Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня 12-е ноября 2013-го года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я, Козлова Наталья у…

Дмитрий Колосовский (далее Д.К.): Председатель районной организации «Союз Чернобыль» Орджоникидзевского района города Харькова – Колосовский Дмитрий Григорьевич.

Н.К.: Очень приятно. И первый мой вопрос будет к Вам, он достаточно обширный: расскажите историю своей жизни, что считаете нужным.

Д.К.: Родился в Белоруссии, служил на Дальнем Востоке в советской армии. Перед армией закончил техникум.

Н.К.: А какой?

Д.К.: Сельскохозяйственный. Потом армия, 2 года на Дальнем Востоке. Служил, как положено, фотография занесена в книгу, Красную книгу почета части. Служил в войсках ракетные. После армии вернулся домой, затем приехал в Харьков. В Харькове поступил в органы внутренних дел, где прошел путь от инспектора дорожно-патрульной службы до командира взвода…

Н.К.: Ничего себе.

Д.К.: …командира взвода дорожно-патрульной службы ГАИ города Харькова. Что дальше? В 88-м году... в 86-м году случилась авария на Чернобыльской атомной станции.

Н.К.: А как Вы о ней узнали?

Д.К.: А я как раз был в отпуске.

Н.К.: Угу.

Д.К.: Я был в отпуске. У меня как раз ребенок родился в 85-м году, и в 86-м моя жена уже должна была ждать второго. Да, были мы в Торезе Донецкой области, услышали об аварии. Но, честно говоря, самое… приехал в Харьков я, по-моему, 29-го приехал в Харьков. Жена осталась с ребенком у тещи. Я приехал, мне надо было выходить на службу, с отпуска уже выходил. В Харькове первое, что запомнилось самое – это апрель месяц, 29-го числа дождь прошелся как раз утром.

Н.К.: Угу.

Д.К.: Стояли такие, знаете, коричневые лужи. Мы сначала думали, мы не поняли, что это. Думали, что вот каштаны цветут, может, кто его знает. Но стояли лужи коричневые, стояли такие, вот. Но потом уже, самое, в 88-м году я уехал. Отправили нас, откомандировали по приказу УВД Харьковского горисполкома, УВД Киевского горисполкома, где мы попали в спецроту дорожно-патрульной службы ГАИ Киевского горисполкома. Спецрота находилась в Ермаковке, оттуда был откомандирован Чернобыльский отдел, который находился в Зорине и, вот это, 3 месяца я был в Чернобыльском райотделе. Работа заключалась в чем, значит. А мы, так мы числились в роте как инспектора дорожно-патрульной службы, а в райотдел мы уже исполняли должность как госавтоинспектора. То есть: выпуски автотранспортных средств, участие в оперативных группах, выезд на место ДТП, происшествий, надзор за безопасным дорожным движением в зоне. Охрана общественного порядка, ну то, что нужно для милиции. То есть, чем она занималась, согласно всем законам милиции, всех нормативных приказов. Вот 3 месяца и пробыл там.

Н.К.: А какие были происшествия, может что-то вспоминается?

Д.К.: Ну, вспоминается, через КПП «Дитятки» проезжал самостоятельно… Пожарные стояли в Чернобыле, там ихняя была эта самая база. И вот они ехали, возвращались, я не знаю откуда они возвращались, получилось у них дорожно-транспортное происшествие, наезд на животное: был сбит лось.

Н.К.: Лось?

Д.К.: Да, это в зоне. В зоне был сбит лось. Вот самое. Ну это же охраняемое животное. Нас вызывают, мы поехали это же в зону оформлять это дорожно-транспортное происшествие.

Н.К.: Ничего себе.

Д.К.: Не, ну это такое, знаете. Основное запомнилось мне, это самое, когда мы с 10-ти километровой зоны со Стечанки выселяли людей, самоселов. Вы знаете…

Н.К.: Я прикрою дверь, чтобы не мешали. Вы не против?

