа отслужил там, поехали в город Чернобыль. Почему? Потому что мой папа жил в селе, а в селе, естественно, перспектив никакого, никаких нет. Он всё-таки культурный и образованный человек, вот это, и мы приехали в город Чернобыль. Ну как, он был, воевал, он занимал потом руководящие посты, был директором дома культуры, инструктором райкома партии, потом начальником отдела кадров райпотребсоюза, директором базы райпотребсоюза, вот и мы жили там. Мама моя – банковский работник, была зав. кассой, вот, и принимала и выдавала деньги. Банка как такового на Припяти не было, потому что там был только стройбанк и, естественно, те клиенты все деньги получали у нас. Мама очень ответственный работник и её очень любили, ну, и нас всех в городе знали. Приехав, это самое, отучившись одиннадцать классов, я поступила в политехнический техникум, его окончила и приехала в свой родной город. Так как у нас городок небольшой, есть, конечно, много у нас, и все, как говорится, службы, которые должны быть в городе, у нас есть. Но городок небольшой и работать мне устроиться там тяжело. Не пойду ж я на завод, интеллигентная и красивая женщина (смеется).

Н.К.: Ну, конечно.

Л.Б.: Это так, с юмором, вот. Меня пригласили работать продавцом в книжный магазин. Потому что в книжные магазины открытый доступ только по это самое. Случаев воровства очень много было, вот, и надо доверять тем работникам, с которыми мы работаем. Меня пригласили, меня пригласили, и я там поработала, ну, не важно, 3 года. Меня забрали работать в сектор учёта райкома партии.

Н.К.: Угу.

Л.Б.: Вот. Там я тоже проработала, вот, сколько там работала. А потом я работала инженером по технике безопасности поликли… ну, нашей районной больницы, вот. А папа мой работал, он уже был пенсионером, у него… он работал кладовщиком, завод Бытрадиотехника. Ну, там ремонтируют это самое: радиолы, приёмники, магнитофоны, телевизоры и всё такое, вот. Так как он без образования, но пенсионер, сами понимаете, вот, а я закончила политехнический техникум и меня пригласили туда тоже работать. Папа ушёл на пенсию, а я вместо него стала старшим кладовщиком и там работала до самой аварии.

Н.К.: Угу.

Л.Б.: До самой аварии. И, естественно, дети ходили в школу. У меня двое детей – сын и дочь, вот. Сын, когда… на случай аварии он учился в 8-м классе, а дочь моя – в 4-м классе, вот. И потом, когда случилась вот эта авария, естественно, я… Мы жили возле, около, как правильно сказать, милиции. Я встала утром 26-го апреля, солнечный день, цветёт… всё буяло, всё цвело, привели город – куколка, побелили всё. В общем, короче говоря, иду я мимо милиции, смотрю, людей – тьма. И все военные, кто в белом, разные рода войск. Я уже не, это самое, учения какие-то проходят, всё. Пришла я на работу и там узнаю, что на атомной станции произошёл взрыв, вот. Некоторых, конечно, сотрудников уже не было на работе у нас, вот. Ну, там разговоры – есть пожар, нет, потушили, не потушили. Не смотря на то, что мы жили непосредственно в 10-ти километрах от атомной станции – это, допустим, по дороге, конечно, длиннее, а радиация она ж не по дороге идёт.

Н.К.: Ну, конечно!

Л.Б.: А по воздуху, а по воздуху, по воздуху у нас 10 километров, вот. И потеряла я немножко мысли, вот… И, короче говоря, вот случилась эта авария, всё. А! За что я хочу сказать: не смотря на то, что мы жили вблизи атомной станции, никаких учений с нами не проводилось, ГО было, как говориться, лежало камнем, многие работники этой гражданской обороны ничего. А когда, вот, случилась атомная станция, надо ж, это самое, должен быть, как говориться, так вот, запас, золотой запас какой-то, должны быть и лекарства, которые в случае чего всё – они были все просроченные. Они были все просроченные. Мы ничего не знали, какие действия, что. Оказывается, не надо было выходить на улицу, открывать форточки. А дети пошли в школу, ещё вот, мой сын сдавал, как это называется, какие-то показания по физкультуре, какие-то надо было зачёты сдавать, вот это самое всё, вот. Паники как таковой не было. Я тогда работала, ещё была у меня, не знаю говорить это не говорить, что?

Н.К.: Как считаете нужным.

Л.Б.: Ну, это самое, не важно. В общем, нас собрали 27-го апреля в доме культуры, вот, руководящих работников, ну я тоже там немножко, каким-то боком тоже к этому относилась, вот. И дали нам информацию о том, что на атомной станции произошёл взрыв, то-то, то-то, то-то и погиб один человек, пожарные это самое, никаких паников, всё. Ну, женщины, естественно задавали вопрос: можно взять отпуск и двоих детей до 12-ти лет, там три дня отпуска, чтобы… «Никто никуда не едет, 1-го мая будет демонстрация, и никаких этих самых, всё нормально, всё хорошо». Вот такие были установки. Ну, естественно, потом 5-го мая нас эвакуировали. Сказали взять документы, деньги, ну, там, сменной немножко одежды, это самое. Нас погрузили в автобусы и повезли. Ну, в Бородянку там и другие, это самое. Но мы поехали не в Бородянку, потому что у нас под Киевом… Жуляны, знаете?

Н.К.: Да, да.

Л.Б.: Аэропорт Жуляны, рядом находится город, не – посёлок городского типа Вишнёвое. Там у нас друзья и мы поехали к ним. Они как-то, каким-то чудом к нам дозвонились и мы поехали к ним. У них частный дом и там мы это самое. Расскажу такой момент: заходим мы в калитку – всё, здравствуйте там и всё, ну как встречаемся радостно и всё, вот. А нам и говорят, нас в дом не пускают. Не то что там это самое всё, говорят проходите сюда: нас всех перекупали, перемыли, это самое, как это называется – головы, всё, дали всю свою одежду. Нас же было очень много человек. Как очень много? Я, семья – 4 человека, мама с папой и сестра – тоже 4 человека. Десять человек – это ж не мало, правильно, вот? Дали нам одежду, накормили, напоили, конечно, поселили и нас, это самое, всё. И мы там жили. Мы там жили, ну, естественно, три дня прошло, никто не два, не три, вот. И мы решили – у меня был муж сам с Кавказа – и мы решили туда поехать. Ну, это ж всё-таки как-то, ну, десять человек, это неизвестно сколько мы будем здесь, это самое, сами понимаете.

Н.К.: Ну понятно.

Л.Б.: Простояла в очереди я, потому что уже в Киеве была паника, уже ж и это самое, всё, караул, вот. Около 10-ти часов больше…

Н.К.: За билетами?

Л.Б.: За билетами.

Н.К.: За билетами.

Л.Б.: У меня была такая пачка паспортов, почему? Потому что те друзья, у которых мы остановились, вот, они тоже ж решили, взяли отпуск.

Н.К.: Решили, да.

