Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас 24-е марта 2014-го года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я – Козлова Наталия. Представьтесь, пожалуйста.

Анатолий Шевченко (далее А.Ш.): Шевченко Анатолий Михайлович.

Н.К.: И первый у меня к Вам будет вопрос, он достаточно обширный, вопрос-просьба рассказать историю своей жизни, всё, что, вот, Вы считаете нужным.

А.Ш.: Сначала жизни или что?

Н.К.: Можно с начала жизни.

А.Ш.: Или именно период Чернобыльский?

Н.К.: Ну, период Чернобыльский это история из Вашей жизни…

А.Ш.: Хорошо. Шевченко Анатолий Михайлович, родился 10-го апреля 1961-го года в городе Харькове. Закончил… Учился 10 лет в 115 школе города Харькова. Служил в советской армии с периода 79-го по 81-й год. С 81-го года работал в структуре МВД, на всяких должностях. В этот период же находился в 86-м году по… по указу начальника управления милиции в ликвидации аварии на ЧАЭС, в качестве водителя спец автомобиля по [непонятно] службы в зоне опасности. Работал с 4-го июля по 29-е июля 86-го года. Ну, опять же, дальше продолжал служить. С 91-го года нахожусь на группе инвалидности. Вторая группа сразу была, так она и по сегодняшний день. Являюсь инвалидом второй группы по ЧАЭС.

Н.К.: Как Вы узнали об аварии, вот, в первый раз когда услышали? Как это было, как? По телевизору, или на работе?

А.Ш.: Нет. Ну, как? На работе. Мы всё-таки правоохранительные органы. Мы же это узнали самые первые. Потому что мы уехали сводным отрядом. Сводный отряд это насчитывал все, все абсолютно отделения, отделы и даже… Ну, всё, всё, всё. Мы брали город Припять и Чернобыль в свои руки. Мы меняли сумчан полностью. Брали, этот самый, райотдел Припять, райотдел Чернобыль в свои руки. Жили непосредственно в бюро пропусков, прямо там же в общежитии.

Н.К.: В Чернобыле?

А.Ш.: В Чернобыле. Не уезжая оттуда, не уезжая. Каждый вечер выезжали на контроль службы – проверяли своих сотрудников.

Н.К.: Это была как командировка, да? Вас отправили?

А.Ш.: Нет, это был выезд сводный отряд.

Н.К.: Ага, ясно.

А.Ш.: Мы не увольнялись здесь, мы не получали командировочных. Мы собрались с техникой, со всем, уехали туда.

Н.К.: Ага.

А.Ш.: Полностью все.

Н.К.: Все?

А.Ш.: Да. Ездили структуры ГАИ, и патрульно-постовая, и участковые, розыск, ну, в общем, все, все, все, все.

Н.К.: То есть, вас погрузили в автобусы и отправили?

А.Ш.: Нет, ну мы ехали своим транспортом.

Н.К.: А, своим транспортом?

А.Ш.: Ну, были автобусы. Естественно были автобусы.

Н.К.: Понятно…

А.Ш.: Так, что…

Н.К.: А, когда вы приехали, как… какое у вас было первое впечатление от увиденного?

А.Ш.: Первое впечатление… не очень хорошее. Не очень красиво это было. Но, всё равно, тишина, непонятно что и как, не знаючи где ездили ведь, ну… Ну, это так… Но, самое главное, что страха не было, ездили везде. В экипаже у меня был дозиметрист, который там пытался где-то что-то, чтоб куда-то не наступить. Но, всё равно попал в такое сам… (непонятно) нормально, короче. Он у меня как раз на фотографии там есть. Ну, а так… Всё брали в свои руки. Видели этих животных, которые, говорят, что облысели. А это, оказывается, не то, что облысение говорят, а они просто под заборами пролазили и шерсть естественно со временем.

Н.К.: А, так, да?

А.Ш.: Ну, под калиткой – раз и всё. Видели, которые ходят домашние поросята. Это тоже мы видели.

Н.К.: А, то есть просто по улицам?

А.Ш.: Просто, да. Ну, конечно… Ну, много, много было. Но, особенно, вот это убивала тишина.

Н.К.: Ага.

А.Ш.: Тишина эта убивала. Смотрели сколько ж. И речпорт под нашим контролем был и банки, ну, всё. Оно всё такая тишина, что слышно далеко, особенно ночью. Смотришь там, только слышно, что писк животных или еще что-то такое.

Н.К.: Но страшно не было, да?

