Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас 21 мая 2015 года. Находимся мы в помещении «Союза Чернобыль». Беру интервью я, Козлова Наталия у: представьтесь пожалуйста.

Юрий Бабенко (далее Ю.Б.): Бабенко Юрий Владимирович…

Н.К.: Очень…

Ю.Б.: … участник ликвидации аварии 86-й год…

Н.К.: Очень приятно.

Ю.Б.: Период август-октябрь.

Н.К.: И первый мой к вам вопрос, он достаточно обширный, вопрос-просьба – просьба рассказать историю вашей жизни. Вот что считаете нужным. Можно с самого начала: где родились, кем мечтали быть, и так далее, и так далее, вот что вам хочется, хотелось бы рассказать.

Ю.Б.: О своей жизни?

Н.К.: Ну, да, то есть, историю вашей жизни.

Ю.Б.: А, ну, как и все родился когда-то (смеется).

Н.К.: Да (смеется).

Ю.Б.: Родился в тех краях, которые были насыщены нефтью и газовым конденсатом. Это стало путеводной ниточкой такой через всю мою жизнь и профессию. Это Туркмения…

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: Два рабочих поселка: Кун-Даг – это песчаная гора в переводе и Небе-Даг – это районный центр, это нефтяная гора и Вышка – это тоже поселок нефтедобытчиков. Ну, в принципе промыслы, которые и сегодня в Туркмении успешно работают. Не очень долго я там жил, потому как буквально где-то там через пол года, черная оспа пошла…

Н.К.: Ааа…

Ю.Б.: …на нашу Среднюю Азию и всех детей, бледнолицых, я бы так сказал (смеется), активно выселили с той территории, так как у них иммунитета против этих болезней экзотических, как правило, не было. Ну, вот с тех пор немножко побыл на Кубани, на родине мамы, и я уже перебрался сюда, на Харьковщину, на родину отца.

Н.К.: И сколько Вам тогда лет было?

Ю.Б.: И мне тогда было два года.

Н.К.: Аааа…

Ю.Б.: Да. Ну вот тогда, собственно говоря, я впервые то и говорить начал. А первые слова у меня были чисто на русском языке: «Вот сейчас упадем». Это когда Ан-2 сделал взлет и я в окошко увидел земля удаляется, а мы куда-то летим, вот тут у меня нервы сдали (смеется) и я объяснил родителям…

Н.К.: Бедный ребенок (смеется).

Ю.Б.: …что мы точно упадем (смеется). Ну, меня пересадили дальше от иллюминатора и так мы из Красноводска попали в Баку. Это перелет. Ну, а чаще, конечно, по морю, по Каспию, это ходили паромы Баку-Красноводск. Ну, там я другое объяснял: «Не надо меня качать, я так засну». В общем, говорить я начал на удивление рано: год и три или четыре месяца всего было. Ну, экстремальные условия были.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Умные люди они молчат в среднем два года, а потом они уже теряют этот разум, которым их Бог наградил (смеется). Они открывают рот и тут их сущность всем видна. И дальше начинаются проблемы, а все проблемы у людей, ну, как правило, на языке. Ну, вот я начал рановато это все говорить. До совершеннолетия провел время здесь вот, в пригороде Харькова в ближнем, в Липцах. Есть такой населенный пункт, где и сейчас временно пребываю (смеется). Так как я житель города Луганска.

Н.К.: Ууу…

Ю.Б.: Да. Квартира целая (вздыхает), все нормально. Те, кто там остался свое добро охранять, присматривает – друзья моих детей, так сказать, мои друзья. Ну, а так как дочь 18-го июня уже защищает докторскую диссертацию в Киеве, да, поэтому весь вот этот обоз – невестка, уроженка города Харькова и у сватов находится на Холодной Горе, да. Моя дочь, сваха, которая в Октябрьском рядом с Липцами, здесь находится, два моих разбойника-внука террориста (смеется) здесь находятся – четыре и неполных два года. Ну, жена здесь и престарелая мама здесь.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Поэтому сейчас временно я здесь пребываю. А по нефти я прошел после окончания пожарно-технического училища и я еду в Западносибирскую местность, там где основное место добычи энергоносителей на сегодняшний день – город Нижневартовск, там где я начинаю свою службу уже самостоятельно.

Н.К.: Это сколько Вам было лет?

Ю.Б.: Это мне 20-ть лет было.

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: Да, я там был, к сожалению, не очень долго, так как перспективы дальнейшего обучения не было там нормального. Там необходимо было работать, работать, работать и работать. То есть карьерный рост был там быть солидный, должностя свободные, работать некому, а работать надо. А понятно, со временем потребуют подтверждающие документы о занятии должности. Высшее учебное заведение у нас, к сожалению, тогда было одно в городе Москве.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Это высшая инженерная пожарно-техническая школа МВД. Вот туда не отпускали. Поэтому ввиду таких вот разногласий я все-таки перевелся на Украину. Ну, от в Харьков у меня желания большого не было, поэтому остановился на городе Луганске, там, где я проходил практику еще будучи…

Н.К.: Угу, а то есть вот так вы туда попали…

Ю.Б.: …еще будучи курсантом, да. Я в Ростовской области проходил на втором курсе, на третьем – в городе Луганске. Ну, так я попал в город Луганск. Ну, город, в принципе, который не имел такой острой специфики, там больше каменный уголь был, металлургия была, машиностроение, химия. Вот так вот судьба сложилась. Поработал в учебном центре, подгот… подготовку вели с сотрудником для пожарной охраны в период министра Щёлкова Николая Анисимовича. Кадры… смогли тогда нарастить штаты довольно таки существенные Министерства Внутренних Дел. И требовались специалисты. Ну, не просто вот так вот требовались специалисты, а создавались новые предприятия, необходимо было кому-то работать. В нашей местности это один из самых больших нефтеперерабатывающих предприятий – Лисичанский нефтеперерабатывающий завод, который уже исчез фактически на сегодняшний день, да. 24-ре миллиона тонн – это переработка нефти западносибирской была на этом предприятии. И вот для нужд народного хозяйства, в первую очередь Украины, прилегающих южных областей России работало это предприятие. Чуть меньше у нас вот «ТатНефть» сегодня, это предприятие в Кременчуге, да?

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: А вот самый большой – это был Лисичанский нефтеперерабатывающий завод. Транзит нефтепроводов, транзит газопроводов на Украину начинается с нашей опять таки области (смеется). Через нашу область…

Н.К.: Через Луганскую.

Ю.Б.: …проходит, да, транзит на Западную Европу, через Луганскую область. Плюс незначительная там разведочная маленькая добыча своя.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: К сожалению, все выкачали (смеется). Все украдено до нас. Да, это все было. То есть, тушение тех же газо-нефтяных фонтанов было в этой же области, то с чем я уже сталкивался в Западной Сибири, тушение пожаров практически ежеквартально на Лисичанском нефтеперерабатывающем заводе. Ну так интенсивно работало предприятие и бензин тек по эстакадам (смеется) уровнем по колено и выше.

Н.К.: Ничего себе.

Ю.Б.: Там было чему гореть и было от чего гореть, да. Все это было в этой области. Ну а немножко позже, там пройдя другие служебные ступеньки, то есть создавали автоматизированную систему управления подразделениями пожарной охраны, ну такая у вас и в Харькове существует при главном управлении МЧС. Вот такую в Луганске мы создавали. И мы, и Харьков, и восемь городов, восемь областных центров Украины тогда попали еще постановление ЦК КПСС по выполнению этой работы. Ну, близлежащие: Донецк был, Днепропетровск был, Запорожье было, Симферополь был. Ну, город Киев он уже работал на, под модернизацию шел и было четыре маленьких области: там ведущая Винница, Львов там с малочисленными… а, Николаев и Одесса. И были малочисленные еще гарнизоны, так называемые сельхоз зоны, да?

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Вот и под них тоже была разработана модель вот такой системы. Ну а после этого я попадаю не куда-нибудь как в Украинский научно-исследовательский институт пожарной безопасности МВД уже Украины.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Который был создан на базе филиала в свое время нашего ведущего института. Это сегодня он называется Всероссийский орден «Знак почета» институт пожарной безопасности МВД. Ну, довольно таки известное (смеется ) в нашем мире предприятие и сегодня, и не в нашем только, а в целом в мире известное предприятие. Ну, так как и в целом, спасательная служба России (смеется) она имеет высокую квалификацию, да. И имея еще три объекта подчиненных на Украине, один из них в городе Северодонецке.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну город Северодонецк – это молодой город сегодня, это центр не оккупированной части нашей области административной, да. Там располагалась специальная научно-исследовательская лаборатория – ВНИИПО. Ну, всё, что выпускали объекты химии, все характеристики пожароопасных свойств веществ, материалов, выпускаемых этим предприятием, рекомендация по тушению данных веществ и материалов, по ликвидации аварий, пожаров, взрывов на этих предприятиях – это вот все проходило через эту лабораторию.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть все вещества через нее прошли при существовании Союза. Ну, вот использование потенциала этого подразделения, используя харьковский отдел, который здесь был – он занимался проблематикой углекислотного пожаротушения, используя в Запорожской области филиал, отдел в Энергодаре, это проблема защиты атомной энергетики. Ну, основные, Вы знаете, атомные станции были построены на территории Украины…

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: …с миллиониками энергоблоками для обеспечения промышленности Союза и в основном, конечно, электроэнергию на экспорт должны были подавать. Чем успешно занимались и сегодня занимаются Украина. Для Украины в таком количестве электроэнергия она реально не нужна была. Ну, Тобнинская атомная – это самая первая в Союзе, которая производила промышленную электроэнергию. Она же занималась не чем иным как созданием условий для атомных двигателей. В основном это оборонка, это военно-морской флот, наземный, ой – надводный, подводный и так далее. Это основной профиль. Ну, отходы производства, ясно – это ядерное оружие тактическое и стратегическое. Ну а атомные станции, которые вот на Украине были расположены, это чисто коммерческий вопрос: это производство электроэнергии. Ну, относительно рентабельное производство, дешевое производство, менее хлопотное, чем ГЭС, ГРЕС, экологически чище, я так скажу.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Не смотря на все раздутые проблемы после аварий на атомных стациях, ну, я думаю, намного больше загрязнений в тех регионах, где работают сегодня тепловые электростанции (смеется).