Л.Б.: Да, она со своими детьми, тоже четыре человека. И вот это вот всё, мы все.

Н.К.: Вместе?

Л.Б.: Да. Билетов нет. Я говорю: вот я же, мы же только из Чернобыля, это самое, всё. Не, ну я говорю. Мы ехали в общем вагоне, потому что взяли, что есть. В общем вагоне 28 часов из Киева до Минеральных Вод. Там встретили нас грузовой машиной и мы поехали в Нальчик. И там мы, я работала, конечно, вот. Расскажу такой момент, я уже, конечно, в этом, написала там. Такой момент, что, естественно, я была старшим кладовщиком, я материально ответственная, я очень переживала за то, что это самое. Вдруг прислали мне телеграмму, что надо ехать в Чернобыль, всё это вывозить. Естественно, я была в очень, ну, как сказать, в замешательстве. Потому что неведенье о том, о радиации ничего не знали, обстановки такой не знали, что там, как там. Всё бросить, оставить семью, всё это самое, уехать. Как, я думаю, это ж материально ответственная, вдруг там что-то такое, думаю. Я очень переживала, очень переживала. Короче говоря, приехала в Киев в облрадиотехнику, в нашу областную, это самое, организацию, вот. И говорят вот так, так и так, вы должны ехать в Чернобыль и всё. А! Вот, что! Я же работала, я работала в СКБ – специальное конструкторское бюро завода «Телемеханика» города Нальчик, вот. И думаю, как же, я уже тут работаю, я же ответственная, я же должна на работе быть, а тут мне надо ехать. В общем, я у розпачи, по-русски не знаю как сказать.

Н.К.: Ну, понятно, да.

Л.Б.: В общем, в растерянности. Приходят ко мне и говорят: «Люда, ты знаешь, есть командировка в Киев». Я говорю: вы извините, я же ничего, ну как-то не совсем понимаю, потому что я по специальности, я почти не работала, мало работала. «Ничего, не переживай». Заведующий дал мне командировку, вот, дал, вот, листок бумаги, там было написано обращение, там туда-сюда и шесть позиций микросхем, которые я должна получить на складе в Киеве завода «Кристалл».

Н.К.: Угу.

 Л.Б.: Я туда приехала и уже ж в Чернобыль, потом поехала туда, сдала эту самую заявочку. А там ещё, вот, интересный факт, говорят, ой как в кино: дали мне номер телефона, если ничего не получится, чтобы я обратилась к этому человеку, как его зовут, естественно, я уже забыла. Я езжу туда-сюда, туда-сюда, и вот, потому что я ж не буду… Говорят: «Оставайся в Чернобыле – и там же ж квартира, и всё, и дом». А мне страшно, почему мне жутко, жутко, почему? Кушать негде, все повы… это был сентябрь месяц восемьдесят шестого года, вот. Кушать негде, магазины все повывозили, талонов мне никто не даст, потому что я ж не это самое. Мужчин полно, не то, что они мне что-то сделают, но просто жутко. В белых бахилах, в белом одеянии, респираторы белые, всё в белом – как в каком-то фантастическом… Это всё вот такие массы людей ходят в таких нарядах по городу. Мне просто страшно. И я, вот, такой вояж делала каждый день: в пять часов я вставала – Жуляны, выезжала с Вишнёвого на электричку до Киева, с Киева, через весь Киев на метро до «Полесье автостанция». Там я брала билет за свои деньги, ехала в Иванков, там тоже Бытрадиотехники был же ж этот самый, как его называют – филиал наш. Там мне давали машину, я садилась в эту машину и ехала в Чернобыль. В Чернобыле я работала, там бутербродик какой-то взяла, нигде ж нечего, всё закрывало это самое. И таким же макаром, я…

Н.К.: И сколько так времени?

Л.Б.: И так я и, это самое, до конца сентября месяца я вот так это самое.

Н.К.: Ох, ничего себе.

Л.Б.: Вот, естественно. А тут же ж пошёл слух, что уже возврата не будет, что уже дают квартиры, уже. А я ж тут сижу, а моя ж семья там. А Вы ж представляете, калькулятора нет – счёты, только счёты. Это ж надо составить всё, подбить. А там же, ну кинескопы, там телевизоры, это крупные вещи, там трансформаторы, лампы, это всё, как говориться, такое. А есть же такие, ну, КСочки, есть и транзисторы, есть разные, я уже забыла, как называются эти детальки. Это ж надо всё переписать, посчитать, даже вот некоторые детальки были, что их пинцетом берёшь и считаешь. И вот опись сделала всех этих деталей, всё пересчитала, подбила, сложила в этот самый, как это называется… В тару.

Н.К.: В какую-то ёмкость.

Л.Б.: В тару, в ёмкость, да. Прислали фуру, большую такую машину, всё это погрузили, правда, грузчик ещё со мной приехал, ещё один механик, как же его, забыла, как же его, телемеханик… Забыла, да, вот. И мы это всё погрузили. Приехали мы на КП. Приехали мы на КП и меня останавливают: «Что вы везёте?» Я говорю: везу то-то, то-то, то-то. А я девчушка была, мне было тридцать восемь лет, тоже девчушка, что такая, как я сейчас маленькая, тогда была вообще, вот такутенькая была, вот. «Вы должны составить опись всех этих самых, вещей, всего товара, которые Вы везёте». Мама дорогая, это ж я буду два дня описывать. Это ж сколько я писала, сколько я считала, а это ж всё надо переписать. В общем, грех на душу, ну, я рассказываю то, что вот было.

Н.К.: Угу.

Л.Б.: Что написала, что не написала. А мне надо ж сдать это всё, приехать в этот самый, как он называется, в Киев, сдать на склад, вот. А если приеду ночью, мне там в машине ночевать, потому что мне надо сторожить это всё, я же материально ответственное лицо. Приехали на склад, а у меня не принимают. Я говорю: «Что ж такое?» – «А потому, что это детали б/у». Я говорю: «Как это б/у?» Когда появились телевизоры с линзой, вот эти самые, потом «рефорд», по-моему, телевизоры шли, шли, шли к развитию и, вот, они развивались. И, допустим, поломался у тебя телевизор и тебе нужно вот такую детальку. Мы заказывали в Киеве, её привезли. Одну ж не привозят, два, две-три детали. Одну используешь, две остаётся – и так накапливалось, накапливалось, накапливалось. Говорят: «Они нам не нужны». И отправили меня через весь город, Бог знает куда, в другой конец города – там б/у склад. А там в подвале. Вот, ну, приняли и это самое. Приехала я в это самое, как называется, к себе в Бытрадиотехнику. Главный бухгалтер говорит моему (непонятно), который непосредственно в Чернобыле был: «Знаете что, отправляйте девочку домой. У неё там семья, а вы приводите всё в порядок».

Н.К.: Угу.