А.Ш.: Абсолютно, абсолютно. Оно даже, вот, мои все коллеги остались до 31-го июля, меня комиссовали 29-го. Меня, ну, там три человека нас уехало, как раз экипаж. Почему, мы не знали. А потом, когда уже архивные справки получили, ну, понятно. Нам везде писали там, что единицы там – 11 рентген, а получили… Ну, после очередной проверки медицинской сдали кровь, нас быстренько на Киев в госпиталь. Ну, из госпиталя на Харьков.

Н.К.: А был ли какой-то момент, в который Вы, ну, подумали об этой аварии как о трагедии?

А.Ш.: Ну, везде оно видно было, что это трагедия. Ну, вы понимаете, что это пустые дома, это…

Н.К.: То есть, когда приехали?

А.Ш.: Не, ну, конечно. Ну, как-то Чернобыль не так это давил. Там большинство частного сектора. А, вот, когда в Припяти, это страшно. Это дома, которые стоят все тёмные, выехали, посмотрели, но это… Ну, не передать это.

Н.К.: Ну, я поняла.

А.Ш.: Ну, да. Более менее так… Не знаю даже, как сказать. На душе не очень хорошо.

Н.К.: А скажите, были ли конкретно какие-то работы, вот, когда Вы там находились, которые выполняли женщины, а которые выполняли мужчины, было ли какое-то такое разделение труда.

А.Ш.: Конечно. Медицина, медицина – это ж у нас всё женщины были. У меня, не знаю, где-то брал, у меня есть даже пропуск. Просто медикам мы возили… Если у меня пропуск был всюду, то медики мне в мой пропуск вписывали. Тут, с этой моя фамилия постоянная, когда мы въезжали, а с той стороны – с ним следует, там, 3 человека. Медики – женщины, да. Ну, понятно, что пункты, где кормили, были полностью это всё. В магазинах мужчины были. Ну, были женщины.

Н.К.: А, то есть там ещё магазины работали после аварии?

А.Ш.: Лавка приезжала.

Н.К.: Ага.

А.Ш.: Лавка. Это всё было закрыто. Это было… Как вам сказать это? Ну, что-то страшное: двери в магазинах открыты, продукты были, лежали, но никто их не продавал. Ну, оно было, как оно было. Так же и в аптеках было. Медикаменты, пожалуйста – открыл, всё. Но никто его ж не трогал, потому, что были предупреждены, что это. Это ж мы не первые были там. Это мы сумчан. Сумы ещё кого-то меняли там. Это такое. Ну, и никто это не… мародёрством не занимались. Как оно было, так оно и есть. Ну, а потом же ж не известно, что после нас. Не, ну, было, были, ловили мы, конечно. Из заводов тянули, там всякое, что оно ненужное. Спрашиваю: «Зачем ты тянешь?», он говорит: «Домой возьму». (Смеётся)

Н.К.: То есть, было непонимание какое-то?

А.Ш.: Да. Мы это не понимали. Ну, это именно из структур были военные. Ну, не военные, ну, призванные партизаны. То ему объяснил, это пацан говорит: «Да, действительно правильно», бросил, ну, и всё.

Н.К.: А местные жители были ли какие-то, которые не хотели уезжать и вы их там замечали?

Н.К.: С нами… Да, мы выезжали чуть-чуть где-то за Чернобылем километров… километров 15. Была церковь и там батюшка. Он не бросил. Батюшка жил со своей семьёй. Когда мы приехали, ну, ничего себе – в зоне и церковь. Все наши, это, разговаривают: «Запасов хватает?» Он такой, что пригласил в гости, ещё попытался угостить. Ну, мы ему тоже накидали сухпайка. Ну, так он сказал: «Я не уеду». Ну, не знаю, уехал, не уехал. Ну, это, вот такое.

Н.К.: А как вы думаете, от чего он не хотел уезжать, ведь опасно? Просто не хотел бросать или?..

А.Ш.: Тоже мы их спрашиваем, но он говорит: «Я здесь родился, это мой тут приход, я не могу, я это строил», это, ну, такое.

Н.К.: А, понятно, то есть такая привязанность?

А.Ш.: Да. Он не ожидал, наверное, что такое будет, по времени затянется это всё. Он всё-таки надеялся, что люди вернутся.

Н.К.: Угу. А скажите, а условия, в которых вы находились, как Вас кормили, как спали? Были ли одеяла? Какие-то вот такие моменты.

А.Ш.: Были, всё было стопроцентное, потому что мы жили, ну, бывшее общежитие. Я-то понимаю, что это общежитие. У нас бюро пропусков внизу было. Это делали пропуска пластиковые куда-то на… кто в Чернобыль, кто на Припять, вот эти, вот, давали… Ну, работала структура паспортная, работала эта паспортная структура. Ну, вот в этом общежитии мы жили, там было полностью всё, до белья. Бельё нам меняли. Мы один раз привезли, дозиметрист замерял, мы его всё собрали, отдали назад. Сказали, что в общем будем на старом. Ну, так.