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Там февраль (смеется) – это все видно черный смог, дым, слоистый снег и всё остальное. На атомной станции этого ничего не видно и вокруг природа живет и даже если посмотреть на эту природу – она более интересна, чем в тех местностях прилегающих, где нет атомных станций. То есть в какой то мере, все-таки радиация способствует. Ну, может субъективный вывод почему, потому что я видел Чернобыльскую более активно. Ну, в то же время я посмотрел Курскую, которая аналогична Чернобыльской. Их три в Союзе: Сосновый Бор под Ленинградом, Санкт-Петербургом сегодня, да, Докучаев город, это город энергетиков.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Недалеко от Курска. Ну и Чернобыльская – это в Киевской области. Это три однотипных станции, то есть там, где проект практически был, можно сказать, один. То есть и типы реакторов были одни и те же. Ну, вот то, что касается моей работы. Так вот отдел, который был создан потом уже, при получении самостоятельности статуса Украины, да, позволил тогда на базе филиала киевского. Ну, киевский филиал исторически был создан для разработки огнетушащего вещества порошкообразного для тушения газопаровых смесей, то есть на стадии доли секунды прекращать горение больших…

Н.К.: Это до Чернобыля было, да?

Ю.Б.: Это было при Союзе, то есть, когда стал вариант ракетного топлива и необходимо было все-таки чем-то ликвидировать его горение при нестандартных случаях, да. Это места хранилища.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: С запасом, в местах хранения ракет. Вот, необходимо было что-то делать. Почему, потому что этот продукт горит без доступа воздуха из окружающей среды. Это горючее вещество кислородосодержащее, как правило, или используются другие виды окислителей с выделением кислорода. И реально их потушить старыми, традиционными способами, то есть та же классическая вода – просто нереально.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Используя что-то еще другое, известное на то время – тоже нереально. Ну, так как Соединенные Штаты Америки уже имели способы и огнетушащие вещества по тушению, стала такая вот задача: не просто разработка, она в принципе, тогда было уже известно, что люди разработали. Но стал вопрос и создания производства этих огнетушащих веществ и стоял вопрос обеспечения нашей станы вот этим огнетушащим веществом. То есть – порошок огнетушащий, который сегодня известен всем, да, и повсеместно ставится там, где он эффективен и где эффекта от него мало, я скажу так. Ну, вот в тушении именно газопаровых смесей – это на сегодняшний день самое пока еще эффективное средство, которое существует при рентабельном его производстве, я бы так сказал. Так вот, технологии, огнетушащее вещество, некоторые приборы его подачи этого вещества, ну в виде огнетушителей бытовых, переносных – это все разработки вот как раз киевского филиала, который существует…

Н.К.: А как Вы попали в Чернобыль?

Ю.Б.: Как я попал в Чернобыль? Ну…

Н.К.: Да, как это было как, как?

Ю.Б.: Так, так, наверно, как и все: мы осуществили очередной выпуск младших лейтенантов и заказали транспорт и взяли напрокат палатки туристические, спальные мешочки и…

Н.К.: То есть…

Ю.Б.: …мы традиционно, весь командно-преподавательский состав выезжали на море на недельку, и отдыхали с семьями.

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: Да, ну пришло сообщение о том, что существует такая проблема, формируется подразделение для ликвидации последствий аварии на данном объекте, да. Ну, а пожарная охрана, помимо всего прочего, еще представляла и представляет в стране противопожарную службу гражданской обороны.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть на случай вот таких вот нештатных, непредвиденных, различных ситуаций штатный состав формируется в подразделения, оснащаемые под поставленную задачу: и количественно, и технически, и остальные материальные ресурсы, и прибывает к месту проведения ликвидации последствий аварии.

Н.К.: То есть, вы тогда отдыхали на море, да?

Ю.Б.: Мы не отдыхали…

Н.К.: А!

Ю.Б.: …на море, мы собирались отдохнуть…

Н.К.: А!

Ю.Б.: …хорошо на море. Мы оплатили транспорт, мы получили снаряжение, которое напрокатик все, да и должны были через день выезжать на море. И все уже были на море в мыслях (смеется). Мы уже провозили, провожали курсантов в аэропортах, на вокзале, на автовокзале и на следующий день должны были сами ехать отдыхать. Ну, пришла такая команда отставить пока отдых.

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: Да, определилась количественная состав людей, которые будут задействованы по направлениям служб. Ну, я попал в их число (смеется).

Н.К.: Понятно. И вы тогда работали там, там?

Ю.Б.: Я работал тогда в Луганске учебный центр.

Н.К.: А, ну да, там же и работали.

Ю.Б.: Да, пожарной охраны, который осуществлял подготовку младшего и среднего начсостава для наших подразделений. Для Украины, Молдавии, юга России, Карпат, Кавказа.

Н.К.: Ну да, я поняла, просто уточнила.

Ю.Б.: Это региональный такой центр был, да. Но в то же время мы были базовым центром, который для сорока девяти уже созданных по Союзу таких центров подготавливал комплект учебно-методической документации.

Н.К.: И как Вам…

Ю.Б.: То есть к нам приезжали новые коллективы. Вот с моего первого гарнизона тюменского, из Нефтеюганска приехали три выпускника нашей высшей школы Москвы, выпускники Иркутского, Ленинградского, Ивановского, Харьковского нашего училищ. Вот этот комплект руководителей и преподавателей, которые не имели к этой работе никакого отношения. Вот, поработав месяц у нас в Луганске они получили практику, какой-то опыт, понимали, чем они должны заниматься, изучили полностью всю нормативную базу, которой руководствуется данное подразделение. А такую базу в городе Нефтеюганске, под Сургутом им уже построили.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Там мощнейший центр создали, тот, региональный, да. И получив пакет, канву всех документов они уехали и начали через месяц самостоятельно уже вести подготовку кадров (смеется) того региона.

Н.К.: Ну да…

Ю.Б.: Ну, вот этим и занимались.

Н.К.: А вот…

Ю.Б.: Накануне Чернобыля.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Кто у нас учился из известных сегодня людей, да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, Кибенок. Он учился в нашем учебном, а потом он уже получал диплом среднего специального образования в Черкасском пожарно-техническом училище. Виктор Мельник, ну, это один из первых, тоже кавалер Ордена Красной звезды, я называю, так называемых «малолеток». То есть положение прохождения службы предусматривало вот учебу у нас только тех лиц, которые отслужили в армии, это раз, имели какой-то опыт работы в пожарной охране. И вот за всю историю этого вот заведения, да, у нас училось три «малолетки» так называемых. Вот один из них Виктор Мельник, после него Вадим вот был Злотин, наш северодонечанин и Кибенок Иван по Киевской области.

Н.К.: А интересно, что было дальше? То есть Вы вот это собирались поехать на море, Вас позвали в Чернобыль и как, как все происходило, как?

Ю.Б.: Потом, потом спокойно. Позвонил жене, сказал, что поездка откладывается, поэтому дальнейшие приготовления пока прекращаем, ну жена человека в погонах (смеется) она нормально все понимает. Пока я не прибыл домой, она уже все отдала в прокатный пункт, то, что мы готовили, да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, чем я занят, я ей не говорил, я уже дома ей объяснил, это одно. Второе, потом мы, начальники служб, которые уже были определены в структуре сводного отряда, выехали в город Курск для того, чтобы на атомной станции Курской изучить, ну в первую очередь технологию данного объекта, планировку данного объекта….

Н.К.: А, то есть они…

Ю.Б.: …специфику защиты данного объекта.

Н.К.: То есть, перед тем как ехать в Чернобыль, вас повезли…

Ю.Б.: Перед тем как ехать в Чернобыль, мы…

Н.К.: …поучится на Курской?

Ю.Б.: Да, да, да, да. Мы провели две недели практически там. Ну, то есть, до обеда у нас занятия по теории, после обеда мы выходим в чистые зоны станции и, естественно, работаем с технологами, строителями, радиационной безопасностью, медициной. И нас за две недели вот готовят в какой то мере для того, чтобы мы могли работать на этой станции, зная, что там может быть, где она расположена, в каком она виде, что там опасно, что не опасно, где какие системы защиты, те которые нас касаются для того, чтобы сделать, ну во-первых их ревизию, потом стоял вопрос их монтажа-демонтажа, восстановления в работе и так далее. То есть мы занимались прямой своей работой.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Уже там. И вот руководители служб две недельки провели как раз в Докуч. Ну мы жили в городе Курске, Соловьиная Роща там на въезде кемпинг. А утречком нас в шесть утра вывозили на Курскую атомную и там мы обучались.

Н.К.: Ага, а потом, прямо с Курской…

Ю.Б.: Нет, а потом мы вернулись в город Луганск, сформировали наш сводный отряд. То есть каждый руководитель службы имел уже численность своего подразделения и кадры, и штатные службы помогали комплектовать наше временное подразделение.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну вот такое от небольшое наше временное подразделение, которое занималось системой государственного пожарного надзора на этой станции, было от создано. Руководителем был нашим штатный человек управления территориально-пожарной охраны. Ну а я в тот период возглавлял смену.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, немножко может быть в нарушение там рекомендаций, мы работали не четыре смены, а три смены.

Н.К.: А, то есть это в Чернобыле Вы там…

Ю.Б.: Мы когда сформировали это подразделение на базе нашего учебного мы собрали весь личный состав, проверили экипировку, каждый руководитель службы доложил о готовности. Когда мы были полностью готовы нам дали сопровождение транспортное и мы транспортом, со всей нашей техникой, имуществом мы выехали в город Киев и были уже ночью в городе Киеве. Там сопровождение забрали местные наши коллеги, да. Ну, ГАИ имеется ввиду, другие службы, да, которые обеспечивали проезд по режимным зонам. И где-то вот в пять часов утра я уже увидел «ежика в тумане»…

Н.К.: Это как?

Ю.Б.: …который ходил по фасаду пожарной части. Ну, такой немножко сутуловатый громадный мужичек в плаще, да, с капюшончиком. Ну там действительно туман такой вот сплошной был. Ну, местность там такая низменная и много воды, все-таки на той территории и туманы, ну, это там характерные явления. Почему может быть там и растительность лучше, чем где-либо – там растения получают влагу не только корнями с почвы, но еще получают вот этот душ бризовый, дождевой, туманы – это тоже обеспечивает ту конденсацию, ясно, обеспечивает полив определенных растений. Я почему так говорю: мы были в период уже вот включая октябрь, а люди были эвакуированы в мае. Вы знаете, да?

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Массовая проведена была эвакуация. Ну, я не беру город Припять, который город энергетиков. Ну и зона, которая была определена, так называемая Чернобыльская, там тоже была проведена эвакуация.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Но в окнах домов стояли цветы и при том все лоджии, балконы были заросшие. Под окнами нашего штаба на уровне второго этажа были вот такие большие яблоки красивые, понимаете.

Н.К.: А где был Ваш штаб?

Ю.Б.: Это никто не поливал, никто не ухаживал. В городе Чернобыль.

Н.К.: В самом городе?

Ю.Б.: Да, в самом городе.