Л.Б.: Заплатили мне семьдесят рублей и я поехала. Но вернусь сейчас немножечко назад. Когда я работала, вот в это самое, мне ж из Нальчика задание вот. Я обратилась, приехала туда, а мне сказали: «Нечего нет, микросхем этих нет, они очень редкие, это самое, нет». Ну, я звоню этому товарищу. Вот звоню, а там же завод огромный, масса этих, как его, ну, как его, на проходных этих самых это, вот. Ну, занято. И я хожу так вдоль туда-сюда, туда-сюда. Слышу, зовут меня кто-то: «Люда!». Думаю, что ж такое? По ту сторону проходной смотрю – моя одноклассница. «Что ты тут делаешь?» Вот видите, как вот в кино.

Н.К.: Бывает.

Л.Б.: Я говорю – так, так и так. «Сейчас». Приводит она ещё одну одноклассницу мою. Ну, они ж там работали в Киеве, поэтому и уже квартиры, там жили и семьи и всё на свете. Ну, и рассказываю всю эту историю, и всё, как послали в командировку, всё. Я говорю, мне надо позвонить, а там занято, поэтому я здесь, всё. А эта моя одноклассница – Лида Леонова – она и говорит: «Это мой начальник». Вы представляете! Вызывает она его сюда, он взял эту бумагу и, короче говоря, я из шести позиций три позиции привезла сюда. Как говорится, и задание выполнила, и склад вывезла и всё. А потом же дали направление, уже ж как-то… Хочу сказать, что муж мой не хотел оттуда уезжать, потому что это и родина и всё. А квартиры нам не давали. Я ходила на приём к первому секретарю обкома партии Кабардино-Балкарии.

Н.К.: Угу.

Л.Б.: Была у него на приёме, он со мной разговаривал, говорит: «У нас нет квартир – это раз, мы не можем предоставить квартиры даже нашим, как говорится, ветеранам войны и всё такое, без направления Вам никто квартиры не даст». Ну, маме дали квартиру – уехала, папе дали… вернее это, сестре дали квартиру – она уехала, а он не хочет никуда ехать и всё. Ну, короче говоря, видит, что такая, это самое, ситуация и нам уже выбора не было никакого, нам для выбора предоставили только три города: Харьков, Ивано-Франковск и Львов. Ну, я выбрала Харьков, вот. И мы приехали в город Харьков в декабре, 28-го декабря 1986 года. Потом устроился муж на работу, устроилась я на работу, дети пошли в школу и всё такое. А! Ещё такой момент: дочь не принимали в школу, мою.

Н.К.: Почему?

Л.Б.: Ну, он уже старше у меня был мальчик, не это самое. «У Вас нет, вот как говорится, личного дела ученика». Я говорю: «Вы понимаете, мы всё оставили там». «Пока Вы его, это самое, не предоставите, мы ребёнка не примем в школу». Я говорю: «Ну, что это за абсурд, где же я его возьму? Всё же это самое…» Вообще, я говорю, это самое. «Ну, хорошо, напишите заявление». Ну, я написала заявление, что к десятому сентябрю или пятнадцатому, я уже не помню, у вас будет это личное дело. На этом всё и закончилось, вот. Ну вот и всё.

Н.К.: Ну, а в школе учился?

Л.Б.: Да, в школе учились, всё нормально. Но, понимаете, сам такой этот самый момент, вот. Что ещё рассказать. Хочу сказать, что мама с папой жили в частном доме. Был у нас прекрасный сад, мама занималась цветами, она это любила, это было её хобби, вот. Очень много такого и это всё оставить в апреле месяце, когда всё цветёт: голландские тюльпаны, кустарники, цветущие кустарники, сколько роз было, сколько сортов сирени было, сколько всего разных этих самых! От как сошёл снег и это самое…

Н.К.: Всё расцвело.

Л.Б.: Всё расцвело и идёт до самых заморозков, вот. И вот эту красоту надо бросить. Разрыв сердца как мама не получила, я не знаю. И ещё один момент: когда нас, вот это, вывозили, только потом уже, вывезли, стало известно… Многие люди, конечно, не уезжали, не хотели уезжать – прятались в погребах, прятались на этих самых, на чердаках. Их вылавливали, выискивали, их силой затаскивали в транспорт и вывозили, вот.

Н.К.: А почему они прятались?

Л.Б.: Потому, что ну как это?

Н.К.: Как всё бросить, да?

Л.Б.: Да. Всё посеяли, всё посадили, всё неизвестно куда и всё. Душа болит. Некоторые люди только построились, построили дом, вошли в свой дом, новоселье и всё это бросить и это самое всё. Так ещё один. Да, я Вас слушаю.

Н.К.: Я не хотела перебивать, просто у меня, ну, если Вы уже досказали?

Л.Б.: Нет, нет, ещё один момент.

Н.К.: Говорите.

Л.Б.: Мысль пришла в голову, увидела – никого нет, и опять ушла.

Н.К.: Перебила.

Л.Б.: Ничего, я Вас слушаю.

Н.К.: Я просто хотела спросить по поводу мероприятий по увековечиванию памяти вот того, что было. Как Вы считаете, считаете ли Вы достаточным или хотелось бы как-то изменить, как бы Вам хотелось, чтобы это всё, ну как, помнили, что бы делали?

Л.Б.: Я хочу сказать, вот хорошо, что Вы затронули этот вопрос. Хочу сказать: нас вот это эвакуировали нас, это самое, оставили живность: у кого поросёнок, у кого корова, у кого всё, туда-сюда. Спасибо большое государству, большое-большое спасибо. За подъёмные деньги, которые они нам дали, за квартиру, которую нам предоставили (срываясь в слёзы, плачет) …Ну, что хочу сказать, прошу прощения… (плачет) Очень обидно сейчас и больно лично мне, как я от себя лично говорю, потому что каждый человек – один эмоциональный, другой неэмоциональный. Дали квартиру и слава Богу, туда-сюда. А я, я болею душою – за что? (продолжает плакать) Вот, допустим, так будем рассуждать: вот ликвидаторы приехали, (перестала плакать) которые это самое, по зову сердца, по зову души, там некоторых этих военные части, конечно, посылали и туда-сюда, всё. Но, потом это, после восемьдесят шестого года, это было, люди ехали для того, чтобы получить большие деньги. Потому что платили в… Конечно, они там и рисковали и всё, но они за это получили деньги. Мы там жили, радиация и выбросы были, мы об этом не знали. Мы получали это самое всё. Это один аспект. Другой – вот сейчас, вот сейчас в данный момент, на данный момент, я хочу сказать в настоящее время: почитают ликвидаторов, они получают большие пенсии, они получают… им дали некоторым и машины и квартиры подавали, и машины еще подавали, всё. Но я хочу сказать за другое, вот, на что я хочу обратить внимание: они вернулись к себе домой… (заплакала) В свою квартиру, к себе на работу, у них рядом друзья, знакомые, родственники, всё… (говорит сквозь слёзы) А мы? Как сироты, ну дали нам квартиру, всё. Но мы сироты, нас никто, нас всех забыли. И забыли нас и наших детей забыли, всё…

Н.К.: Я поняла…

Л.Б.: У меня ребёнок инвалид 3-й группы… Связь с Чернобылем, всё. Подали на суд документы, всё. Суд присудил. Этот самый, как называется – пенсионный фонд подал апелляционный, на апелляцию подал (перестала плакать). Апелляционный суд вынес решение то-то, то-то заплатить. Эти опять отдали в этот самый, в суд, в районный суд, туда-сюда, всё. Ребёнок получает тысячу гривен пенсии, да, что ж это такое? Разве так можно?

