Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас…

Вадим Алексеев (далее В.А.): Тридцатое.

Н.К.: Тридцатое мая, 2014-го года, беру интервью я, Козлова Наталия, у…

В.А.: Алексеева Вадима Валентиновича.

Н.К.: Очень приятно. И первый мой к вам будет вопрос, он достаточно обширный, это вопрос-просьба – рассказать историю своей жизни, вот, что считаете нужным.

В.А.: О Боже мой. Окончил 10 классов, поступил в военное училище, авиационное училище. Закончил училище. Прослужил 27 лет в авиации. Что ещё… С 15-го июня 86-го года был в Чернобыле. Занимался воздушным фотографированием блока. То есть летали над Чернобыльским блоком, летали над реактором. В общем, находился там 15 дней. Что ещё: 16 рентген получил облучения, так написали, хотя мы там больше получили. Это никого не интересовало, потому что это было всё секретно, и мы там находились под грифом секретно. Ну, это так коротко, что о себе. Женат, внука рощу сейчас, 7 лет ему. Сын погиб у меня, дочка осталась, вот это её, мой внук. И внучка уже растёт, вот, вышла только в этом году, вот, замуж.

Н.К.: Ух ты!

В.А.: Ну вот, естественно, раз сын погиб, мы занимаемся как-то, оказываем помощь по мере возможности внучке, чтоб… Потому что осталась одна мама у неё. Ну, что ещё интересного, что по моем… по-моему ничего интересного и нет.

Н.К.: Ну, тогда я могу немножко вопросов позадавать, да?

В.А.: Пожалуйста.

Н.К.: Если позволите. А расскажите, в то время как Вы узнали об аварии?

В.А.: Как мы узнали об аварии?

Н.К.: Угу.

В.А.: Как раз об аварии я узнал, я лежал в госпитале, тридцатого... как сейчас помню, 1-го мая. Мы, жена пришла меня проведать с дочкой, которая вышла только замуж, и мы пошли гулять в Харьков. Гуляли как раз, когда начала… происходила… произошла авария.

Н.К.: То есть именно в тот день?

В.А.: Вот мы на второй день пошли гулять под солнышко. Оно плохо светило, так нам радиации не хватало.

Н.К.: Это в каком городе было?

В.А.: В Харькове.

Н.К.: В Харькове, ага.

В.А.: Ну, вот. Вот отсюда мы и узнали. Уже когда пришли – узнали, что произошла катастрофа. Ну...

Н.К.: А то есть как? От людей или из средств массовой информации?

В.А.: Ну, в саду Шевченко, я уже не помню, кто-то или слыхали, или как-то там, я уже не помню. Столько лет прошло, скоро забудешь, как тебя зовут. Вот так, по-моему, мы и узнали о катастрофе. А 15-го июня – вперёд и туда на блок, вернее не на блок, а в воздухе были. Пошли мы фотографировать… Как Вас зовут?

Анна Негатина (далее А.Н.): Аня.

В.А.: Аня, вон там, или подойдите к жене – скажите, что я просил, пусть она даст фотографии с Чернобыльского этого, с реактора. У меня остались ещё, поэтому Людмила Ивановна и шлёпнула. Когда мне позвонили, я говорю: «Откуда Вы узнали, что у меня есть?», – «А нам сказали». Думаю, кто это мог сказать? Знало только два человека, что у меня еще остались фотографии: это Людмила Ивановна, ещё одна женщина – Вера Андриановна, ну, и там. Ну, вот, вот, это под грифом секретно, так будем говорить. В этом, в газетах этого не было всего.

Н.К.: А, скажите, а кто Вас направил туда, как, как это было, командировка или?..

В.А.: Командировка.

Н.К.: Ага, то есть…

В.А.: «Дан приказ тебе на запад, едь в другую сторону», – и поехали.

Н.К.: А, то есть, это послали, как военное такое задание?

В.А.: Да. Вот это, вот это собственное производство (показывает фотографии).

Н.К.: Замечательно.

В.А.: Это всё было, как между нами говоря, под грифом секретно.

Н.К.: То есть это сама станция, да? То есть вы летали?

В.А.: Вот это мы здесь летали, как раз фотографировали.

Н.К.: Угу. А где вы жили? То есть, вы летали на вылет, а в это время находились?..

В.А.: В гостинице.

Н.К.: А, в гостинице?

В.А.: В Киеве.

Н.К.: В Киеве. Ага, то есть вы находились в гостинице…

В.А.: При штабе армии, при штабе воздушной армии.

Н.К.: Угу. И Вы летали на реактор?

В.А.: Вот сам реактор (показывает фотографию).

Н.К.: Ух ты! Ничего себе! Вот это вид сверху, да, такой?

В.А.: Да. Вот это вид сверху. Вот это мы летали, видели, как здесь всё горело, плавилось.