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: Ну, на базе там существующего отряда или части пожарной, я не знаю. Это вот депо, здание, сооружение это было выделено под штаб отряда и там располагались те, кто занимался службой, пожаротушением в самой Чернобыльской зоне, да. Отдельно в общежитии здесь располагались дозиметристы МВД, здесь располагались вот мы: группа профилактики, здесь располагались медики наши министерские. Здесь располагались ребята из тех караулов, которые с нами работали на станции. Это отдельная группа была. Они так же в три смены.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: В сутки три смены менялось, по восемь часов чисто рабочих мы находились на самой станции. Ну, нам был выделен кабинет для нашей надзорной группы в помещении вентиляционном, там 105-я комната и был в коридоре центральной…

Н.К.: То есть на самой станции?

Ю.Б.: На самой станции Чернобыльской, да. И центральный щит управления, резервный проход в актовый зал там небольшой такой конференц-зал.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Вот этот коридорчик нам заградили – это вот наша группа, там место основного базирования было, да. Поэтому все, что происходило в штабах революции (смеется) мы все слышали через фанерные двери (смеется), прикрытые стеллажом для нашей литературы нормативной. Да, мы находились там, да. Жили в городе Чернобыле в общежитии, вот я уже говорил, общежитие какого-то профтехучилища, вот там мы жили. Так вот я увидел этого «ежика в тумане», который ходил по фасаду, а нам предварительно сказали, мы заезжали…

Н.К.: Ну это был человек какой-то?

Ю.Б.: Это был, это был город Че… Да, это был мой старшина дивизиона. Здесь вот на улице Чернышевского сегодня существует учебное заведение, да.

Н.К.: То есть в смысле «ежика в тумане» вы назвали своего товарища, который ходил в тумане?

Ю.Б.: «Ежиком в тумане» это был старшина нашего дивизиона (смеется), наш отец и мать, так сказать.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: В период нашей учебы здесь вот в Харьковском пожарно-техническом училище. Он был в составе полтавского сводного отряда противопожарной защиты. Он был начальником этой части там по временному штату и вот он ждал наш отряд, который должен прибыть.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И вот он в пять утра там вот ходил, вымерял, ожидал. Ну, естественно, он спросил, что я тут делаю, так сказать, без построения, разрешения. Ну, в шутку конечно, по привычке, так как это было в курсантские годы, да. Ну, вот собственно говоря, и все. Ну а потом, в принципе, меня быстренько позвали наверх, поставили задачу и я взял свою смену, мы переоделись и в полседьмого мы уже ушли на станцию, это была моя первая рабочая смена.

Н.К.: И что Вам в первую смену, ага…

Ю.Б.: и среди тех людей, которые с ночной – полтавчане – уходили, мы их сменили и они уехали уже в этот же день сводный отряд Полтавы ушел назад, на Полтаву. А мы остались на службу на месяц, так, как и они.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Что? Ну, нам сказали, во-первых, что мы в Иванково останавливаемся, это еще чистая зона, мы там переодеваемся, все чистенькое в мешочки складываем, получаем местную экипировку, загружаемся и едем уже на службу в Чернобыль. Причин не знаю, но мы приехали сразу в Чернобыль (смеется). Поэтому вещи те, которые были, да вот сложили мы – у нас с собой мешки брали полиэтиленовые, у нас это уже не дефицит в области был, да. На Азоте их было больше, чем достаточно. Мы это завязали и сдали в склады. Собственно говоря, оно уже никому не нужно. Все равно оно было поражено и там оставлено. А мы переоделись и уехали. Ну, какие ощущения были? Ну, скажу так – чувство тревоги и, естественно, у разумного человека должно быть всегда. Неприятным ощущением было то, что солнце светит, окна закупорены в транспорте, да, все кругом мокрое, парит, открывать нельзя, дышать нельзя. Ну, учитывая то, что средства защиты органов…

Н.К.: Лепесток, да?

Ю.Б.: …дыхания были. Да, лепесток, на тот период это было самое эффективное рабочее средство. Респиратор там ни к чему был, йодовые вот эти (смеется) умывальники уже ни к чему были – уже период полураспада закончился. Ну, стронций, плутоний – это два элемента полураспада, которые были в период нашего пребывания, от них лепесток вполне нормально защищал. Волновое излучение – ну тут никуда не денешься. А вот пылевые частички, ну, защиту давал, неплохую защиту давал. Единственная особенность его работы – он не работает когда увлажняется.

Н.К.: Угу

Ю.Б.: Поэтому необходимо его вовремя просто менять. Но учитывая то, что подготовку мы уже, хоть и ускоренную, имели как таковую, мы меры безопасности обеспечивали сами. Единственный вариант, конечно, предотвращения паники – это штатные приборы армейские ДП5-А-В радиометрические. Тут мы зонды не брали, штанги не брали. Зонды эти были опущены под одежку вниз через штаны к ногам. Прибор, естественно, под курточкой был и в таком виде мы ходили. Ну, во-первых, никто к нам не подбегал, не спрашивал: «А сколько?»

Н.К.: А самим было интересно посмотреть?

Ю.Б.: Самим? Самим, скажу так, учитывая то, что нам работать нужно было в всех помещениях, там где проводились работы, а работы проводились везде. Ну, блок «В», так называемый, между третьим и четвертым, где расположена вентиляция, аспирация, все службы подготовки, обеспечения безопасности радиационной двух работающих блоков. Вот именно по этому блоку шло бетонирование. То есть стена возводилась биологическая. По машинному залу, там, где турбины расположены, стена тоже должна была проходить, да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И, естественно, с улицы еще было три района возведения так называемого, саркофага. В период нашего прибытия там этого ничего пока не было. Через где-то неделю нашего пребывания там начались только активно вестись эти работы, то есть на развилке Припять-Чернобыль были развернуты заводы по производству бетон. На базе сельхозтехники были развернуты предприятия по сварке-монтажу крупногабаритных металлоконструкций, из которых делалась стеночка, обшивалась листиками, это все соединялось между собой и бетононасосы закачивали, закачивали и подымали, вот эту вот стену.

Н.К.: И ваше задание это тоже входило, это контролировать или вы сами делали, что вы делали, конкретно?

Ю.Б.: Наше, в наше задание… А, мы что делали? Мы конкретно выходили на места проведения всех работ, связанных с огнем, чтобы дальше не усугублялась ситуация, не возникали пожары на данном объекте. Согласовывали проведение этих работ, это чисто наша технология, да. То есть мы проверяли место, давали добро, если там условия безопасности пожарной соблюдены. Если нет – давали время на быстрое устранение, там некогда было долго думать. Зона, так сказать, небезопасная, время пребывания, накопления организмом поражающих веществ, да, радиационных. Поэтому все это делалось быстро, оперативно, экстренно. Это вот основная наша задача. Дальше – мы должны были проверить наличие состояния всех средств, источников, которые обеспечивают обнаружение возникновения пожара, да, обеспечивают помощь в ликвидации самого пожара, если он возникает. То есть, это система водоснабжения наружные.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Они были все забетонированные, чтобы Вы правильно понимали, там дважды территория очищалась, дважды это все вывозилось, соответственно. То та водопроводная сеть, те устройства забора воды, пожарные гидранты – все это было похоронено под слоем двухметрового бетона. Поэтому задача вот тех, кто занимался системой водоснабжения – добиться того, чтобы были сделаны колодцы, выведены, удлинены вот эти стояки и вот эти вот устройства отбора воды на цели пожаротушения они были.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Понимаете? Почему, потому что станция восстанавливалась и блок все-таки заработал.

Н.К.: Ну, в смысле третий, да?

Ю.Б.: Ну, второго числа он был запу… Не, не третий (смеется). Третий переоснащался. Первый блок запускался 2-го…

Н.К.: Ага, первый.

Ю.Б.: 2-го октября, да. Вот после запуска третьего мы уже уехали домой. Поэтому, раз станция должна была работать, все штатные системы должны были работать. То есть системы обнаружения пожара, системы пожаротушения штатные, которые были, на крыше машинного зала, в машинном зале, в цехах. Там, где оно все было, вот оно должно было все работать, так как после взрыва и того пожара, который был, оно все было, естественно, там повреждено.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Его полностью, так как и оборудование станции тогда первого, второго блока, его демонтировали и по новой велся монтаж и установка. Ну, кроме, конечно, четвертого. Если мы приехали еще саркофага как такового не было, то мы уезжали, то крыша уже была накрыта на самом саркофаге. Он еще до конца не доделан был, Вы знаете, это еще зимой там.

Н.К.: Ну, да.

Ю.Б.: Да, в декабре было официально, так сказать, завершение работ. Ну, первого числа уже прозвучало: «А теперь пусть смотрят со своих спутников, уже все закрыто» (смеется). То есть стены уже реально были. Ну, мы не чувствовали глядя на приборы, мы же видели как резко падает волновое излучение, да, по мере подъема стены. То есть, каждый метр уменьшал, уменьшал, уменьшал, уменьшал и, собственно говоря, уже перед нашим отъездом, ну на столько уровень упал, что мы аж не верили, что так может быть. То есть, в период начала нашей работы было немножко жестче, так сказать для нас. Проблема у нас в снабжении, обеспечении для безопасности абсолютно не было: тот же накопитель, который вот выдавали, да, по которому там писали будто бы дозы облучения. Если он немножко увлажнятся – он не работает.

Н.К.: Да.

Ю.Б.: Это факт. Это мы знали, да. Та мы… нам он не нужен был (смеется). Да, второе это респиратор: если он увлажняется – его надо было ликвидировать, убрать. Ну, то есть у нас комплект эти были, без проблем и если вы вот только чувствовали увлажнение, а увлажнение будет. Все-таки около 100 метров разность высот и надо чисто двигаться. Лифты, к сожалению, не работают. Ни в грязны… После аварии…

Н.К.: Ну да, да, да, да.

Ю.Б.: …какие лифты? (смеется) это все пешочком. Это пешочком и в смену по несколько раз вверх-вниз, так что обезьянки в зоопарке это слабаки, на фоне моих сотрудников (смеется). Да, вот такая вот работа была. То есть, надо было выходить уже активно туда, где проводились работы, то есть проверять безопасность, ну, естественно, если уже там случались, а пожары там, к сожалению, случались, тогда уже те службы, которые располагались здесь же на станции выезжали на ликвидацию последствий вот этих загораний. То есть это и в машинном зале там проблем масса была, это и падение вертолета на крышу было.

Н.К.: Ну да.

Ю.Б.: Там за стропы он зацепился – такое было. Загорание…

Н.К.: Это было во время Вашего пребывания с этим вертолетом?

Ю.Б.: Это в период…

Н.К.: в период, да.