Н.К.: Понятно.

А.Ш.: В то время с общежития вышел в ресторан – перед нами, который работал круглосуточно. Никто не спрашивал кто ты, что ты, и откуда.

Н.К.: А, то есть можно было прийти и поесть спокойно сколько хочешь?

А.Ш.: Поел, да. И опять пошёл отдыхать или ещё что-то, потому что посменно… Ночью, конечно, нет. Мы так. Сама суть, что, вот, возле каждого государственного предприятия стояли ящики – вот, ящики с водой, с лимонадом, пепси-колой этой самой. Просто стояли ящики. Вот ночью едешь, захотелось пить, я подошел – с этого вытащил ящика, всё. Ну, фактически, как при коммунизме. Опять же, эти бутылки сдаются. К следующей подъехал – там поставил пустую, взял полную. Ну, вот так.

Н.К.: То есть, по надобности? То есть, нужно и взял?

А.Ш.: Да, да. Нет, не гребли, не тащили, что это надо, сам знаешь, что это именно, что для этого.

Н.К.: А, скажите, а были ли люди, которые Вам запомнились из той поездки как-то может быть?

А.Ш.: Все.

Н.К.: Все?

А.Ш.: Все. Все, потому что было… Ну, вот, как сказать?.. Контрольные службы есть контрольные службы. Вот. Вот это, что один раз, когда с медиками я сказал, что мы выезжали, это не в свою смену, это не ночью. У нас инспектора ГАИ стояли возле Ленина, возле станции. И обоим стало плохо. Нам сообщили по радиостанции, что там плохо, надо медиков срочно. Вот мы вскочили в машину и мы туда уехали. Ну, всё обошлось нормально. Ну, понятно, устали. Ну, что? Выполняли задачу… не по 6 часов работали.

Н.К.: Много…

А.Ш.: А работали по многу. И что бы там, если не заменили, кто-то что-то, где-то куда-то выехал в Киев или ещё что-то, то эти ж остаются работать. Ну, просто, ну, так…

Н.К.: А были ли какие-то, может быть, ситуации, которые Вы могли бы сейчас вспомнить, которые как-то тоже запомнились?

А.Ш.: Хороших?

Н.К.: Можно либо хороших, либо плохих – всё равно ж это яркое.

А.Ш.: Не обращали внимание, ездили, жарко было, озёра были, купались. Знали, потом узнали, что этого нельзя было делать. Но, всё равно, ну, хотелось. Это всё запоминалось. Это красиво очень, природа очень красива. Много озёр. Это речка Припять – это вообще, ну. Очень всё запомнилось. Это на всю жизнь, это красотище, очень красотище. Не знаю… А так, чтоб что-то было… Ну, есть, запоминается, ну, это не для общего.

Н.К.: Ну, как считаете нужным.

А.Ш.: Да. Это своё, это… Все мы живые люди. Много было людей, так что.

Н.К.: Понятно.

А.Ш.: И шутили и баловались. Ну всё, всё в жизни было. Жили своей жизнью. Не было такого, что там «О, авария, что-то страшное». Сначала ходили и в респираторах, потом вот эти лепестки, а потом вообще ездили…

Н.К.: А скажите, а как Ваша семья отнеслась к Вашей поездке?

А.Ш.: Негативно.

Н.К.: Переживали даже сильно?

А.Ш.: Не, ну, а как? Я носил погоны. Я в то время состоял в партии. Хотел я, не хотел – я заканчивал школу милиции.

Н.К.: Ну, да.

А.Ш.: И шёл на офицера. Как я не мог поехать. Если бы не я поехал, кто-то поехал бы другой. У меня уже был сын, в то время рождённый в 85-м году.

Н.К.: Маленький ещё.

А.Ш.: Ну, да. Я понимал, что я уехал, было тяжело семье, но… Наши же сотрудники не дали в обиду мою семью и… Постоянно приезжали и говорили: «Что надо, что надо помочь?» И прекрасно понимали, ну…

Н.К.: Ну, молодцы.

А.Ш.: У нас полк был нормальный. Так, что… Ну, так.

Н.К.: А скажите, а когда Вы вернулись, приехали оттуда было ли, ну, я не знаю, какое-то особое к Вам отношение как к человеку, съездившему туда? Ну, на работе – понятно, наверное, вы все там были и как-то разговаривали, а как…

А.Ш.: Нет, ну, там же ж не все. У нас же ж 9 райотделов. А это область, целая область ехала. Это областной сводный отряд, Харьковского облисполкома.