Д.К.: Да. Старые люди привыкли к своим насиженным местам, хотя всё, извините, было ограждено колючкой, 30-ти километровая зона охраняемая, 10-ти километровая зона охраняемая. Но люди, как партизаны, привыкали, черными тропами проходили и жили там в своих этих деревнях, избах своих, честно говоря самое. Просто знаете, как люди, которые всю жизнь прожили на одном месте, которые знают уголок каждый, закоулок в своем доме – им уезжать. Хотя им были в Згуровском районе построены новые дома. И вот мы их – подогнали автобусы, грузовики, забрали этих людей. И мы потом сопровождали их с поселка Стечанка аж в Згуровский район, через Киев, всё самое да. Вспомнилась поездка в Белоруссию, мы ездили в Белоруссию, там по работе. В свое время там один из партизан – ну как, партизаны – это призванные с запаса – угнал автобус, разбил его. Сам он с Мозыря был. И вот мы ездили за этим.

Н.К.: Угнал автобус?

Д.К.: Да.

Н.К.: Это в зоне, да, было?

Д.К.: Да, это всё в зоне это самое…

Н.К.: А чего он угнал автобус?

Д.К.: Ну, не знаю чего. Может, по дому соскучился, я не знаю чего. Но мы ездили за этим человеком, который жил в Мозыре, самое. Тоже вот это вспоминается. А что, всё вспомнить, ну как всё вспомнить. Места, конечно, красивейшие, я самое честно говорю. Там же у нас вот зона, мы же не только ж по линии ГАИ работали. Это и восстановление 30-ти километровой зоны сетки, и 10-ти километровой зоны. И поездка участкового, в каждом почти населенном, большом населенном пункте находился участковый. Как называют сейчас его – опорный пункт или пункт участковых. Хотя там людей практически не было – 3-4 человека жило самоселом, но присутствовала милиция там, чтобы ничего не случилось, чтобы краж, разбоев не было.

Н.К.: Угу.

Д.К.: Ну, такое. Ничего героического, мы считаем, ничего не совершили. Хотя, образно говоря, мы выполняли свой долг, приняли присягу и выполняли свой долг. Со мной были с Харькова Толик Бондаренко, сейчас он член совета нашей организации районной. Коваленко Серега в Изюме, тоже по линии ГАИ, потом… ой, быстро хотел сказать… Богомолов с Чугуева, нету уже в живых. Ну, а вообще, это самое, у нас личный состав, у нас был отдельный батальон дорожно-патрульной службы ГАИ города Харькова, это городской батальон. У нас где-то процентов 80 с чем-то прошло через Чернобыль все. Все прошли через Чернобыль. Даже вот у меня был ученик, стажер, который одним из первых поехал, это самое, в Чернобыль. Он еще тогда не женатый был. Одного из первых – это Валерий Васильевич Лютый, который потом стал начальником управления ГАИ, командиром батальона был, начальником ГАИ города был, зам начальника УВД области был по общественной безопасности.

Н.К.: Ваш стажер (смеется).

Д.К.: Да. Прошли все, практически все. Многих уже в живых нету, я же говорю, честно.

Н.К.: Скажите, а как Ваша семья отреагировала на Вашу командировку?

Д.К.: Ну, как отреагировала. Мы носили погоны.

Н.К.: А, угу.

Д.К.: «Есть!» – время дали на сборы…

Н.К.: И всё.

Д.К.: …прошли медкомиссию, поликлинику УВД и поехали. Приехали в Киев, получили, нас там встречали. Приехали в Термаховку и потом с Термаховки в Зорин.

Н.К.: А где Вы жили? Как был организован отдых?

Д.К.: Жили мы в Зорине. Это населенный пункт. Вот если Ораное – это стояла 25-я бригада харьковская, не харьковская. 25-я бригада стояла, там много харьковчан было. А жили мы в Зорине, они жили в Ораном, а мы жили в райотделе, там были общежития и вот мы там и жили. А быт, ну быт: телевизор есть, извините. Что там самое, кормили нормально, мы считаем, нам хватало всё.

Н.К.: А отдохнуть удавалось как-то? Как вообще работа была построена, по сколько часов?

Д.К.: А у нас рабочий день не нормирован был.

Н.К.: Ага, то есть?

Д.К.: В любое время могли поднять, это, по рации вызвать нас. В принципе, вот каждый день мы выходим на развод. На разводе уже говорят кто куда, что это самое. Журнал у дежурного, дежурный по райотделу, журнал у дежурного: так, уезжай. Например, я ездил, у меня был служебный автомобиль, ВАЗ милицейский. Позывной «Горностай (непонятно) -34», а номера были на нем: 00-34КХЛ.

Н.К.: Помните.