Ю.Б.: …нашего пребывания, да, это да. Это вертолетик, который упал на эту крышу. Это в период нашего пребывания. Там было загорание опалубки, на самом саркофаге. Там были еще технические приемы в стене для обеспечения там разведки, контроля вентиляции пространства. Их закрывали, чем могли.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, легче всего было на высоту пенопласт подавать (смеется). Естественно, при проведении сварочных работ, частенько там загоралось оно. Что могли ребята ликвидировали сами, а там где уже невозможно, тогда уже выезжали. Наши техника и личный состав располагался в помещении химцеха машинного зала.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, то есть, это в районе первого реактора с этой стороны админздания первого. В зале, в самом машинном зале – это восемьсот метровый такой большой ангар, где расположены все турбины, вырабатывающие электроэнергию, да. Машины стояли в зале, а вот в помещении химцеха, это внутри выгороженное помещение, вот там располагался наши караулы, которые занимались пожаротушением. Вот они первые выезжали на такую мелочь. Ну, слава Богу, у нас ничего такого сверх солидного, поднимающего все остальные подразделения, которые там были, а там были и в городе, и были на Зеленом Мысу – это городок где располагались вахтовики, ликвидаторы последствий, энергетики располагались, но это все было на кораблях.

Н.К.: Угу. Ага на… на кораблях, которые…

Ю.Б.: Ну, Днепровский флот. Вот эти ракеты, там другие вот кораблики. На этих корабликах жили люди, да. Ну вот энергетики, тогда ж не было еще построенного поселочка Славутич. Он позже строился, городок этот, да, энергетиков. Ну, Припять эвакуирована была, она ж закрыта была. Мы на нее только смотрели со станции, она недалеко была (смеется). Выезжали ребята там для эвакуации некоторых архивов и я не был в их составе. Ну, у нас дорога была простая: мы приезжаем, переодеваемся, принимаем работу, восемь часов работаем, прибывает смена, сдаем работу, потом идем в санпропускники, моемся, переодеваемся, уезжаем назад. Ну вот, в принципе и все, а когда мы приезжаем, для отдыха – у нас остается где-то 6-7 часов для отдыха.

Н.К.: То есть…

Ю.Б.: Да, потому что вот поспали 6-7 часов и снова в смену, и снова уезжаем.

Н.К.: То есть на досуг времени не хватало, в принципе?

Ю.Б.: Время? Была большая пересменка, ну невозможно быть в одну смену, поэтому мы челноком так перемещались – там первая, вторая и третья. Первая была самая хлопотная, большая. Вторая – чуть меньше напряг, ночная была самая легкая. И люди у нас вот тоже перемещались внутри наших подразделений. То есть, если дневная была там где-то процентов 70-т, вечерняя там где-то 20, ночная – 10 от личного состава, который участвовал, да. Количество людей было разное, почему, потому что ночью работать немножко меньше. Ночью в основном шли работы не по монтажу-демонтажу, а по заливке бетона.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть, дороги были свободные, никто никому не мешал: кольцо миксеров, бетономешалок вот этих, оно стояло вот на Припять, со стороны Припяти заходило на станцию, сливало это в емкости, насосы это качали все для заливки каркасов уже готовых, сваренных. И со станции выходили сюда уже по дороге со станции на Чернобыль, на эту развилочку снова под загрузку. То есть вот, вот, эта карусель ночью работала очень активно. Ну а так, как ночью были в основном бетонные работы, то бетон не горит и у нас была пауза такая, менее напряженная.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть там, где мелкие работы велись, вот там что-то мы делали. А основная работа, конечно, днем была.

Н.К.: Ну, то есть какие-то виды досуга не удавалось, например, я, я не знаю, там люди рассказывали, что концерты были или что-то?

Ю.Б.: Ну как сказать. Были концерты  в Зеленом Мысу, приезжал Кузьмин и Пугачева, был…

Н.К.: Были ли Вы там, Вам удавалось как-то или нет?

Ю.Б.: Был, был Кобзон в те… в ДК «Шевченко» в Чернобыле он концерт давал. Приезжали артисты – в отряде у нас были, приезжали ученые – лекции читали.

Н.К.: То есть Вы кого-то застали?

Ю.Б.: Я вообще никого (смеется).

Н.К.: Нет? (смеется)

Ю.Б.: Не, ну…

Н.К.: Вот это интересно, как бы Вам удалось как-то…

Ю.Б.: Мои, мои ребята были, почему, ну как сказать: во первых, они в плавающих сменах же были, они ж перетекали, да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И вот тех, кто был свободен. В ночное время было много свободных людей, в вечернее больше было, да. Дневное было загружено. Поэтому те ребята, которые от были не сильно загруженные, у них пауза была, ну где-то, может быть, пересменка была, вот это окошко, они могли вот себе позволить куда-то выйти, отлучится, что-то посмотреть, да. У нас не получалось, не…

Н.К.: Ну понятно.

Ю.Б.: …потому что мы трудоголики. Ну, нам нужно было организовывать работу, решать ряд других там вопросов. Ну, начиная от талончиков на питание решать…

Н.К.: Кстати, а как, как кормили?

Ю.Б.: Питание?

Н.К.: Хорошо или не очень? Как?

Ю.Б.: Ну как? Пер… первые… Не, ну кормили выше нормы, я бы так сказал, да. Снабжение было хорошо организованно в наш период. На станции недельку, конечно, сухпай, мы на него смотреть уже не могли через 3 дня (смеется). Но другого ничего не было. То есть, питание на станции организовано не было. То есть, наши караулы они получали в мешочках, в тех же, что мы привозили сухпаек, ну, это консервы. Консервы, галеты, там напитки и такое. И завтраки туриста. Ну, хорошо там снабжение. И печень, и паштеты были, и тушенка была. Ну, то есть сказать, что там голодные – не голодные. То есть там было достаточно. Ну, я Вам скажу так: все время употреблять это тяжеловато (смеется). Человек как-то к этому не очень привычен, я Вам скажу. В отличие от кота моего, который одни и те же сухарики 14-ть лет жует и доволен (смеется). А на 3-й день у всех аппетит пропадает. Потом уже начали где-то на 8-й день армейцы приезжать, тоже – рекогносцировка местности, постановка задач. Первое подразделение, которые уже начинали какую-то предварительную работу: ну от химразведки начиная, инженерные службы и так далее. Вот под них уже начали подвозить раздачу, то есть они приезжали с горячим чаем в термосах.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Они приезжали с теми же консервами, но их уже на бутербродик выкладывали. Ну, то есть, что-то уже было похоже на нормальное питание. Да, ну делились с нами этим паечком, то есть мы заходили там чаек-кофеек, ну понятно. Отвар портянок, мы его называли.

Н.К.: (смеется)

Ю.Б.: Да, но крепкий, хороший, да. Та же сайры баночка там выкладывалась. Ну, там не столько кушать хотелось, сколько просто вот, попить чайку-кофейку. Почему, потому что там больше ничего не было. Вода была в бутылчках минеральная привозилась, проблем тоже не было. То есть, тогда еще пластика не было.

Н.К.: Если хотите воды…

Ю.Б.: Нет.

Н.К.: Нет?

Ю.Б.: Пластика не было и поэтому мы бутылочки собирали, ящики в обменный пункт отвозили, уже такая обменка через десять дней работала рядом с АБК-1. И вот этой водичкой мы питались. Почему говорю невозможно пить, вот был перебой сутки с обычной водой.

Н.К.: У!

Ю.Б.: А завезли сладкие вот эти воды: пепси-колу, фанту, Буратино, Василек там, Дюшес.

Н.К.: И оно все сладкое.

Ю.Б.: Оно все такое хорошее в детском вот восприятии, но люди через часов восемь уже вот так вот ходили, смотрели, у кого бы упереть бутылочку обычной водички. Мы ходили, два подразделения охраны внутренних войск охранялась же эту станцию саму, да. Они жили в подвальном помещении АБК-1. А им завозили запасы, там автономная своя служба снабжения, да, хоть они и были МВД, но они получали немножко по другой линии. Вот мы ходили к солдатикам туда и меняли наши сладкие воды (смеется) в соотношении два к одному на обычную воду.

Н.К.: Угу (смеется).

Ю.Б.: Поначалу они обрадовались, а потом они поняли, что это не так хорошо, но было поздно: мы уже их половинку выменяли. Ну, сутки прошли, не знаю, с чем была связана проблема, воды нам завезли все-таки нормально. Мы добрались даже на старые залежи станционные – воды нашего Закарпатья: Поляна Квасова, Поляна-Купель. Ну, если когда-нибудь в кино видели, как раньше стирали, да: мыло хозяйственное на терочку, потом его разводили в воде, да. Потом в этом всем вываривали белье. Вот этот щелочной такой, почти мыльный раствор – вот это вот натуральная природная вода.

Н.К.: Ничего себе.

Ю.Б.: То есть, это вода содовая, именно такого содержания. Я и сегодня ее употребляю (смеется). Да, вот эту водичку. Ну, это лечебная – ее ж тоже много не выпьешь. Но она была приятней сладкой воды. Ну вот, вот такое снабжение. А потом уже, через 10 дней в здание АБК-1, это админбытовой, административно-бытовой корпус станции, да, где размещалась администрация, служба управления самой станции, да. И там у них была столовая на втором этаже. Вот туда уже привозили раздачу горячей пищи, ну полноценной, полномасштабной.

Н.К.: Уже, уже не сухой паек, а уже лучше.

Ю.Б.: Не сухой был, да. Это уже было через 10 дней, да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И вот туда, пожалуй, вот туда талончики были, да, двоечки, там еще дополнительное питание было: там сметаны ложка стоит, шоколадка, лимоны грузинские вот такие большие. Ну, что-нибудь «для сувенира», мы так называли. То есть нормы питания были тоже разные: станционники питались по самой повышенной вот этой норме. Как мера защиты – это большое потребление жидкости.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть жидкость – это лучший ней… лучший уловитель всех вот этих гадостей, которые существуют. Как реактор в оболочке из жидкости находится, так и человек бы желательно имел больше в организме жидкости и меньше поражались бы его внутренние органы. Поэтому питье было. Для того, чтобы питье было, везде было много продуктов, вызывающих жажду. То есть чеснок, перец, соль – это все было, лежало в неограниченном количестве и в дальше питье, питье, питье, питье. Видите, вот до сих пор какой вид имею.

Н.К.: (смеется)

Ю.Б.: А раньше был не таким (смеется). Да это все было. Витаминное питание мощное было, да. Станция техобслуживания в самом городе Чернобыле было переоборудовано под столовую. И вот конвейер раздачи пищи там метров триста, наверное, был. На раздачу там проблем никогда не было. Единственное, девчата просили: «Ребята, вы скажите, что вам вот мясо наложить полную тарелку. Не надо с пяти порций собирать мясо, а остальное на мойку отбрасывать. Нам же мыть посуду в пять раз больше». Ну, то есть, по количеству нам было вполне достаточно. На входе там по этому талончику давали вот эти дополнительные все «сувениры» и «игрушки», ну мы их туда, в штаб девчатам нашим отдавали (смеется).