Н.К.: И как? Какое-то было особое отношение или никак?

А.Ш.: Было, конечно. Приехал, зампред прибежал, говорит: «Приди, расскажи начальнику райотдела, как там». Ну, я ему и ответил: «Хочет узнать, пускай едет туда, мне некогда».

Н.К.: Понятно.

А.Ш.: Ну, вот, то, что дали 30 суток отпуска. Ну, при этом побыл, нормально. Ну, вот так.

Н.К.: А друзья, родственники, знакомые тоже как-то интересовались?

А.Ш.: Та не слишком. Нет. Потому, что ну, так... Шутили.

Н.К.: Понятно. А как вообще в обществе в то время были настроения по поводу этой аварии в целом? Как-то люди боялись, или может быть?..

А.Ш.: У нас?

Н.К.: Ну, да. Например, в Харькове.

А.Ш.: В Харькове относились к этому безразлично. В городе Киеве это было, можно сказать, даже с призрением. Потому, что у нас была специальная форма, цвет была специальная, вот, когда мы выезжали в Киев, надо было, где-то зашёл в супермаркет и там расплачивались, там продавец даже в руки не брал деньги, он брал это всё высыпал.

Н.К.: Боялся в смысле?

А.Ш.: Я не знаю, почему такое отношение. Набрал, посмотрели… Даёшь деньги в руки – не берут. Положил их.

Н.К.: Фобия какая-то что ли?

А.Ш.: Да, да, да, но что-то такое было. Ну, на это никто внимания не обращал. Потому, что… Это жизнь. Тоже ж, сначала боялись. Понятно, что потом это всё привыкло, привыкли все. Ну, так, чтобы помочь в жизни, вот этот Чернобыль не помог. Чтоб там гнались за славой – никто не гнался. Чтобы… Ну, не знаю…

Н.К.: А как Вы поддерживали и поддерживаете ли сейчас, не знаю, какие-то дружеские отношения с теми людьми, с которыми Вы были там, ездили?

А.Ш.: А как же, а как же! Постоянно. Я вообще возглавляю Октябрьскую районную общественную организацию. Я председатель. У меня с милицией очень много. У нас когда-то, это мы собираемся столько, что… Очень много. И главное, что по всем годам, не только, что я был. А так… Я же говорю, что жизнь бывает как жизнь. Не боялись ничего, никто ничего. Никто не гнался за орденами, никто не гнался там за какими-то…

Н.К.: А что чаще всего вспоминаете, когда встречаетесь или разговариваете? Что вспоминается?

А.Ш.: Та всё вспоминается.

Н.К.: Ну, хоть что-нибудь скажите, а то интересно же.

А.Ш.: Ну, понимаете, ну, как Вам объяснить? Просто была упрощённая схема жизни. Не знали проблем в питании. Если я подъехал к машине на заправку, моё дело только кивнуть рукой, всё. Там же ж на этой заправке сидел же ж наш милиционер. Бензин привозился, всё было, всё работало, всё. Я качнул сколько мне надо, показал, рукой махнул, всё. Мне отключили, я поехал. Я знал, что у меня проблем не будет. Поехал доложить в штаб. Потому, что это при въезде в… Мы возвращались чуть-чуть, при въезд в Чернобыль, там стояла заправка, при в самом въезде. Вот это была наша заправка, к которой приезжали военные бензовозы сливались и мы заправлялись. Так же, как и мы заправлялись, так же и военные заправлялись. И всё.

Н.К.: То есть, вспоминаете чаще как, как… какая жизнь была, да?

А.Ш.: Да, да, расслабленная.

Н.К.: Понятно. А как Вы думаете, как эти события повлияли на Украину в целом и повлияли ли?

А.Ш.: Конечно повлияли. Сколько людей, вон… Ну, это можно сказать это поломанные судьбы. Уехать оттуда, приехать сюда, там получить какое-то жильё, которое поспешно было это всё построено. Ну, общаемся, это ж, это не секрет. Если у них там было всё и они взяли только документы и какие-то вещи, которые ручная кладь. Остальное осталось. И всё. Конечно, обидно – люди жили как-то, что-то делали, что-то, всё. Припять – это вообще молодой город. На него посмотришь – это красавиц такой, что было… одно вот это, что, конечно, плакаты стояли, что там… Ну, не будем о грустном. Что экономия должна быть экономной, как говорили. Вот и доэкономились. А так всё нормально.

Н.К.: А как Вы думаете, а почему так сложилось, что такая авария стала возможной?