Д.К.: Да, да, да. Ну, в основном у нас исполнял обязанности начальника ГАИ Коля Матвиенко, старший лейтенант. Сам, по-моему, он с Белой Церкви или с Ирпени сам был. Это киевляне были. Потом, Гена Гоменюк, это офицеры были. Начальником ГАИ вообще-то числился у нас Матвиенко, но он болел. А что на машинах – на машинах мы ездили, я честно Вам говорю, они фонили все. Там фон такой, что это самое.

Н.К.: Вам…

Д.К.: Даже случай такой приведу. У нас Волошин Леша был он в Варваровка Черниговской области, инспектор в ГАИ. Так вот он получил зимой… Нам в конце ноября выдали зимнюю форму одежды – шубу, полушубки. Вот он получил, мы ж в основном через дозиметры ходили, что в райотдел заезжаем, никогда не заходили прежде. И он думает, прошелся через КПП, через дозиметр. Зазвенело. Он переобуваться, меряет – 2,5 бета-частиц распада на шубе. Бегом в санчасть. Говорит: «Ну что ты бежишь, оно потом покажет все само». А так что. Знаете, как оно, честно сказать. С таким отношением, как сейчас государство относится к чернобыльцам. Вот честно: и сына не отправил бы. Всё сделал бы, чтоб только туда не поехал туда.

Н.К.: Угу.

Д.К.: Потому что мы отдали самое, ну знаете, что самое, люди отдали самое. Я, например, еще держусь, да. Боли там не боли, самое, то мы как-то уже. Но у меня есть чернобыльцы, которые лежачие. Вы понимаете, вот мы, Анатолий Александрович ездил, Люба ездила с нами, мы вручали коляску инвалиду I-й группы. Живет – 5-этажка, 5 этаж, 2-комнатная квартира, которая одна комната числится за ними, а вторая комната числится за его невесткой, которая находится в Белоруссии живет. Вот мы их спрашиваем: стоите на очереди? Какая очередь? И отношение: вот эта пенсия – две с копейками там.

Н.К.: Ну понятно.

Д.К.: И инвалид I-й группы, понимаете? Я считаю, что если… Я понимаю всё, на свете это самое, государство понимаю, денег нету. Дайте вот этим обездоленным, которые онкозаболевания. Это я только одного привел, а я заходил, там вручались. Мы отказались от чествования Дня Ликвидатора в 11-ом году, по-моему, мы отказались. И мы деньги, которые должны были, мы пустили их, эти деньги на инвалидов I-й группы лежачих. Вот заходишь, вот в кино показывают, я называю это «фильмы ужасов», когда показывают концлагерь, документальный фильм и люди какие сами высохшие, понимаете. И вот заходишь к нему и смотришь на все это и думаешь: «Ну, за что вот человеку такое?» Кинули на растерзание…

Н.К.: Ну да.

Д.К.: …и заботы никакой.

Н.К.: А скажите…

Д.К.: Да, так мы сейчас сама, ну общественная организация как-то знаете, как мы выживаем. Вот честно, что бы не говорили на нашего мэра, что бы не говорили, как бы не говорили, кто бы не говорил. Честно, я говорю, самое, мы к нему обратились 2 раза, 3 даже раза и по поводу квартир и он нам помог. Он сделал нам 2 однокомнатные квартиры, чернобыльцам помог. Вот сейчас занимаемся третим.

Н.К.: Молодец. А скажите, а когда Вы были там, Вы осознавали, вообще было страшно или как-то не доходило еще тогда до сознания?

Д.К.: Понимаете, страшно оно не было, но просто было жутковато.

Н.К.: Жутковато, да?

Д.К.: Жутковато, когда едешь через населенные пункты и ни души нету, все бурьяном позарастало, извините за выражение. Оно да, жутковато. А страшно не было. А что страшно самое? Оно ж, радиация оно ж знаете как, не увидишь где, что, как, почем.

Н.К.: Ну да, ну может быть как-то уже настроения шли в народе, что это опасно и…

Д.К.: Нет. Я приведу один такой случай. У нас был инспектор с Харькова, с Богодухова его призвали. И он в Термаховке на РАФе возил белье в стирку в Чернобыль там самое. Ну, хозяйская машина была. И вот его пацаны говорят: «Ну, Саша, ты знаешь, это ж она вся фонит, звенит эта машина, ты что, это ж потом. А ты молодой, жена молодая» – знаете, как обычно говорили: «Теперь всё, ты уже не будешь состоятельный как мужчина». Он за 2 недели почернел. Вот это называется «радиофобия». Он в голову себе вбил, почернел, его комиссовали. Ну не комиссовали, отправили обратно в Харьков. И Богомолов пришел с Чугуева, замена ему пришла. Вот это да, человек, когда он уже…

Н.К.: Впечатлился сильно.