Н.К.: (смеется) А, кст…

Ю.Б.: Нам оно для питания не нужно было. И так переизбыток еды был, я считаю.

Н.К.: А кстати про девчат: какие работы выполняли женщины, а какие мужчины? Вот интересно.

Ю.Б.: Не, ну в Чернобыле как – медицина в основе своей это был женский коллектив, в том числе наша медслужба УВД, она ж с нами выехала. Ну, старшим был там Медведев, это мужчина, фельдшер у него был там еще прапорщик и… а дальше женщины-медсестры. Дальше: стенографистки, машинистки, потом на пунктах связи части, вот так штатно. Тут то усилили мужским коллективом, но были и женщины: кадровый работник тоже была женщина. Ну, немного, то есть на нашу численность, там процентов 5 максимум было.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Это в нашем подразделении. Ну, а так прачечные, которые там работали по дезобработке, дезактивации вот той одежки. Если, по началу, со всех станций Союза нам везли новые комплекты, то через две недели мы увидели, что б/ушник пошел (смеется).

Н.К.: (смеется) Перестали вести новые, да?

Ю.Б.: Да, наши приборы то показывали, что нам попадает. Поэтому, используя, может быть, служебное положение мы находили возможность все-таки чистое получать, почему, потому что некоторые комплекты были грязнее (смеется), чем станция. Ну, видно б/у.

Н.К.: Ничего себе!

Ю.Б.: Б/у, б/ушка пошла после обработки, та, которая уже тут побывала, то есть уже пошел внутренний оборот материала. Одежку мы, как и респираторы, меняли часто, почему, потому что если штатные пункты были проверки дозконтроля, да, одежки и по этой причине мои ребята в столовку никогда попасть не могли штатно. Поэтому у нас был ключик от черного входа, когда некогда – через черный ход, нарушая все инструкции. Все равно происходило загрязнение. Почему: в разломах были так называемые, мы их называли, это непрофессионально – «прострелы», да. То есть очень высокий уровень радиации.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Кое-где проливы были, кое-где пылевые – это остатки были. Те, которые еще не успели убрать, дезактивировать они, естественно, попадали на одежку и тогда уже никуда попасть нельзя было – ни в АБК, ни в столовую (смеется). Поэтому только через санпропускник: мойка, переодевание. И поэтому у нас и респираторы были, у нас и чистые комплекты были. И если ребята выходили с зоны – мы уже знали, где какие зоны, так как вели свою карту контроля, да, в состоянии были, имея приборы, хотя это подпольно будто бы было, – то естественно мы сразу же переодевались. Ребята оттуда приходили – это все сразу через пропускник, а потом заходишь к нам уже в комнату. То есть, не смотря на то, эти комнаты были поражены, то те, кто приходил из грязных зон были, еще хуже (смеется). Ну, а в целом, собственно говоря, центральный щит управления, вот наша комната, вот этот наш этаж, где мы расположились, наш уровень ну был самый чистый на станции. Почему? От внешней среды он изолирован строительными конструкциями в штатном режиме, да. И постоянно ходили, мы говорили «полуроботы», то есть, постоянно ходили солдаты и делали влажную уборку.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Там пластификатом покрыто было все: лестничные клетки, полы, стол, на котором дремали там некоторые бездельники ночью. Это все было покрыто пластификатом.

Н.К.: А пластификат – это такое…

Ю.Б.: Полим… полимерный материал толщиной там до пяти миллиметров.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, вот как ковролинчиком, да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Все закрывалось. Он легко убирался и его поверхность. И вот у них все было это покрыто, периодически оно менялось и…

Н.К.: Угу. То есть это для  защиты от…

Ю.Б.: Вот это, самым страшным, я Вам скажу так, я вот смотрю по состоянию людей уже по истечению времени – это пыль, которая там была. Вот то, что вдохнули и попало внутрь через рот, вот это вот вызвало самые потом большие проблемы по здоровью. Почему, потому что в наш период пребывания альфа-частицы, ну они реально ни на кого попасть не могли. Во-первых, у него дальность полета маленькая, во-вторых, их было мало, в-третьих от нее легко защитится обычным листиком бумаги, да. Ну, если компьютер включат, Вы посмотрите экипировку – белая одежка не потому, что мы медики, а потому, что на ней хорошо видно загрязнение.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть малейшие грязевые пятна и одежка меняется. Очки, ну, готовились и к альфа-частицам, поэтому (смеется) солнцезащитные очки были, да. Ну хар… эффективный способ защиты.

Н.К.: Ну да, глаза…

Ю.Б.: У нас этого уже не было, понимаете. Бета-частичка – да. Вот это основное было, то есть это пылевые частицы с остатками продуктов полураспада. А там вся радиоактивная таблица была Менделеева после распада. Ну, после аварии я имею в виду, да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну и гамма-излучение, то есть фоновое излучение, ну, от фонового там никуда не убежишь, то есть волновой. Там уже одежка ничего не помогает. Там просто не надо находиться в зонах большого волнового загрязнения. Вот то, что я говорил: были там разломы, проломы, где сквознячки были высокие, уходящие за сотни рентген в час, да. Вот эти места у нас были отмечены, эти места мы обходили другими помещениями или быстро проходили для того, чтобы уменьшить время пребывания в этом месте. Вот, вот и все, в чем был наш плюс. То есть, имея реально там запись не выше двадцати пяти, потому что ввели уже там оплату какую-то дополнительную, у кого больше 25-ть рентген выбрали, да. В реалиях, группы вот работающие у нас, это, ну, говорю реальные вещи, да, получали до пятисот, за период нашего пребывания до пятисот рентген ребята мои получали. Почему? Мы когда делали уже маршруты, схемы маршрутов и готовили на пересмотр доз облучения, вот такая команда была, то есть было постановление, был приказ такой. И мы готовили, мы возили в нашу службу в Киев и привезли эти все расчеты, перерасчеты. Я почему и говорю – до пятисот рентген включительно получили те, кто работал. Это в среднем так.

Н.К.: Угу

Ю.Б.: У кого-то, может, чуть больше там по определенным моментам было. В реалиях больше 25 – это никому не писали.

Н.К.: Ну понятно.

Ю.Б.: Потому что было табу наложено в свое время. То есть первые сутки пребывания мы ушли уже за двадцать рентген, писали ребята объяснительные, работали с нами (смеется) службы определенные. И после этого мы уже этим не занимались. То есть там уже без нас писали наши дозы и шли мы к этому результату. Ну, так от в реально это было сложно. То есть не сложно, глядя на приборы и умножая на время определить свою дозировку за смену, да. То есть тут большого ума не надо, элементарные знания арифметики. Ну, вот в принципе такая наша работа. Потом, когда были периоды, немножко, активации в зоне реактора, так называемые «мини-выбросы», да, то, естественно, там наши штабные, не понимая о чем идет разговор, принимали это снова как новая авария, да. То есть усиливали службы там, держали в напряжении людей, ну и на разведку посылали сюда ж со штаба служебного.

Н.К.: Узнать?

Ю.Б.: Да, ну такой вот, ныне правда покойный, человек приехал, ну, пофигист откровенный такой был, да, у нас оперативный дежурный из Лисичанска. Да, он приехал, то ж сразу: «Где? Что? Как там?» ну, нормально, по боевому, ну, такой же как и мы, собственно говоря. Я его ото отвел в сторонку, говорю: «Сядь, успокойся, все будет нормально, все хорошо». Я его отвел туда, где караул размещался, там стояли в углу вот так вот мешки с сухпаем, потому что караул их уже не…

Н.К.: Не мог видеть (смеется)?

Ю.Б.: Видеть не мог, не то, что кушать (смеется). Вот Юра там ото три дня, я почему говорю три дня – больше трех дней никто не выдерживал (смеется), из новичков. Мы то не часто менялись, но караулы мы меняли. И если мы-то были, ну, хотя бы внутренне как-то спокойны и какие-то меры безопасности соблюдали, потому что немножко владели радиационной обстановкой. Наши ребята в службах там, в карауле, во-первых, не владели раз – мы им давали информацию по месту их дислокации, да. А вот когда они уже выезжали на тушение пожаров – мы там ничем реально помочь не могли. Мы подходили к месту пожара, быстренько пробивали вот эти фоновые излучения и тогда давали уже какую-то информацию, чтобы уменьшить время пребывания людей в ненужных местах. То есть, можно выполнять ту же работу, ну, собственно говоря, ничего нового, да: человек стоит и поливает. Но можно стоять в месте, где идет 500 рентген·в час и можно стоять там, где 5 рентген·в час.

Н.К.: Ну, да.

Ю.Б.: Для полива это роли не играет, а вот для поражения человека – играет. Поэтому выходили наши ребята и помогали ж так же нашим же сотрудникам. Это было, так такая работа нами проводилась. Вот у них нестабильно было. То есть, им все равно надо было работать: плохо там, хорошо, а работать надо. Поэтому у них там оно колебалось: кому больше, кому меньше. Поэтому их меняли мы чаще. Если вот мы планово месяц должны были быть, через месяц нас пригласили на очередное собрание (смеется) с предложением сделать ротацию. Но учитывая то, что, что самый активный период подготовки к пуску, то есть уже и академик Александров приезжал и вся эта компания. Уже приезжали все. Мы их называли «пыжиковые шапки» (смеется) – и из правительства, и ЦК, которые уже смотрели эту готовность. Ну, зал был в канарейку раскрашен, там эти все коммуникации, насосы. Где они и красок таких красивых взяли, вся палитра была. Оборудование ж было сменено полностью, восстановлено новое. Запускался блок полностью модер… переснаряженный, да. И в этот период было все разбито на локальные зоны, то есть строго ограниченный режим передвижения по станции.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, во-первых, новые люди допуска не имели, во-вторых, они не знали станцию, они не знали где что делалось, как делалось. Абсолютно новые люди вот должны были нас сменить и прийти на этот участок. А в этом хорошего ничего нет. То есть работа на ноль умножается. Ну, поэтому приняли мы такое решение: «Никуда мы не идем». Ну, а если честно говоря, нас никто там не трогал, не кантовал и не одного лишнего надзорника и проверяющего в зоне зараженной никогда не было. От поверьте мне. Если здесь вот в мирных условиях там придут в любое время и мозги вынесут, да, проверяя службу, то туда никто (смеется) не приезжал проверять ничего. Поэтому мы решили так: месяц отбыли – еще десять дней отбудем – не проблемка. Поэтому мы такие, мы… весь наш отряд остался, он же не уехал.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Нас одесситы меняли через сорок дней. Такое решение приняли на уровне министерства: не производить ротацию сводных отрядов, раз ребята готовы дальше продолжать. Кого можно – делали ротацию. Ну, вот караулы, ж говорю, они три раза менялись, комплекты, а мы отработали. Караулам было хуже.