Н.К.: Я поняла, вот это нужно помнить…

Л.Б: Вот это ж всё надо поднимать. Мы, дети наши, они ж, я не знаю, как раз дочь была в таком возрасте, что вот начинаются, вот, такие процессы, изменения в…

Н.К.: Ну, я понимаю.

Л.Б.: Сами понимаете, в организме и всё. Так я ж и говорю о чём, ещё раз вернусь к этому. Они вернулись к себе домой, они ничего не это самое, да, со здоровьем да, у нас тоже здоровье, тоже это самое всё. А мы потеряли людей, ну, в смысле родственников потеряли, знакомых, друзей, всё. Нас, вот, допустим – сестре дали квартиру в Мукачеве, родителям в Одессе, нас в Харькове. Какое они имели право нас всех разбросать? И мы все это самое, мы все здесь, никого нету. Где наши друзья, где наши родственники? Кто в Киеве, ну, это самое, кто там, кто там, кто там. Мы сироты. Вот, как говорится, по, как говорится, по душевному состоянию мы сироты.

Н.К.: Угу. А…

Л.Б.: И боль… Да, я слушаю Вас.

Н.К.: Я понимаю, вы правы…

Л.Б.: Вот, и пойми, сейчас почитают только ликвидаторы, ликвидаторы, ликвидаторы. А мы? Забрали у нас…

Н.К.: Ну, конечно.

Л.Б.: …льготы, забрали у нас то, забрали у нас это всё. Бросили так и выбросили. Взяли, вырвали, как говорится, с этого самого, как говорится, и… Ой, ну…

Н.К.: А вот если немножко со стороны посмотреть на Украину в целом, Ваше мнение, вот как авария повлияла на общество, на мировоззрение его? То есть, как-то повлияла или никак, как Вы думаете?

Н.К.: Я вам хочу сказать, очень мало информации. И сейчас даже вот тех, даже взрослые люди, о детях я вообще молчу, вот, они не знают. Вот переселенцы, переселенцы! Есть три категории: есть ликвидаторы, есть эвакуированные, а есть переселенцы, которые уже после истечения 2-х, 3-х, 5-и лет, которые сами решили переехать, покинуть это самое и переехать в более, как говорится, этот самый, вот. А они это самое: ой, это самое, чернобыльцы! Чернобыльцы! Чернобыльцы! Кто чернобыльцы? – Это ликвидаторы. А мы чернобыляне, вот, если правильно сказать, мы – чернобыляне. И ещё хочу сказать: вот это в последнее время, там это самое, на митингах, вот на этих самых всё: «Нет Чернобылю!». Почему «Нет Чернобылю»? Город в чём виноват? Вот Вы в Харькове – как лозунг «Нет Харькову!» Какие ваши… Вам не режет слух, нет?

Н.К.: Обидно, конечно.

Л.Б.: Обидно. Как грамотные люди, взрослые, это самое, культурные, образованные и вот такое вот говорить? Наш город, вот я принесла (показывает заранее принесенную книгу, посвящённую городу Чернобылю и альбом с фотографиями, сделанными в Чернобыле). Я хочу это самое, я не знаю, может выключите? Я хочу вам привезенное… Я сама для себя сделала – сейчас, секундочку – сделала для себя, когда я раза два, вернее через два, через три года я ежу в Чернобыль, вот. Я пофотографировала свой город.

Н.К.: А Вы там были уже, то есть недавно?

Л.Б.: Конечно! Я ежу, это самое, каждые два-три года. Это я уже два или три года не была. И я для себя пофотографировала свой город, сделала себе альбом памяти для себя, не знаю вот. И у нас, вот, последние… года два тому назад обновили нашу церковь. Всё ж разграбили, всё растащили, в доме ничего нету. Кто, кто это? Мы ничего не забирали, нам ничего не разрешили. Так потому что, почему же ликвидаторы, которые приехали к нам ликвидировать аварию, почему ж они… Заходите в дом, в чужой дом? Это не ваши вещи, это не ваше, вы ж знаете, что это радиация. Всё растащили, всё, ничего нет. Я зашла к себе домой, к себе домой – нет ни мебели, ничего. Все вещи, которые там остались, все вот так – прямо вот дорожка аж на крыльцо, вот сейчас я Вам покажу, вот (показывает фотографию своего дома). И церковь, которую восстановили, у нас очень древняя церковь. Наш город основан в 1193 году. В этом году ему 820 лет. Вот люди есть, такие нашлись – занялись и выпустили «Чернобыль» – город, ну, в смысле, о нашем городе всё. Здесь очень исторические вещи написаны, здесь очень много фотографий, вот, это всё. Эту книгу я купила, эту купила. В церкви продаётся очень много литературы, в нашей, это самое, церкви Чернобыльской, вот. Вот. И я, вот, такие, вот, как говорится, эта для меня книга очень дорога. Здесь, я ж говорю, описывается такие…

Н.К.: Как называется, может я в интернете поищу?

Л.Б.: Да, вот для того, чтобы это самое, вот для…

Н.К.: Автор?

Л.Б.: Автор? Посмотрите, здесь. Мы сделаем это самое, как называется, вот, ксерокс сделаем. Вы можете сделать тоже здесь ксерокс себе и ничего не переписывать. Вот и всё, хорошо?

Н.К.: Хорошо. Я просто думала, что может в интернете в электронном виде скачать…

Л.Б.: Может быть.

Н.К.: Поэтому я думала глянуть кто автор. А! Микола Черниговець, Наталия Черниговець, Чернобыль. Угу, хорошо.

Л.Б.: Вот, вот они, видите, вот они, кто составители этой книги.

Н.К.: Угу. Всё тогда, спасибо.

Л.Б.: Вот они… Кого интересует одно, у меня душа болит и вот сейчас приезжают те люди, которые, вот, на, ну, они ж ликвидируют там, ну, вернее, строят саркофаг. И они живут в нашем городе Чернобыле, всё, занимают наши дома. Ну, почему в таком курортном городе не поиметь дом, отремонтировать и здесь жить? Вот. У меня там живет и мамин двоюродный брат, мой двоюродный дядя с 1993 года. Сейчас вот это самое – выключайте, сейчас я Вам покажу фотографии.

Аудио № 3

Н.К.: Итак, сегодня у нас 14-е июня 2013 года. Мы сегодня встречаемся в саду Шевченко, возле фонтана с Базеевой Людмилой Николаевной.

Л.Б.: Ба-зи-е-вой.

Н.К.: Базиевой, да. Простите.

Л.Б.: Ничего страшного.