Д.К.: Да. То, что говорят, там самое, вот «сухой закон» был. Да, водку никто не давал. Но все находили возможность…

Н.К.: Но все находили… (смеется)

Д.К.: Но все находили возможность, понимаете, после работы где-то как-то это самое. Все равно по стопке принимали, это самое.

Н.К.: Это в качестве лекарства от радиации или для нервного снятия?

Д.К.: Это просто, чтобы для снятия нервного срыва, понимаете? Чтобы просто, чтобы не думать об этом, чтоб ты в Чернобыле где-то самое, а просто так, расслабиться.

Н.К.: Ага.

Д.К.: А так вот, честно говоря, вот честно. Да, досталось тем людям, которые первые были. Я не спорю, им досталось. И те, которые были и на крыше 3-го блока, и те, которые пожарные тушили. Само больше тем, которых уже нету.

Н.К.: Конечно. А скажите, а были ли там женщины? Какие работы выполняли мужчины, а какие женщины?

Д.К.: Ну, женщины, у нас, например, вот в райотделе были «вольнонаемные» мы их называли. Вольнонаемные – это они кушать готовили, вот это у нас…

Н.К.: Вольнонаемные (смеется).

Д.К.: Да, вольнонаемные, самое, называли. Вот они 2 недели у нас работают, в Зорине, а 2 недели в Чернобыле в столовой. Ну, чтобы им давали отдохнуть, это самое. Типа чтобы радиации меньше. Хотя, вот, я приведу пример: едешь в сторону Ревчи, Полесское – есть там такая деревня Бобер, по-моему, да. Вот тут «колючка» и тут «колючка», дорога чистая.

Н.К.: Надо же такое.

Д.К.: Ну, только у нас может такое быть, понимаете.

Н.К.: Странно. А скажите, когда Вы приехали после командировки, было ли к Вам какое-то особое отношение среди друзей или сотрудников? Или точно так же, как и было до?

Д.К.: Мы как относились к друг другу нормально, так мы относились к друг другу нормально. У нас знаете как – в каждом подразделении есть своя структура – взвод. У нас был, например, 4-й взвод. Назывался он боевой взвод, да. И вот у нас «косяк» был – у нас ХТЗ-ское отделение, говорят «косяк». Все выходцы с ХТЗ: Восточный, ХТЗ, это самое. Вот он сколочено вокруг этого «косяка» было самого во взводе. Друг друга мы, понимаете, заботились и понимали с полуслова. Даже вот приведу: у нас во взводе был Федя Польской, он живой еще до сих пор. Одним из первых был, он ездил в Чернобыль. Даже мой кум – Луценко Вова тоже в Чернобыле был. Они уезжали с нашего 4-го взвода. Ну что, сейчас вот у Феди Польского саркома кожи. Это, когда мы еще работали, вот работали, ну помогали, чем могли, понимаете. Он на пенсию ушел. Ну, личный состав собрались, там скинулись, кто сколько может, чтобы помочь. Где-то в Киев он ездил лечиться. А в принципе, так вот честно говорю…

Н.К.: Ну, я имела ввиду, например, соседи, люди стали ли смотреть как, я не знаю, с большим как может…

Д.К.: С большим уважением, или что?

Н.К.: Да, да. То есть как ликвидатора или…

Д.К.: Да не в том же… Люди смотрят как и смотрят, понимаете. Даже да, мы же не козыряли тем, что мы в Чернобыле. Да, знают, что был в Чернобыле. Да знаете, даже у меня жена работала на заводе электроаппаратуры. И вот у нас однокомнатная квартира была. Вот она пришла: замдиректора по быту и говорит со мной, так и так, вот второй ребенок должен появиться на очереди. Так ответ: «У меня муж – чернобылец», все такое. «Вот, а вдруг у тебя не родится второй ребенок?» Ну, понимаете, вот такие самые.

Н.К.: Ничего себе.