Н.К.: А не страшно было еще…

Ю.Б.: Что?

Н.К.: …находиться там под радиацией?

Ю.Б.: Вы знаете, вот скажу так, как есть: когда мы возле общежития увидели петуха, а он еще вокруг курочек бегал, а потом топтать начал, мы поняли, что это все байки о радиации.

Н.К.: Да? (смеется)

Ю.Б.: Понимаете? Потом, когда приехал профессор, долго там ребятам рассказывал о вреде радиации там, и о том, что можно, что нельзя делать в этой зоне. А наши ж, не (непонятно) чудесам природы, спросили: «Ну вот тут яблоки видите какие вот красивые, их можно кушать?» Ну, тут уже и профессор в шуточку: «Да, кушать можно, а вот качанчик метра на два в землю надо закопать. В костях накапливается радиация» (смеется). Понимаете. Ну, уперли это яблоко. Потом еще долго, 3 дня разбирались, кто это сделал (смеется), но его таки съели. И его съели и рыбу ребята ходили ловили, не ели, а потом ели уже. Ну, и грибы даже ходили.

Н.К.: А хоть, хоть дозиметром мерили эти грибы, прежде чем есть (смеется)?

Ю.Б.: Та ну смысл его мерить? Я думаю, там нет особого смысла. Ясно, что уже оно было чище, чище, чище. Тем более рыба в воде, вода (смеется) изолирует тоже неплохо. Конечно те, кто употреблял, тот, кто немножко бахвалился, у тех состояние было немножко хуже. Я запрещал категорично открытую банку оставлять больше пяти минут. Открыл – съел, не съел – выбросил.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И вот те, кто не наедался, я их обеспечивал, обеспечивал, обеспечивал (смеется). Только никаких вот этих открытых баночек. Ну, самый большой дефицит был хлеб.

Н.К.: Да Вы что?

Ю.Б.: Ну, хлеб с собой носить нельзя – он поражается, поэтому без хлеба это всё.

Н.К.: У!

Ю.Б.: Ну, естественно, приезжая в Чернобыль, мы у тех, кто был (смеется) в городе меняли банку тушенки на кусок хлеба. То есть, когда мы возвращались в город, ребята кушали хлеб, а тушенку меняли на хлеб там (смеется) у тыловиков. Этого всего у нас там хватало, а вот с хлебом была напряженочка. Галетный вариант как-то он не фигурировал. В столовке, вот в обед, когда выдача была – там хлеб был, там наедались. Кто в дневную попадал, там без проблем. Была для дежурного персонала на первом этаже – это для тех, кто работал на самой станции.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Потом вот эта охрана, которая я говорил, ну в том числе и мы, собственно говоря, туда внедрились. Был пункт приема еще дополнительный. То есть и военные которые были, охрана и те, кто на станции. Я имею ввиду штатный состав, который работал операторами на блоках, слесаря. Вот именно вот эти, не аварийщики, а штатные рабочие. Там у нас было питание, ну там был кусочек хлеба, там проблем не было. А так – да, так напряг был именно с хлебом: носить нельзя…

Н.К.: Ну да.

Ю.Б.: …хранить нельзя.

Н.К.: Неудобно.

Ю.Б.: Ну вот и все. На этом все заканчивалось (смеется).

Н.К.: А как продолжалась Ваша жизнь дальше? Вот Вас вывезли, да, организованно оттуда или как вот?

Ю.Б.: Второго… третьего числа утром вот приехал уже такой же сводный отряд из Одессы наших коллег, в таком же количестве и в той же штатной численности. И они нас сменили по всем точкам пребывания (смеется).

Н.К.: Понятно.

Ю.Б.: И нас снова погрузили в транспорт. Ну, вот я приехал, с общежития уже все забрали там, что можно было брать. Там, мы ж переодевались – уже ж похолодало, уже ж появилось зимнее обмундирование, чистые комплекты лежали уже в запас, на дембель, да. Это все уже привезли сюда, на территорию отряда и когда наша смена приехала уже утречком, да, это наша последняя была, мы тут же переоделись, быстренько. Ну, тут второй мой однокашник уже по Москве, оперативный дежурный из Одессы Петров (смеется). Первый старшина был мой, ну он начальником части в Полтавской области был на спецобъекте, а второй вот это же оперативный дежурный с Одессы, ну старшина вот по Харькову, по училищу, а Петров по Москве, по вышке, там, где мы учились. Он сменил. Ну и всё – погрузились в автобусы, у нас времени оставалось пятнадцать минут. Ну, у моей смены, которая приехала.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, мы приехали, караул приехал, то есть вот эта группа небольшая, которая со станции. Загрузились и проснулся я где-то уже, по-моему, на границе наших областей: Харьковской и Луганской (смеется). Где-то, говорят, еще останавливались: не то на границе Киева-Полтавы, ну в общем, где-то привал был. Но мы в отключке были.

Н.К.: Но Вы проспали привал (смеется).

Ю.Б.: Ну я Вам скажу так, суммарно за 40 суток работы, ну сон был суммарный где-то четыре, четыре с половиной часа в сутки, ну это у меня лично.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть это не непрерывные четыре часа, это суммарный сон был.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Это вот когда пересменка была у нас периодически, там раз в неделю, вот тогда было легче. Там у нас добавлялось еще четыре часа и тогда можно было непрерывно поспать четыре часа (смеется). Ну, а так оно не получалось.

Н.К.: Скажите, пожалуйста, вот когда Вы вернулись, как Вы ощущали, было ли какое-то к Вам отношение особое? Может на работе, может, я не знаю, среди соседей.

Ю.Б.: На работе (смеется)?

Н.К.: Как к человеку, который там побывал, вот?

Ю.Б.: Та не, ничего там, ничего такого. Собственно говоря, нас как и отправляли организовано так и встречали. На границе области руководство УВД тогда встретило, наше подразделение тогда ночью нас, как сурков, вытряхнули с автобуса на построение. Там нам сказали какие-то слова красивые, да. Загрузились мы в автобусы, приехали в Луганск, сюда же в учебку, где я работал, мы приехали организованно колонной. Здесь личный состав уже был отпущен. Ну, объявили, да, месяц отпуска дополнительного за то, что…

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: …хорошо службу несли. Ну, это решение было, собственно говоря, связанно с тем, что мы превысили немножко там сроки пребывания. Ну, это как поощрение было для всех, поэтому всем месяц дополнительного отпуска. Ну, учитывая то, что мы штатные отпуска не отгуляли, надо было штатные отгулять, потом медицина, нас же еще на три недельки в…

Н.К.: А, то есть …

Ю.Б.: …в нашу больницу на обследование. Ну да, мы ж перед поездкой прошли медкомиссию и записи в карточках были и анализы. Ну, вот мой коллега, он служил на одной из первых атомных подводных лодок в Обнинске Калужской области, там, где была первая станция. Там их готовили.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Для… для походов.

Н.К.: Секундочку… Аня ты уходишь?

А.К. Да. Нет.

Н.К.: Просто с флешки переписать можно будет?

А.К. Можно.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Да. Выключен, включен?

Н.К.: Да, включила, всё.

Ю.Б.: Ах да, этот сотрудник он на первую атомных подводных ходил.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И когда коснулся вопрос поездки в Чернобыль, анализы его не проходили, да.

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: То есть, след остается все равно после облучения, да. Поэтому он попросил молодого коллегу, а он тогда был руководитель подразделения: «Сходи-ка, сдай вместо меня в баночке» (смеется)

Н.К.: Ничего себе.

Ю.Б.: И вот после этого, в 87-м году, он все таки попал на Чернобыльскую атомную.

Н.К.: А он так хотел?

Ю.Б.: Да, он лично хотел. Ну, он сейчас, конечно уже после второго инсульта полуживой, но в душе живой до сих пор, хорошо.

Н.К.: Это хорошо.

Ю.Б.: Хотя выходился уже, ходит без палочки, так не спеша.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, в принципе нормально. Ну, вот такие люди. Ну, собственно говоря, как Вам сказать, там не было вот этого психологического внешнего эффекта большого. То есть нет взрывов, да, нет свиста этого (смеется), характерного урчания пролетающих боеприпасов. Там светит солнышко, ну так вот как здесь, ничем не отличается от этого. Единственное что – металлический привкус во рту, у кого желудочки слабенькие – сразу срабатывают, головные боли такие вот, постоянные, к ним потом почти привыкаешь (смеется)…

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: …и не реагируешь. Ну, медицина нас обрабатывала до и после. Ну да, плавание давления там в диапазонах сумасшедших и потом постоянно. Оно у меня и сейчас (смеется) осталось на всю жизнь, да.

Н.К.: А такой вот нескромный вопрос: а дети у Вас родились уже после или до?

Ю.Б.: Сын – после.

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: Дело в том, что размышления были, особенно у молодых, у кого не было, да. Ну, у нас как-то так Бог не давал. Дочь уже была, а хотелось второго, но как-то не получалось. А потом смотрим, все-таки один, ну, правда, уже покойный, опять-таки… у него сына не было, а уже дочери были, понимаете. Ему хотелось сына и он решился на это. Ну, собственно говоря, перед нами, за полгода еще несколько человек уже имели детей.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, собственно говоря, и мы не стали долго думать.

Н.К.: И Вы тоже решились, да, то есть?

Ю.Б.: И мы тоже решились. Ну, когда ребенка понесли в детскую консультацию первый раз и взяли первый раз из этого миниатюрного (смеется) пальчика кровь, сразу врачи забегали: «Вы переселенцы, вы из зоны». Это ребенок рожден позже, а показатели крови след оставляет, я так понимаю.

Н.К.: Ничего себе.

Ю.Б.: Да ну, там еще немножко другие были врожденные, так сказать, вещи. Была у него даже связь заболевания с пребыванием, доказано генетически, да. Ну, науку делали все на этом (смеется), в том числе и медицина нашего университета. Работали они в больнице по месту проживания, ребенок в эксперименте участвовал и, естественно, ему сделали полное вот это исследование. Ну, врожденное иммуннодефицитное состояние, но не СПИД.

Н.К.: Ну, понятно, да.