Н.К.: Не совсем грамотное произношение.

Л.Б.: Ничего страшного.

Н.К.: Вот. Это уже вторая встреча и меня интересует ваше личное восприятие происходящего в те годы и после. И самый такой, наверное, первый вопрос, меня интересующий, в какой момент, помните ли вы этот момент, когда вы стали думать об аварии как о трагедии? Вот Вы поняли, что произошла трагедия?

Л.Б.: Хочу сказать, лично я, как бы Вам сказать, не ощущала в полном объёме серьёзности этого происшествия. Думаю: авария, пожар – пожар потушат и всё. Это говорит о том: несмотря, что мы жили рядом с атомной станцией, вот, мы, нас очень было, очень мало информации. Что – ну строят атомную и строят атомную, там это самое, то всё, вот. И как-то не задумывалась о том, что какой масштаб и всё. А потом, уже когда облако пой… этот, радиоактивное попали, поймали за границей где-то в Швеции или это самое…

Н.К.: Угу.

Л.Б.: Я уже не помню вот. И нас начали готовить к эвакуации, говорили, что надо, это самое всё, тогда мы задумались. Но нам сказали – на три дня. Ну, мы как-то не придали этому значения, ну и всё. Мы перебудем, вернёмся, потушат этот пожар, всё. Это говорит о том, о том, о нашей неграмотности, о том, что не было достаточно информации о том, что атомная станция, возможности взрыва. Несмотря на то, что мы изучали гражданскую оборону в школе, потом в техникуме я занималась – то же самое у нас было, гражданская оборона. Мы её изучали как предмет. Вот лично я хочу сказать: лично как предмет. Я не воспринимала это так, что это, ну, что может быть, что это трагедия, что это… ну вот.

Н.К.: А в какой момент пришла мысль, что это что-то вот страшное?

Л.Б.: Страшное тогда, когда, вот, по истечении 3-х дней нас, ну, возвращать уже не, как говорится, не было такого вопроса, чтобы нас возвращать. Мы сидели у телевизоров, слушали новости. Прямо все были, кучей сидели у этого телевизора, смотрели, «ели» глазами этого диктора и слушали, когда же он скажет, что можно возвращаться в Чернобыль. А потом, это самое, возник вопрос. А где же жить? Где же жить? У чужих людей не будешь жить. Ну, я там предварительно говорила, что мы…

Н.К.: Ну да, да, да.

Л.Б.: …решили поехать в Нальчик, потому что у нас там родственники, родственники у нас это самое и всё. Думаю, лучше жить… тем более они… мы позвонили с Киева.

Н.К.: То есть в тот момент, когда, если я правильно поняла, когда Вы поняли, что Вы не вернётесь, тогда возникла мысль, что это страх?

Л.Б.: Страх, страх и всё. Тем более дети, двое деток. Дочь у меня 11 лет и сын 15 лет, и в школу им надо и всё. И мы – нет ничего одеться, обуться и, как говорится, допустим, ни ложки, ни вилки, ничего своего, даже можно сказать, нет. Не из чего взять, как сейчас же такие салфеточки есть, чтобы вытирать стол.

Н.К.: Ну да.

Л.Б.: Нет даже ветоши для того, чтобы взять вытереть стол, потому что не из чего было оторвать кусок для того, чтобы… Ну может, это и не нужно говорить, но даже вот в этом не было ничего у нас, вот.

Н.К.: Поняла. Ну и, естественно, первые мысли были, что делать?

Л.Б.: Да, что делать, всё? Но потом, когда мы приехали, вот потихоньку и начали это самое, и руководство… Руководство, ну да, руководство, это самое, нашей страной издавало какие-то приказы, что нужно устраиваться на работу, что нужно нас брать на работу с окладом не меньше, чем мы зарабатывали в этом самое, дети ходили в школу, всё. Но тем не менее, я уже не помню, рассказывала я об этом, что даже, вот, устраиваясь на работу, проходя медкомиссии некоторые врачи даже не хотели тебя принимать, вот, потому, что я… Говорят: «Вы же радиационная! Вы что! Вы опасная!» И всё.

Н.К.: Боялись, да?

Л.Б.: Боялись, боялись. Даже врачи, если они так себя вели. Я говорю: «А как же я в транспорте езжу, как же мы ходим по улицам, значит, нас надо запереть в камеру какую-то?»

Н.К.: То есть, Вы так же наблюдали в обществе какой-то страх, да?

Л.Б.: Страх и незнание, неграмотность в этом вопросе, вот.

Н.К.: То есть, и это проявлялось как-то даже, на каких-то…

Л.Б.: Да, да.

Н.К.: В быту.

Л.Б.: Вот в таких бытовых этих самых всё.

Н.К.: То есть люди не знали, как себя вести, да?

Л.Б.: И поэтому, приехав, это самое, в Харьков, мы не афишировали, никому не говорили, старались. Дочь вообще, это самое, говорит: мама, не дай Бог это самое… не хотела ни делать ни связи, но в больницах она лежала по два раза, по три раза, даже по три месяца лежала в Охматдете, всё. Мальчик то был покрепче, потому что он был постарше. И мы, когда приехали, это самое, как называется – в Жуляны, там, где наши друзья были, не в Бородянку поехали, а поехали к своим друзьям – дочь в обморок падала и горло у нас у всех болело, першения в горле было, вот. Ну, вот такие, как говорится, симптомы и такое вот.

Н.К.: А как, на Ваш взгляд, в чём причина аварии? Вот, почему так произошло как произошло? Почему на других станциях не произошло, а вот так вот здесь?

Л.Б.: Всё, всё когда-нибудь где-нибудь случается в первый раз. Жалко то, что наше правительство разрешило строить атомную в таком красивом месте. Я даже не знаю, можно, есть ли такая возможность, я бы хотела и, этот самый, Валерий Фёдорович, чтоб поехать в Чернобыль и чтобы Вы воочию посмотрели всё своими глазами. Это очень интересно: какой у нас город, какое у нас место красивое. Что построили атомную станцию в райском уголке! К нам приезжали, ну, в общем, короче говоря – курортное место, вот.

Н.К.: Ну да…

Л.Б.: А причины аварии – я не специалист, но хочу сказать. В то время ж вот это существовало вот ускорение. А я хочу сказать, что спешка нужна, ну есть пословица, я Вам скажу, но её все знают – «Спешка нужна при ловле блох», а в таком деле спешить… И тем более уже тогда, ну, чувствовалась, ну, и пресса, была ж у нас тоже редакция на Припяти. И у нас в Чернобыле была, и на Припяти была редакция. Вот там редактор, я уже не знаю, не помню, вот, хотели привлечь её даже за то, что она была очень объективной и очень говорила, такие вещи писала, что некачественные, эти самые, блоки туда, некачественное оборудование туда по, это самое, может в связи с этим и… И ошибка ещё в том, что не надо было проводить на таких вещах эксперименты. На людях нельзя эксперименты, ну, на животных тоже нельзя, естественно, но делают потому что, чтоб людям было хорошо, вот. Нельзя делать эксперименты на таких вещах, серьёзных вещах. Потому что с атомом не служат, друг может в одну секунду превратиться в врага, как это и случилось, вот.