Д.К.: Так это люди, которые сами занимают такие должности. И я сказал: рассчитывайся с завода и самое. Покажи мне, я ему голову отобью, честно говорю, это самое. Но такого нельзя говорить, понимаете.

Н.К.: Конечно.

Д.К.: Ну, люди по-разному относятся. Одни понимают, одни уважают, знаете как-то. Я не говорю, что сочувствие там, а просто… Другое время у нас. Может да, государство первое время относилось к нам, конечно, нормально. А сейчас вот… Вася Лукинчик, я могу Вам привести живой пример. Вот он тоже чернобылец, участник, один из первых был. И вот, рак простаты, делали ему операцию, говорили, что в Киеве есть какой-то научно-исследовательский институт, что можно было там чтоб. Звонит мне, вот честно говорю, ему операцию сделали и он мне звонит по телефону: «Дима, помоги, жить хочу». Да, мы подключились, это самое, нашу областную организацию и вышли на обладминистрацию.

Н.К.: Ну молодцы.

Д.К.: Но поздно.

Н.К.: А скажите, как Вы думаете, в чем причина того, что случилось авария? Многие обвиняют там партруководство, многие – халатность самих работников станции. А как Вам кажется, почему то все произошло?

Д.К.: Понимаете, я не физик и я не атомщик.

Н.К.: Ну да.

Д.К.: Понимаете, я не специалист в этой отрасли. Но где-то человеческая халатность или ошибка, понимаете. Где-то человеческая… ну, где-то что-то не так пошло. И человек, который полностью не владел вот этой ситуацией, не знал, что делать в эту критическую минуту. Если бы он знал, хорошо обученный, он бы сделал совсем другое. Смотришь, что не так пошло… Вот как, например, как Вы едете за рулем: машину заносит, Вы знаете куда колесо в сторону заносит…

Н.К.: Или я не умею водить, поэтому…

Д.К.: Ну, образно. Водитель же знает, что делать, понимаете? Хотя тоже бывает и опытный и всё, а всё равно что-то получается. Поэтому, тут знаете как, обвинять кого-то, это самое… Честно сказать, я не могу, я не могу обвинять сам. Я там во время проведения этого эксперимента не был…

Н.К.: Ну да.

Д.К.: …и я не знаю, как там было и что там было. Но то, что вот, честно говоря, то, что народа погробили столько, можно было гораздо меньше. Это не надо было бросать, извините, пачками. Надо было продумать как сделать. Лучше 2 недели подумать или неделю подумать. Да, пожарные первые, которые они приняли – честь и хвала и слава им. Ну, а остальных, извините уже, кидали так. Хотя сработали, вот честно говорю, сработали люди как говорят, не жалея своего живота.

Н.К.: А как Вы думаете, те события как-то повлияли на Украину в целом, в культурном плане? Народ чему-то обучился или не очень?

Д.К.: Честно скажу, вот честно скажу – Украину ничему это не научило. Я приведу Вам живой пример. Недавно были в Киеве, вот ездили, Анатолий Александрович, мы ездили с Винником Анатолием Ивановичем. Мы ездили на встречу с нашим президентом Всеукраинской организации. И вот мы заходим, выходим с метро, заходим в автобус, заходит женщина с ребенком маленьким-маленьким. И сидит детвора по 13, по 14 лет, лоботрясы. И вот ребенок у нее на руках плачет, я говорю: «Мальчик, уступи женщине место». Вот он сидит и смотрит вот так. Нету у нас ничего, понимаете, хорошее самое, честно говорю, хорошее самое. Ну, чему мы… да, незалежность, да, я согласен, но я будущего покуда не вижу Украины. Вот честно говорю, не вижу будущего. И жалко мне детей наших, жалко.

Н.К.: Думаете, выводов никто никаких не сделал?

Д.К.: А Вы подождите, а какие можно выводы? Мы, вот, судим по чернобыльцам. Государство не сделало выводы, бросило их на произвол судьбы. Я понимаю, когда человек говорит: у государства нету денег. Мы согласны, мы же не против, что закон. Но если у нас закон такой. Закон должен работать, правильно? Лично у нас есть закон по депутатам. Но если у нас закон по чиновникам есть – почему тот закон выполняется, а наш не выполняется.

Н.К.: Ну да.