Ю.Б.:  Это страшное слово. Да у него было фигурально доказано. Но благодаря им я понял, почему у меня есть определенные проблемы по слабинке иммунной системы, то есть там показатель именно иммунной системы в развернутом виде, иммуннограмма сделана. (говорит кому-то другому) Папа там, да, да  вот эта, ага.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И, собственно говоря, да след остается, след остается даже в следующем поколении. Но тем не менее мы… мы на это пошли. Детей Бог дает, не надо это тормозить процесс (смеется).

Н.К.: А скажите, вот…

Ю.Б.: Поэтому не только я, мои коллеги точно так имели детей, имели, конечно, потом по здоровью некоторые проблемы у детей, но я скажу так: время лечит не только нас, но и их. Вот сын закончил нашу академию тогда, сейчас Национа… а, начинал академию, заканчивал университет цивільного захисту. Сейчас служит: войну в Луганске, июль-август-сентябрь.

Н.К.: То есть, он там?

Ю.Б.: Угу. Да, он в МЧС там и служил и зять его. Ну, потом, после войны приняли решение выйти из той территории. Сейчас Северодонецк, оно продолжается еще.

Н.К.: Ну…

Ю.Б.: Ну в Северодонецке там «детский сад» в сравнении с луганским летним, чтобы Вы понимали, так что. Так бывает иногда воспоминания, когда они выезжают сюда вот в район соприкосновения. Выезжают по службе, то есть эвакуация людей там идет.

Н.К.: То есть, они занимаются эвакуацией людей, в принципе?

Ю.Б.: Чем занимались, ну занимались многими вещами, картографирование не разрывов, это от начало было начало…

Н.К.: Мне просто, знаете, интересно, что вот тогда эвакуировали людей из Чернобыля, да, и вот сейчас эвакуация людей там из зоны АТО, вот какие вот?

Ю.Б.: Не, нет. Эвакуации людей из зоны АТО, такой как произведена была эвакуация из Припяти и из зоны Чернобыльской, она не проводилась в таком масштабе. В Припяти это было организовано, это пришла колонна.

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: Сопровождаемые, люди, которые сделали объявление: все взяв только, ну, то, что считали необходимым на один-два дня, потому что людям не говорили на сколько уезжают. Просто в моем доме 78 квартир, это или участники ликвидации или переселенцы.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Там, где в Луганске я жил.

Н.К.: Просто интересно, кому…

Ю.Б.: Поэтому судьбу этих людей я знаю многих. Поэтому…

Н.К.: Просто интересно Ваше мнение: кому тяжелее, вот тем, которые тогда переселились и, вот, начинали жизнь сначала или вот переселенцам сейчас, вот?

Ю.Б.: Ну, скажу так, скажу так: всем переселенцам тяжело (смеется).

Н.К.: Да (смеется).

Ю.Б.: Тяжело, ну не то, что там как-то физически, может, материально – морально тяжеловато.

Н.К.: Ага.

Ю.Б.: Не смотря на то, что я будто бы тут не чужой, да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И после ухода на пенсию я тут уже семь лет провел с весны до осени…

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Там, где детство провел. Ну, вот я год уже тут прожил, больше года – 4-го мая был год, ну, мне тяжело отвечать внукам: «Дедушка, а когда мы поедем в Луганск?».

Н.К.: Ааа…

Ю.Б.: Понимаете.

Н.К.: Вот такие моменты.

Ю.Б.: Да, да, да, да, да. Я не говорю там за других членов семьи (смеется), которые воют уже «Когда мы уедем в Луганск?» Ну, вот такая вот картинка. Ну, человек тяжело как-то… Честно говоря, людей, которые живут там, где хорошо сегодня у нас в семье маловато.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть, космополитов практически нет. Все как-то привязаны к какой-то территории. Хотя я служил, брат служил, у бабушки четверо внуков каждое лето здесь проводили, для них эти места не чужие.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, затосковали. Даже, даже, даже мои внуки уже затосковали (смеется) маленькие. Конечно, тогда было организовано, вывезено. Тогда же, Вы знаете, чуть позже все-таки приняли более реальные меры. То есть, тогда людей реально расселяли, тогда реально получали квартиры. Ну от в первом подъезде яркая личность была – он работал слесарем на третьем блоке, в мирное время жил в Припяти. Когда их выселили, они уехали в Кишинев.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, тогда в городах недострои, завершенное строительство, но еще не сданное в эксплуатацию, отдавали чернобыльцам.

Н.К.: Угу.

Н.К.: И вот он в центре Кишинева, ведомственный, не просто дом, а ведомственный дом, то есть, это и качество лучше, и обслуживание лучше, и месторасположение лучше. В центре Кишинева. Но Кишинев – опять же этот конфликт.

Н.К.: Ну да.

Ю.Б.: Тот, который сейчас у нас. И он переезжает в Луганск и живет в нашем подъезде, в первом.

Н.К.: А с…

Ю.Б.: На первом этаже.

Н.К.: А сейчас в Луганске?

Ю.Б.: Не, сейчас он в Гамбурге живет (смеется).

Н.К.: А, понятно, а я уж думала, нечего себе человек.

Ю.Б.: Он… он… он еще десять лет назад решил все-таки уехать.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И он уехал, и живет в Гамбурге сегодня он. Да и он жилье и в Кишиневе получил, и после Кишинева, как переселенец из зоны конфликта боевых действий он в Луганске получил. Может быть мирно как-то. Ну, мирно, Вы видите, не решился конфликт. Ну, когда (кашлянул) активная фаза, может быть пройдет…

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: …по территории Донбасса, может быть, кто-то будет возвращаться.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Кто-то принципиально туда не будет возвращаться. Ну, расселение, которое сегодня организовано, ну, я скажу так: Харьковщина, Киев, ну, здесь ребята молодцы: и внимание уделяют, и помощь оказывают, и очень много людей вот именно на территории Харьковской и Киевской области разместилось. Первых переселенцев Карпаты принимали, там, без вопросов, нормально. Жестче – Полтавщина почему-то к этому вопросу относится.

Неизвестный мужчина: Здравствуйте.

Ю.Б.: Там подогревается, все-таки, излишне ситуация. Днепропетровск, он мало поселил. Ну, внимание к переселенцам, от вынужденным, сегодня, ну я назвал – Киевская…

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: …Харьковская – две области, где реально полномасштабно, серьезно, нормально. Запорожье, немножко Днепропетровск.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, Днепропетровск, ну. Я б сказал, вот эти, вот, городки в Харькове, один построили, да…

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: …которые в кино показывают (смеется), в котором, там, вот такая доля разместилась. В Днепропетровской, по-моему, три даже таких городка построили, да. Ну, вот это и все. Ну, то есть, извините, миллион, почти миллион, который ушел сюда, на Украину, его реально никто не расселил.

Н.К.: Ну да.

Ю.Б.: Люди, да, отдать должное, видите, после регистрации все-таки оплата коммунальных, это пособие выдается, тем, кто попадает под эту статью, кому положено, да, она подается. Ну, опять-таки, немножко подумали головой. Ну, две машины, к примеру у человека, они там остались, а тут он (смеется) не имеет право на это.

Н.К.: Ну да.

Ю.Б.: У человека там жилье и он…

Н.К.: Ну, тяжело, тяжело конечно…

Ю.Б.: Ну, многие там, мои даже вот пенсионеры-коллеги остались, ни сколько потому, что они, ну, хотели там сильно жить, просто им больше негде жить.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Здесь их никто не ждет. Здесь никто им ничего не предоставит. Та сумма, которая выделяется, ну извините, если цены поднялись за аренду жилья в Харькове многократно, да, то на ту сумму, ну дай Бог, где-то (смеется) сан узел можно снять, не больше, понимаете. А человеку надо жить дальше и…

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: А этого ничего у него нет. Многие просто остались там, вернулись многие туда, уже после обстрелов. Когда прекратился там активно обстрел, многие вернулись только потому, что больше они никому, нигде не нужны.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И жить по-другому им больше негде.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну и все, ото такая нехорошая… То есть, принципиально отличается то переселение, это. Ну, во-первых, по количеству принципиально отличается. Во-вторых, там все-таки время было, а здесь времени маловато, для того чтобы человек как-то обустроился. Видите, там реально, все-таки, сразу выделяли людям в сельской местности какие-то дома, там усадьбы, обзаводились хозяйством. Здесь этого ничего нет. Вот такая картинка.

Н.К.: А скажите, а…

Ю.Б.: Ну, в целом после Чернобыля, ну, Господи, в моей жизни это не (смеется) одно участие, поэтому я…. Я не участник парадов, я Вам так скажу (смеется).

Н.К.: А что Вы думаете по поводу мероприятий, посвященных памяти Чернобыльским событиям?

Ю.Б.:  Та я вообще как-то мало об этом думаю, и реально там мало присутствую (смеется). Реально я там не бываю, ну, ну… понимаете.

Н.К.: Ну, например, часто беседы со школьниками проводят 26-го, например, еще какие-то…

Ю.Б.: Ой… Проводил я такую беседу, когда только прибыл. Дочь пошла ж в первый класс без меня и, ну, в общем, в первый класс, в первый раз без меня это все было.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Я был там. Она мне письмо туда написала (смеется). Я храню, да, ее первые письма. Она… эксперимент был – шестилетки, вот тогда экспериментальное было. Потом оно было введено позже, уже после эксперимента ж, и сейчас шестилетние, да?

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: А вот она тогда шла у меня шестилеткой в 86-м году. Да, тогда я приходил в школу, там что-то рассказывал. Ну что там я им могу? Ну что там такое было героическое? Я лично ничего не видел (смеется).

Н.К.: Понятно.

Ю.Б.: Работа была, да, работа тяжелая, сложная, это однозначно. Вот ребята, которые работали на очистке, зачистке. Сегодня эти фильмы уже показывают, да. Ну, это все видели мы своими глазами. Почему, потому что это зона нашего действия была. Да, там действительно, да, там выходил генерал ЦУ, ценные указания дал, по лесенке вверх, через люк на крышу, внизу майор с реманцом этим на секундомерчик смотрит. Да, время пришло, команда, все бросается, вниз, вертолетка, Борисполь, на родину.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И ребята, которые работали на монтаже, на сварке саркофага – режим работы был тот же. То есть карта работы, четко видео им показывали где, что и как, где подыматься по наружным. Они быстренько забегали наверх, делали свой шов, там коротенький на сварку, все бросали, быстро уходили, команда собралась, на вертолетку или на автобус, на аэропорт, на Киев, на родину уходили. То есть там люди с Дальнего Востока, Сибири, Азии, находились в самом этом час-полтора не больше.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть команда пришла, задачу получила, отработала там, цепь работала и ушли, ушли, ушли, ушли, ушли. Да, им было, может быть, немножко так, где-то страшнее, чем нам. Ну, во-первых, там фоновый режим был очень жесткий наверху, мы, когда подымались помогали то, что я говорил, нашим караулам, мы видели эти цифры, да. Им было сложнее, хотя это и кратковременно, но неслабое, я так скажу. Ну, те, которые зачистку делали вот крыши – наши курсанты двух училищ: Харьков, Львов тогда чистили площадки по трубе и флаг вешали на трубе перед пуском. Этим было похуже. Если мы набрали суммарно за сорок дней, то есть, в смену мы брали чуть больше десяти, а там ребята брали хорошую.