Н.К.: Ну, да. Сейчас. А вот как бы… Скажите, пожалуйста, а вот какие были настроения, когда строилась атомная электростанция?

Л.Б.: Мы были очень рады. Это началось в 70-м году. В 70-м году, когда это, в основном, я не знаю, летом, по-моему. Я точно не знаю, вот. Но в 70-м году началось строительство и мы были рады чему? Потому что открылось много рабочих мест. У нас городок небольшой и есть, конечно, промышленные предприятия были, и заводы были, всё, но, во всяком случае, с работой было не очень-то, как говорится. И люди рады были тому, ещё рады почему, в двойне – что там высокие зарплаты. Зарплаты, естественно, для того, чтобы, ну, это улучшается благосостояние семьи, правильно, вот это самое. И тем более у нас через каждые 30 минут, у нас даже, у меня даже остался в блокнотике расписание на Припять автобусов: через каждые 30 минут туда ходили автобусы. Через каждые 30 минут!

Н.К.: Специально, да?

Л.Б.: Через каждые 30 минут – сообщение такое было хорошее. И снабжение было хорошее. Мы туда ездили даже за продуктами, мы ездили, вот, потому что снабжалось очень хорошо. Там была даже, был магазин «Берёзка», этот магазин, знаете, где валютный магазин.

Н.К.: Да.

Л.Б.: Вот. Ну и в первую очередь туда привозили и мебель, особенно это самое, квартиры сразу этим самым. А еще как три в одном, это самое: работа, зарплата, работа, зарплата и квартира. Рабочим сразу предоставлялась… ну, не сразу, строилось много жилья. Поэтому построился город и назвали его Припять. Почему? Потому что он стоял на реке Припять, вот. А построили атомную станцию буквально полтора километра от этого города Припять. Разве можно такую, как говориться, бомбу строить вблизи населённого пункта?

Н.К.: Ну да. А вот какие доминировали настроения? То есть…

Л.Б.: В смысле, преобладали?

Н.К.: Преобладали, да (смеется). Вот…

Л.Б.: Всё нормально.

Н.К.: Когда атомная станция построилась, как-то ж государство, оно говорило, то есть как-то партруководство, что это такое?

Л.Б.: А информация какая была?

Н.К.: Да.

Л.Б.: Никакой информации не было.

Н.К.: Никакой, да?

Л.Б.: Никакой информации не было.

Н.К.: Например, как заохочення… ну, Вы поняли.

Л.Б.: Да, да, да, иной раз бывает по-украински…

Н.К.: Да, то есть когда… заохочення местного населения, как говорили, вот… ну, Вы поняли?

Л.Б.: Местного населения что? В чём?

Н.К.: В работе, то есть, понятное дело, все знали, что они получат квартиру и так далее.

Л.Б.: Да, да, да. Потому, что у нас мало жилья строилось и очень большие очереди. Я сама стояла на очереди на квартиру на 3-х комнатную, вот, но так её не получила.

Н.К.: Ну, например, как говорили? Что атомная станция, что может быть идеи прогресса, как-то вот подавалось как-нибудь так или нет?

Л.Б.: Я бы, чтобы как-то ярко, может, там где-то что-то и это самое, но я, тем более, что человек такой был, как сказать, я работала в книжном магазине. У нас книжный магазин – это было, можно сказать, туда ходили не какие-нибудь там это самое, а образованные люди. Приходили, ну, некоторые из села приезжали за учебниками, канцтовары там, тетрадки и всё такое. Но в основном за литературой приходили покупать это люди такие, сами понимаете, ну, более… Тогда мы не знали такого слова – элита. А такие вот это самое. И тем более было… Сейчас книги мало кто читает, а тогда книга, один друг другу передавал, какие-то обсуждения, это самое всё. И я была, как говориться, была на этом уровне, ну, как бы сказать…

Н.К.: Эрудированны.

Л.Б.: О! Эрудированной, да. А потом меня пригласили работать в горком партии. Но я там, конечно, была не секретарём, не инструктором, не это самое. Я была… работала в секторе партийного учёта, вот. И, естественно, тоже все культурные работники, все дела были у меня, все это самое. Ну, я как-то не придавала этому значения и никогда не кичилась своим, допустим, должностью, своим положением: «Ой, я там работаю». У меня родители такие. Папа работал директором базы райпотребсоюза, мама работала зав. кассой банка, вот. Все эти самые выдавались – уже ж сейчас можно сказать, что какими суммами выдавались – миллионами деньги туда на Припять, вот. Да, я слушаю Вас, слушаю Вас.

Н.К.: А по поводу ликвидации, проведенных работ, как бы Вы оценили, насколько качественно, насколько, по возможности, это было сделано?

Л.Б.: Ну, это Вы… Это такой вопрос, конечно, очень интересный, он, конечно, скорее должен быть адресован специалисту. Но, так как я со своей стороны хочу сказать, что очень многое, что касается, я не буду касаться атомной станции, потому что это самое… я хочу коснуться только своего родного города. Очень много было сделано того, чего не надо было делать. Посносили дома, что, конечно, совсем не надо было этого делать. Ещё раз, возвращаясь к сказанному, что наш город чужим людям совсем не нужен был. Они грабили, громили его, разоряли и всё такое, вот. А сейчас, вот буквально, а… два года, к 25-й годовщине аварии на Чернобыльской АЭС в нашем городе на центральной улице снесли вообще одну сторону всю это самое, поставили кресты. Ну, это кресты – это так сказано. Ну, надписи: вот крест, вот палка и поперёк написано какие эти самые, ну, населённые пункты были эвакуированы и всё такое, и каких уже не стало на это самое.

Н.К.: Вы рассказывали, еще рассказывали про альбом памяти.

Л.Б.: Да, так подождите, я ещё хочу сказать. Но там же дома были и всё, и вот я когда была – я в 11-м году была, в 2011 году я ездила туда там, что это самое, короче говоря, не на 26-е апреля, просто поехала, там я 10 дней была, жила у своих знакомых, вот. И там уже, это самое, очень много там памятники поставили разные, всё вот это, «Третий Ангел» там этот самый с Библии, такой из железа сделанный. Очень много по проваливалась, как говорится, провалля – ушла земля.

Н.К.: Я поняла.

Л.Б.: Это там, там, там. Этого не надо было делать, не надо было делать всё. И тем более это в городе, на центральной улице. Надо было хоть центральную улицу как исторический город оставить! Как, вот, как историческая ценность. Ну, вот это мне очень жалко, я просто, у меня душа болит. В душе хочется просто плакать, глядя вот на это.

Н.К.: Ну…

Л.Б.: Что Вы хотели сказать? Я Вас немножко, это самое, мысль ушла, да?

Н.К.: Не-не-не. Я сразу, у меня вопрос, конечно, подальше, но он приходит прямо сейчас.