Д.К.: Это правовое государство – не правовое. Даже беру живой пример. Я вне политики, а с буквы закона. Есть решение суда по чернобыльцу. Согласно действующему закону: «Закону о социальном статусе чернобыльца 796-12». Там четко сказано, что такая-такая должна быть пенсия, да? И вот суд признает, что этот закон должен действовать и должны ему платить пенсию по закону. Но, у нас по закону не платят, у нас закон под сукно, а платят на основании постановы Кабинета 12-10. Это наш гарант конституции говорит. У нас закон, есть решение суда, не будем говорить о человеке, который сидит. Вот он должен сидеть, есть решение суда, я не могу отменить. А кто наши законы отменяет? Даже если есть решения европейских судов, понимаете, а они не выполняются.

Н.К.: А сейчас… Как Вы относитесь к тому, что сейчас всё более и более популярным становится среди молодежи, ну как, туристические поездки в зону? Как Вы…

Д.К.: Это адреналин, чтобы немножко постреляться?

Н.К.: Ну как, кому что, я не знаю, но в Интернете очень много объявлений, например…

Д.К.: Да, да. Ну честно Вам скажу, сейчас сделали бизнес проекты, чтобы вот, кто-то хочет, платит деньги, кто-то на этом зарабатывает. Я просто считаю, это самое, на людском горе нельзя зарабатывать деньги. Но, повести просто экскурсию и показать: вот до чего может привести мирный атом. Вот, посмотрите: вот это Припять, вот это Дворец культуры в Припяти, вот здесь было Копачи, село. Его нету, оно под землей зарылось. Вот здесь был Лелев, вот здесь был, например, там, Осташкив или что-то такое другое, это самое. Вот здесь была космическая обалденнейшая станция, она никому сейчас не нужна, понимаете или нет? Это можно показать. Но бизнес, кто-то зарабатывает. Это чтобы на будущее поколения знало, что здесь были люди, которые от мирного атома усмирели, может не до конца еще, я не знаю.

Н.К.: А как Вам кажется, какие бы мероприятия были бы хороши для увековечивания памяти о тех событиях? Что было бы хорошо, как Вы думаете? Может быть, проводить какие-то мероприятия, как лучше?

Д.К.: Знаете, что самое лучшее, чтобы государство помнило об этом. Это самое лучшее. Не надо вспоминать только 26-го и 14-го декабря. 26-го апреля и 14-го декабря. О людях надо помнить всегда. И если государство будет помнить, тогда и совсем изменится и мнение людей и всё самое, понимаете или нет? Так же, например, вот как, я говорю, фронтовики, люди, которые воевали. Да, я согласен, вот и вспоминается, везут в президиум там где-то. Они прошли войну, они отдали свое здоровье там, на войне, а их вспоминают… Да, день освобождения, я понимаю, о них постоянно должны помнить. Их там единицы остались, помните о них. Даже самое, берем, вот детей у нас многие с Припяти эвакуированные были. Да, там они хватанули тоже, может, вспомним, это самое? Ну, есть много, понимаете, которые… может там и близко даже не были.

Н.К.: Угу, к сожалению, да.

Д.К.: К сожалению, да.

Н.К.: А скажите, а что Вы самое главное такое выделили, что можно было бы записать в учебники, например, детям, которые будут жить лет через 50? Которые уже, ну, время много прошло, но им нужно что-то оставить, какую-то информацию. Какая это информация должна быть?

Д.К.: Что бы я выделил?

Н.К.: Да, да. Что было бы, по Вашему мнению, важным сказать будущим поколениям?

Д.К.: Что сказать… Знаете, в свое время был моральный кодекс строителей коммунизма. Так там было написано: «Человек человеку друг, товарищ, брат», вот это. Мне хотелось бы, чтобы просто наше поколение… не наше, а вот это подрастающее поколение, будущее поколение, чтобы они помнили, что их отцы, деды, матери, трудное время, когда случилась Чернобыльская атомная авария на Чернобыльской атомной станции, они не прятались. Хотя были и такие, это самое. Они выполнили свой долг священный, как гражданина Украины. А те, которые (непонятно), это самое, как воины, как солдаты. Что бы помнили и просто дети… не повторилось такого самого в будущем. Вот это и всё.

Н.К.: Спасибо Вам большое.

Д.К.: Пожалуйста.

Н.К.: Подождите, не убегайте.

Д.К.: Хорошо.