А.Ш.: Не знаю. Не могу даже предсказать.

Н.К.: Многие, например, просто винят, там партруководство, что сильно спешили, кто-то говорит – халатность.

А.Ш.: Я имею в виду, я же уже сказал, что экономия должна быть экономной. Девиз такой был. Вот, наэкономили.

Н.К.: Понятно.

А.Ш.: Нельзя на этом экономить. Я… это моё мнение. Не знаю, как у других… Это моё. Потому, что я, когда въезжал в Припять, и я видел эти плакаты, что в первую очередь первого реактора сдана досрочно на столько-то, сэкономлено столько-то. Это было страшно. Где-то ездили неделю, в конце концов мы эти плакаты завалили.

Н.К.: А, потому, что…

А.Ш.: Потому что, ну, едешь, когда уже мысль, что написано. Не фига себе. Ну, вот и всё. Поваляли. Тогда ж, понятно ж, партсъезд – это ж пятилетка за 4 года.

Н.К.: Ну да, было тогда так… А вот, сейчас, ну, есть такие тенденции, что там уже, в той зоне не так уж опасно, как было тогда. Как? Среди молодёжи есть идеи поехать на экскурсию. Что вы думаете по этому поводу?

А.Ш.: Что я думаю по этому поводу?

Н.К.: Да.

А.Ш.: В данный момент у нас готовится поездка туда же, в Чернобыль. Но, хочется, но в связи с переездом я, я не могу ездить долго и по состоянию здоровья. Но поехал бы обязательно.

Н.К.: Да?

А.Ш.: Вот многое, вот, бывает, что, ну, многое вспоминаю и многое не то, что снится, а вот так – бум… Такие какие-то.

Н.К.: Даже снится?

А.Ш.: Ну, не снится, но такое. Я не скажу, что снится. Ну, часто вспоминаю где я был, много вспоминаю. Я же говорю, что и поросёнка нашего в респираторе вспоминаю.

Н.К.: Был поросёнок в респираторе?

А.Ш.: Ну, мы одели.

Н.К.: Слушайте, жалко нету фотографий, было бы интересно.

А.Ш.: Да. Это у нас было потому, что… Ну, кормили, не обижали, отходов было много и это он там…

Н.К.: Ну, да. Ну, звери ж эти к людям…

А.Ш.: Ну, да. Так все, все домашние животные, все они шли к людям. Они не уходили, они не боялись, они знали, что всё. Тоже ж говорят, что там: «А, там!» как вот наша пресса, вот, говорила – лысеют собаки, лысеют кошки. Так вот, лысеют. Это ж потому, что… мы ж осознали почему. Мы увидели, что спины, ну, волос выпадает. А потом, когда посмотрели, они ж тут пролазят.

Н.К.: Счёсываются просто?

А.Ш.: Счёсывают и всё.

Н.К.: И всё нормально?

А.Ш.: И всё нормально, да. И собаки ж адекватные, они ж не кидались на людей. Они приходили как к друзьям или как к братьям. А что дальше было – я не могу сказать. Просто как-то расспрашивают каждый по-другому. Потому, что сводный отряд есть сводный отряд. Когда в твоих руках – это больше замечаешь. А если едут туда командировочные, они непосредственно едут там или в Припятский райотдел ездили наши или ещё где-то. Они уже не несли так службу. И уже вот начинаешь так спрашивать то-то, то-то. Люди далёкие от этого. Всё.

Н.К.: Можно ещё пару вопросов? Скажите, а что Вы думаете по поводу мероприятий, посвящённых памяти? Может быть, у вас есть какие-то мысли, как можно было бы сделать их как-то по-другому, или?..

А.Ш.: Одни мысли – только по-человечески пускай относятся и всё. Больше не надо ничего. По-человечески. А остальное, я же говорю, что хамское отношение, это не должно быть.

Н.К.: И второй такой вопрос. Что бы вы могли, может быть, передать будущим поколениям? Какую-то, я не знаю, квинтэссенцию или опыт, что, может быть, нужно обязательно помнить исходя из этого опыта или то, что ни в коем случае нельзя забывать. Что это может быть?

А.Ш.: На данный момент не могу ничего сказать, потому что, что вот это делается – это оно к хорошему не доведёт, оно ведет. Хотелось бы поколениям сказать, что будьте осторожны и всем здоровья. Остальное это… Потому что ж всё равно придёт к чему-то. Вот это, что у нас сейчас делается, к чему-то приведёт. Дальше нечего...

Н.К.: Спасибо.

А.Ш.: Пожалуйста.

Н.К.: Спасибо.