Л.Б.: Да, по теме. Да, да, я слушаю.

Н.К.: По теме. Потому что как – много разных идей и разных там программ, я не знаю, какие-то может быть уже и в работе, по поводу иностранного туризма в город Чернобыль. Как Вы к этому относитесь и как Вы это вообще рассматриваете?

Л.Б.: Ну, я Вам хочу сказать да, это очень интересный вопрос, очень интересный вопрос. Конечно, людям надо, тем людям, которые ничего не знают, ничего не знают, они даже не знают, что это произошло именно в Чернобыле взрыв был, даже вообще никакого не имеют, никакого не имеют представления об этом. И те люди, которые приезжают туда и всё, я считаю, что люди должны знать: какой город, что случилось и надо предостеречь людство. Ну, по-русски, знаете, иной раз бывает…

Н.К.: Человечество.

 Л.Б.: Человечество. Иной раз украинское слово подходит больше, чем… Оно сразу так вписывается, хоп – и вот.

Н.К.: Ну да.

Л.Б.: И оно охарактеризует более, чем русское, вот. От этого всего, что случилось вот с нами.

Н.К.: Я помню, Вы показывали альбом памяти.

Л.Б.: Да, есть он у меня и с собой сейчас есть. Я очень, ещё не всё сняла, это для себя, я вот.

Н.К.: Я хотела задать Вам вопрос по поводу этого альбома памяти. Чья это была идея, инициатива?

Л.Б.: Моя личная.

Н.К.: Ваша, да? То есть…

Л.Б.: Конечно, когда…

Н.К.: …это не дочь, не семья?

Л.Б.: Нет, нет. Вот когда я ездила, ну, дочь два раза всего там была, вот. И думаю: всё ж разрушается и сноситься, и всё это и как-то это самое, думаю. Просто взяла и сфотографировала, фотоаппарат всегда. Говорит: «Ну, мама, возьми фотоаппарат, знакомых сфотографируй, там это самое». Она ж маленькая была, вот, чтоб как-то память осталась. Всё, думаю. Один раз поехала – одно сфотографировала, второй раз поехала – другое сфотографировала, вот. Ещё я хочу сказать, что я как-то ещё не всё, и вот по фотографиям видно, как даже меняется город. Было, вот это самое, стоял 2-х этажный универмаг, правда, окна были уже заколоченные, всё это самое, всё. А вот это, когда приехала в 11-м году – его нет, его снесли, голая площадка, как будто там нечего и не было, вот. Жалко я, конечно, не сфотографировала, вот. И вот посносили вот эти дома все. А какие там, конечно, деревья посрубывали, но посадили новые, побелили и всё и чистенько, аккуратненько, заасфальтированы улицы. Даже там, где не было асфальта, асфальт положили, всё. Конечно, очень много улицы Ленина, это самое, сторона, которая, на горе ж находится наш город, снесли все дома. Хотели строить там какие-то дачные коттеджи и какие-то планы у кого-то что-то было, вот. Ну, вот это вот так.

Н.К.: А поддерживаете ли Вы какие-то отношения, не знаю, дружеские как-то или, ну, скорее всего, наверно, остались какие-то связи с людьми, с которыми Вы жили в Чернобыле?

Л.Б.: Да, конечно! Тем более, да, я вообще такой человек, что каждому человеку рад. Как будто вот встретишь, обнимаешь… (говорит, срываясь в слёзы) целуешь, просто…

Н.К.: Вспомнишь?

Л.Б.: Да, да, всё как-то всё. Несмотря на должность, вот. И я уже говорила и ещё раз повторюсь и много раз буду говорить, что, вот, в основном на кладбище сразу приезжают. И кладбище это что – это место скорби. А у нас там радость, обнимаемся, целуемся, радуемся, друг другу это самое, еще: «Ой, встретились, увиделись! Ой, Вы ещё живы! Вы ещё живы!» Врачи, директора, там, это самое, инженера, все эти…

Н.К.: То есть, Вы в Чернобыле встречаетесь непосредственно?

Л.Б.: Да, встречаемся да, да. Здесь у нас разбросало по всему этому самому. Здесь мало кого, и тем более мы получили очень поздно. Те, которые получали вот так, это самое, то они, ну, много людей вместе живут, земляков наших, вот. А нас, мы ж в декабре, 28-го декабря 86-го года мы сюда приехали. И в том доме, в котором мы жили, нам дали, там никого не было, никого не было абсолютно. И как это самое и всё. Я даже не знаю, кто тут из наших живёт.

Н.К.: То есть, ваши встречи проходят, в общем, в Чернобыле, да?

Л.Б.: Да, в основном. Да, да, да.

Н.К.: Именно там?

Л.Б.: Именно там. И я хочу сказать, вот когда это случилось, мы же все… Ну, авария была, мы все, ну, такое слово скажу, может не очень красивое – тынялись по Крещатику. Идёшь по Крещатику, это, как… встречаешь на каждом своё, своих, потому что нигде ж никто не работает, жилья как такового нет, и вот все ходили, бродили, ездили и всё такое, вот это самое. Ну и радовались всё – Ну как? Что? Как у вас? Как у вас? А что у вас? А где вы? А то, а сё? Вот такого это самое.

Н.К.: А сейчас вы как – встречи проходят чаще всего просто вспоминаете, да?

Л.Б.: Да, да, воспоминания и всё. Но я хочу сказать, как такового, и адреса обмениваемся, и телефонами обмениваемся, и поздравляем друг друга, всё. Но я хочу сказать, когда вот приезжаем в Чернобыль, мы приезжаем, допустим, в 9 часов утра, в пол десятого, в 10 часов утра, вот. И в 5 часов все должны уехать из города, все должны уехать, всё. И когда, вот, мы – давно ж не виделись – только зашёл, увидел – а, здрасьте, туда-сюда – уже стоит очередь, третий, четвёртый. Каждый ждёт, чтобы друг с другом хоть немножко, двумя словами это – как ты? где ты? – двумя словами.

Н.К.: Обмолвиться.

Л.Б.: Обмолвиться, всё. Нельзя шагу ступить, потому что все свои. Никого ж не видели, долго не встречались, всё. И на каждом шагу, на каждом шагу.

Н.К.: И до сих пор все друг друга помнят, да?

Л.Б.: Помнят, да. И говорят: «Ой! Нельзя узнать». Всё можно узнать, если человек хочет, я хочу сказать. Ну, конечно, изменились, вот фотографии я Вам показывала – можно ж узнать? Можно ж узнать. Вот не до такой… ну, бывает человек очень болен, очень изменился, другое дело, всё. И вот на кладбище все ж сидят, приходят, привозят с собой и выпить и закусить, и приготовили, и паски пекут, и яйца красят, и всё это на могилки ложат. И сидят на этих самых, столики, там в основном столики, и эти самые… лавочки и всё. И каждый зовёт к себе, если ты идёшь – «Иди сюда», ты сюда, «Ой! Людмила, привет!», там это самое всё. Ну я Вам передать не могу, вот.