Н.К.: Ну да.

Ю.Б.: Хорошую и сразу. А если верить тем, кто нас обучал, да, то получение слабенькое, но длительный период, хоть и шокирующее, да ну от курские станционники возраста 45-ти лет они уже имели до 800 рентген, понимаете, за период работы на станции. 500 – аварищики там, до 800 некоторые. 500 люди имели, но они живы, здоровы, бодрые. Что-то есть, какие-то отклонения есть, но, по крайней мере, люди живы и здоровы. Я перед Вами сижу.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Мне уже 58 лет. А вот те, кто много и сразу, это очень не хорошо. Эти больше пострадали. Те, кто внутрь взял – хорошо пострадали. Ну, многих уже нет с моей команды. Я знал, кто тырил тушенку и ел по ночам (смеется). Ну, были крайности там, были случаи, когда человек до удушья доходило.

Н.К.: Ох.

Ю.Б.: То есть, было это и в наш период пребывания, было до нашего периода. Ну, наш гарнизон с первых дней работал.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Чтоб Вы понимали, 4-ре сотрудника, будучи на переподготовке в Киевском учебном, в котором я работал в Луганске, такой же был в Киеве. И четыре сотрудника были в ночь 26 апреля там на выполнении работ. Им отметочки сделали об окончании учебы, отправили по домам. Люди не имели никаких документов, подтверждающих вообще пребывание на станции, работу и так далее. Они приехали, сходили (смеется) к специалистам, померили фоновые там, так сказать, состояние одежки, поснимали, позакапывали, повыбрасывали. Медицина их там положили, немножко подлечили, а восстанавливали статусы и подтверждали их работу уже мы позже.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Уже работая в ассоциации органов и войск МВД. Будучи там, в Киеве начальник службы радиационки нашей чисто на личных контактах – однокашник был с начальником гарнизона киевского и он его брал на станцию. Там в архиве уже у них регистрация была всех лиц прибывающих, а там охрана серьезная делается этих объектов, поэтому все учитываются. Вот оттуда взяли подтверждение, что они были с какого по какое время, где, в каком месте и так далее. То есть, семье Цековского помогли пособия вот эти все для семьи восстановить. Он к сожалению умер буквально через три месяца после прибытия, да. А три человека, ну, хоть и инвалиды, но живы, но были вообще без всякого статуса. Вот им смогли подтвердить. Вот я упоминал, «малолетка» Витя Мельник, он в службе Киевской области заканчивал, да. Вот, благодаря этому, я смог подтвердить статус еще там группе людей, то есть он не поленился, дал команду, поработали ребята в так называемых «архивах», да.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну это не архивы в прямом смысле этого слова, это собранные в ящики документы. То есть, ряду сотрудников просто смогли подтвердить вот это вот суммарное время пребывания для определения. Вообще определить, что он действительно он там был или не был. Ну, там где смогли понаходить. Эту, эту работу проводили постоянно. Много людей, к сожалению, сегодня не имеют ничего. Ну, вот здесь вот, как он пишет в статусе (смеется) «Одноклассников», это с нашей команды, молодой был у нас лейтенант. Он пишет: «Луганск-Высокий», да (Харьковская область). Он, то тут, то там живет. Ну, вот парень все уже: и на дембель ушел, и статуса нет никакого, и инвалидности у него нет. Ну, статус какой-то есть пребывания, следы-то остались. Но связи заболевания он не оформил в свое время и инвалидность теперь он, естественно, не, не оформил, связь заболевания с последствиями не оформил, то есть реально он ничего не оформил.

Н.К.: Ну, понятно.

Ю.Б.: И он такой не один, таких четыре человека у нас, к сожалению, получилось. Меня просто вовремя поймали тогда (смеется), заперли в медицину, обследовали, когда открыли эти оригинальные центры. Ну и все вот. Вот благодаря только тому документику у меня этот статус остался.

Н.К.: А скажите, исходя из всех этих событий, которые вы видели в своей…

Ю.Б.: Исходя из событий…

Н.К.: Да, вот…

Ю.Б.: …вот этих, которые в своей службе видел, сыну, когда он попал вот в эти же условия, я давал простые отеческие рекомендации. Я говорю: «Сынок, говорю, вот тот твой товарищ полковник, который дал тебе команду ехать туда, куда ты собрался, поверь мне и моему опыту, да, он боится даже к окну подойти. Поэтому, сынок, вышел на улицу, да, стал возле машины и смело ему рапортуй с места событий». Ну, он меня не слушал, это понятно, он выезжал (смеется). Ну, я каждый раз ему говорил: этого делать не надо.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Не надо, оно не к чему. То есть, Вы должны правильно понять, от изучали меры безопасности, объясняли: минимальное время пребывание уменьшает дозу. Большее количество людей, но меньшее время пребывающее там обеспечивает безопасность подразделения. То есть не надо одного человека на два часа, достаточно двадцать человек на десять минут.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И тогда меньше люди страдают. Ну, извините, когда начинается война и любые вот такие действия, командиры об этом напрочь забывают.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: И тогда вот у нас «Александры Матросовы» там появляются и так далее.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Я скажу так, что во многих случаях это не признак героизма, а больше, наверно, признак отсутствия…

Н.К.: Ума?

Ю.Б.:  …ума у руководителя. Поэтому пользуясь тем, что там меньше было этих вот надзорных разных проверок, мы, зная, что этим людям в глаза потом смотреть, мы сами регулировали: где час люди будут, сколько их там будет, как задача будет. Конечный итог был обеспечен, то есть проблем не было.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: А как это мы делали, это уже мы решали.

Н.К.: А вот что бы Вы, может быть, могли бы выделить самое такое важное, о чем следовало бы знать потомкам, которые, может, еще родятся, которые об этих всех событиях прочитают, может быть, исключительно из учебников? Что, может быть, что-то, о чем им важно было бы помнить или о чем нельзя забыть? Что важным было бы, короче говоря, знать, как… как опыт, как… как самое необходимое, чтоб, может, не повторить ошибок. То есть, что самое важное?

Ю.Б.: Самое важное – я говорю детям: каждый должен смотреть в свою тарелку.

Н.К.: Это как? (смеется)

Ю.Б.: А это философски очень просто. Если каждый на своем рабочем месте, будет четко выполнять свои функциональные обязанности, не пытаться параллельно кого-то еще чему-то в жизни научить и «заглянуть в чью-то тарелку», и увидеть чьи-то недостатки и дать чью-то рекомендацию и напрочь забыть, чем он должен заниматься «в своей тарелке», вот тогда будет бардак, который и даже и сегодня продолжается в мире.

Н.К.: Понятно.

Ю.Б.: То есть, каждый должен выполнять свою четко функциональную задачу, это раз. Второе – чиновник никогда не должен командовать профессионалом.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: То есть чиновник должен идти до черты, да. Вот она – рубеж открытия огня, дальше он идти не должен. Дальше, за рубежом должен работать только специалист. То есть не должен повар разминировать, понимаете, не должен недозиметрист определять какую-то радиационную… состояние радиационной обстановки. Не должен человек, не понимающий, что там происходит, давать какие-то команды на выполнение каких-то работ. У нас, к сожалению, к сожалению, в стране вот так вот ментально сложилось еще с советских времен, у нас жизнь человека она ничего не стоит.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Для царя.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Она стоит только для близких окружающих. И очень много, да, она бесценна получается. А у нас команду дают одни, а гибнут другие.

Н.К.: Ну, то есть… Понятно.

Ю.Б.: Ну, то есть я всегда ценил командиров, которые своих детей не прятали от выполнения задач. Ну, не скажу так, что я там как-то фанатично горжусь, но мои дети уже прошли первые испытания и оказались нормальными мужиками (смеется).

Н.К.: Ну, слава Богу, ну.

Ю.Б.: Я так, я так скажу.

Н.К.: Ну, спасибо (смеется).

Ю.Б.: Вот, вот это для меня ценнее.

Н.К.: Ну, все или еще что-то?

Ю.Б.: И внуки мои – это самое ценное. Да, я думаю, пожалуй, все. Я почему так говорю, потому что по роду своей работы я был связан с объектами химической, нефтехимической, газовой промышленности нашей страны и вопросы пожарной безопасности этих объектов тоже в какой-то мере касались нас. Ну, какую-то лепту мы внесли в обеспечение безопасности этих объектов на территории Украины. В период уже с последующей службой, да. Вот когда была такая же авария и с химвеществами на Львовской железной дороге, когда там присутствовал министр обороны, наш министр по чрезвычайным ситуациям. И с нашей головной организации позвонили «Юрий Владимирович, ты как, в Луганске, а там же, типа, министры сидят?» Я говорю «И что?» – «Не, ну как же, там это». Та ты нам не рассказывай о химии. Ну, я объясняю, почему нам там делать нечего. Ну, у них политический пиар, а мы там что забыли?

Н.К.: Ну правильно.

Ю.Б.: Мы как специалисты знаем: авария чего произошла, какая зона поражения, какие последствия для окружающего мира и насколько это масштабно. То есть, насколько это глобальная катастрофа. Такого быть не должно. «Не хочешь сам, мы понимаем, посылай…» Ну я понял, да. Я вызвал главного специалиста, говорю: «Сергей Владимирович…», Юрий Владимирович, ну они что там… типа… (смеется)

Н.К.: Того?

Ю.Б.: Да, да, да. Ну, в прямом смысле, да. Ну что тут таить, ну между собой нормально общались. Я говорю: «Сергей Владимирович, ну понимаешь, ну политика?» – «Та понимаю, блин, мне тут от надо эксперименты обработать» (смеется). И так далее. «Ну, что ты предлагаешь? Я не поеду, это однозначно, этого сотрудника мы не посылаем, он еще работает в эксперименталке, ну, а ты приедешь потом, все обработаешь». От человек из Луганска во Львов съездил, отметился, «отсветил» (смеется)…

Н.К.: Понятно.

Ю.Б.: …по полной и вернулся. Не, там было поражение, было облако, то есть радиус там пятнадцать километров, не более. То есть там не Львову оно не угрожало (смеется), ни Ровно, там, ничему. Хотя неприятная вещь.

Н.К.: Угу.

Ю.Б.: Ну, за другие рассказывать не буду, они к радиации не имеют отношения.

Н.К.: Спасибо.