Н.К.: Ну, молодцы, что не забываете…

Л.Б.: Это на кладбище, представляете всё. Как так можно забыть? Это ж всё. А здесь мы приехали, я уже тоже, ещё раз повторюсь: забрали у нас, что забрали у нас? У нас забрали общение, родственников, знакомых, друзей – всё забрали. Здесь кругом чужое. И даже вот дети говорят: «Не с кем даже поздороваться». Люди сидят… на площадке живут, даже не знают друг друга. А мы привыкли как. Ну, конечно, все разные люди там жили, все разные люди жили.

Н.К.: А вот те люди, которые там сейчас живут?

Л.Б.: Да?

Н.К.: Как? Вы же общались с ними и виделись…

Л.Б.: Да, да, и в гости…

Н.К.: …и кажется, фотографии показывали?

Л.Б.: Да, да, да.

Н.К.: Как, на Ваш взгляд, не знаю, организован у них быт? Как они воспринимают вообще свою жизнь?

Л.Б.: Они живут, как и жили.

Н.К.: Да?

Л.Б.: Да. Огороды свои садят, там клубнику, картошку, цветы и всё, что положено, это самое, всё. Некоторые там работают. Там это, кто уборщиком. Вот, это самое, Коваленко вот, он работал связистом на почте, вот, и недавно буквально года два как он не работает, вот. Некоторые вообще не работают, но в основном там пенсионеры. Такие работающие поколения, ну, состав, ну возрастной, там нет. Потому что там работать негде, вот. Там, конечно, сейчас очень трудно устроится, потому что там все, каждый, извините за выражение, лезут. Все лезут туда для того, чтобы, это самое, где-то закрепиться, занять дом, платят же хорошо. Ну, вот таким, как говорится, макаром, можно сказать. Да, я вас слушаю дальше.

Н.К.: Спасибо большое Вам.

Л.Б.: Не за что. Так, что там ещё там?

Н.К.: Ну в принципе всё рассказали.

Л.Б.: Ну, хорошо. Вы там просмотрите, это самое.

Н.К.: А по поводу, а, вот еще забыла, действительно. А как ваши родные и близкие относятся к тому, что Вы… Вот Вы говорили, что периодически ездите в Чернобыль, как? Потому что все люди по-разному относятся. Многие боятся, что там ещё опасно бывать, многие говорят, что ничего страшного, уже можно ездить. Как Вы, во-первых, страшно – не страшно?

Л.Б.: Нет. Даже таких вопросов, даже мыслей нету! Да Боже мой! Даже если мы сейчас уже немножко почище было, как-то это самое всё, есть такое…

Н.К.: Радиация.

Л.Б.: Радиация есть, это самое. Иной раз даже немножко ощущаешь. А вообще об этом, если мы едем туда, то, допустим, мы… Я говорю «мы», ну я, мои эти земляки, чернобыляне, все это самое. Об этом никто не думает. Поехать, проведать, увидеть друг друга, как-то это вспомнить. Когда находишься вот… Лично я хочу своё впечатление, когда, вот, я нахожусь в Чернобыле, хожу, вижу свои родные лица, знакомые и всё, и мне кажется – нет ничего, нет ни Харькова, нет ничего, не было это самое… Как будто я окунаюсь где-то вот, как говорится, есть виртуальная жизнь. Вот я окунаюсь в эту жизнь, в свой город, свои знакомые, свои друзья, лица родные. Некоторых, конечно, вот я могу не узнать, к тебе подходят. Я не стесняюсь, я говорю: «Я прошу прощения, я Вас не узнала, Вы кто?» Вот, да.

Н.К.: Ну, да.

Л.Б.: Я задаю вопросы, да-да. Вот всё – всё, начинает «компьютер» включаться, начинает память возвращаться.

Н.К.: Да, кто это может быть.

Л.Б.: Да, да, да, всё, всё, всё. Всё это самое.

Н.К.: А родные и близкие как – не боятся Вас отпускать?

Л.Б.: Нет. Сначала дочь была против всё время и я очень долгое время не ездила туда. Говорит: «Мама, ну ты что!» Она беспокоилась за моё здоровье, за всё, потому что это самое. А потом, сейчас постарше стала и говорит… Как-то вот она ездила буквально 2 года или 3 вместе со мной ездила, вот.

Н.К.: И в семье обсуждаете как-то?

Л.Б.: Конечно. Ну, в семье. Ну, кто в семье? Я, сын, дочь, вот это самое. Больше… К маме когда приезжаю, ну, когда я приезжаю к маме в Одессу, вот, тогда мы сидим, вот, завтрак начинается там в 10 часов, пол 11-го, мама встаёт, всё, и мы сидим, сидим, можем до 4-х часов сидеть и всё разговариваем, разговариваем, разговариваем, и всё говорим и всё это самое и наговорится не можем, наговорится.

Н.К.: А мама не боится отпускать?

Л.Б.: Нет. Мама как-то тоже ездила.

Н.К.: Да?

Л.Б.: Да. И папа ездил, когда был жив, да. Это самое, пару раз ездил. Но она уже в возрасте у меня, она уже даже из дому не выходит. А так у нас, Боже мой, столько у нас воспоминаний! А сколько она писем пишет, сколько поздравительных открыток она пишет! Она получает пенсию, она закупает, может быть, на гривен 80 это точно!

Н.К.: Я поняла, спонсирует производство открыток.

Л.Б.: Вот, она спонсирует, она всем пишет. Говорят, позвонить, позвонить легче. Но она не может. Говорит: «Я не могу сказать то, что я хочу написать». Вот.

Н.К.: Угу, написать легче.

Л.Б.: Да, написать легче. Сколько у неё поздравлений, сколько всего. Вот, я тоже люблю, вот если человека поздравляю, я всегда поздравляю, это самое, как – на память. Вот, на память учу, учу, а потом, это самое, поздравляю.

Н.К.: А, вот, что чаще всего вспоминаете: аварию или просто?

Л.Б.: Нет, просто жизнь. Просто жизнь – как мы жили и как нам было хорошо, как весело, какие мы и по грибы и по ягоды ходили, как мы с ночёвкой на рыбалку ездили, что мы там, как уху, компании какие у нас были, этот воздух, этот запах, этот запах ухи на костре, вот. И даже, вот, иной раз бывает такое, что не ловится, ну не поймаем там ни рыбёшку, ничего. Картошечку, сало мы, не то что зажарим сало, а сало туда, там это самое, оно проварится, навар такой, на этом самом, как оно называется, на костре. Огурчик, помидорчик, я Вам даже передать…

Н.К.: Прекрасно.

Л.Б.: Хочу, я вот, вспомнила мамы поздравления, всё… Я тоже хочу пожелать Вам. Пусть солнце светит Вам всегда, а жизнь Ваша до ста лет продлится, пусть в Ваши двери никогда болезнь и старость не стучится!

Н.К.: Спасибо большое, прекрасно! Ну, всё, наверное.

Л.Б.: Ну, смотрите.