Н.К.: Ух, ничего себе. А скажите, а вот, когда Вы, вот, вылетели и увидели всё это, какое у вас первое впечатление было?

В.А.: Если честно, то теперь уже не помню.

Н.К.: Да? То есть, ну, наверное… Я, вот, сейчас смотрю даже фотографии, меня просто, как, впечатляет, но, наверное, человеку, который, вылетел, увидел это в живую, это…

В.А.: Ну, оно горит! Летишь – оно горит. Ты видишь, как оно горит. И… Сколько там лес, рядом лес был и он какой-то вроде как оранжевый стал. Сгорел или Бог его это. Или от того, что от радиации – может быть поэтому.

Н.К.: А скажите, а не страшно было там летать или тогда ещё как-то так?..

В.А.: Ну, во-первых, честно будем говорить, тогда ж толком никто не знал, так честно будем говорить, положа руку на сердце. Я бы сказал по-другому, но не могу. Дело в том, что как всегда у нас всё узнают люди в последнее время. А так – вперёд и с песней и пошли. Там… я не знаю, кто-нибудь давал вам интервью – там погибло, при мне погибло три экипажа, там остались внизу.

Н.К.: Ох, ничего себе.

В.А.: В самом, в самом этом, во внутрь реактора упали.

Н.К.: То есть те, которые летали сверху?

В.А.: Да. Вон там остались прямо в реакторе. Ну, не сразу все втроём, три экипажа...

Н.К.: Не, ну, понятно…

В.А.: ...а вот в течении 15-ти дней, что мы там были, вот в течении 15-ти дней.

Н.К.: Напомните, это когда Вы были, в каком?..

В.А.: С 15-го июня по 30-е июня.

Н.К.: Угу, то есть совсем немного времени прошло и Вы там летали?

В.А.: Ну, как раз самый разгар. Если так говорить.

Н.К.: А, вот, когда вы возвращались после вылета, вы как-то обсуждали с товарищами произошедшее или?..

В.А.: Та, как там обсуждали – треснули да и разбежались.

Н.К.: А, то есть даже так (смеется)?

В.А.: Та иначе ж как? Нам, правда, давали вино красное Каберне для того, чтоб восстановится, ну, это и всё.

Н.К.: Угу. Ну, никаких, я не знаю, инструкций не давали, какие… как быть осторожным или что-то, то есть не инструктировали никак, а просто отправили, да? Или?..

В.А.: Ну, хотите, я так скажу честно. Только не записывать это.

Н.К.: Выкл… Давайте, я поставлю на паузу. (Пауза)

В.А.: Потому, что не мог сказать, что, почему вот это, я ж…

Н.К.: Нецензурно немножко, да.

В.А.: Да, вроде бы никак.

Н.К.: Ну, ничего, ну, понятно. Просто из защиты была только вот эта вот свинцовая штука?

В.А.: Да. Подушка под попой.

Н.К.: Понятно… А скажите, пожалуйста, а в какой момент… Был ли тот момент, когда Вы, ну, я не знаю, осознали вот эту, вот это событие, как трагедию? Был ли такой момент осознания в тот момент или он пришёл позже?

В.А.: Ну, как трагедию, наверное, только тогда, когда уже всё закончилось, и так, как говорится. Дело в том, что у меня ещё цветные фотографии были, я пораздавал. А это самое, тогда Людмила Ивановна заговорила за фотографии, то, что у неё цветные находятся. Это самое… Ну, а потом просто так между делом, потихоньку-потихоньку.

Н.К.: То есть ощущение трагедии пришло потом уже?

В.А.: Да, уже, когда ноги не стали ходить.

Н.К.: Ага.

В.А.: Два инфаркта…

Н.К.: Понятно.

В.А.: …произошло, вот и всё. И пошло, и пошло, и пошло.

Н.К.: А сколько вам лет было, когда Вас туда направили?

В.А.: Так, сейчас скажу, это 86-й? – 45 лет.

Н.К.: Сорок пять лет, да, то есть уже, в принципе, осознанность происходящего?..

В.А.: Правильно? Сорок первый минус 86-й, 45? Правильно – 45.

Н.К.: А скажите, а у Вас среди экипажей были только мужчины или были и женщины?

В.А.: Нет, женщин не было.

Н.К.: Не было, да?

В.А.: Одни мужики.

Н.К.: Только одни мужики. А скажите…

В.А.: В лаборатории работали, эти, солдатки печатали фотографии. Ото и всё.

Н.К.: А на вылет летали только мужчины?

В.А.: Нет. А на вылет… Если честно сказать, я бы некоторых товарищей повесил бы. Почему? Потому, что брали солдат, пообещав им, вот… Я говорю специально, чтоб если кто-то хоть, может, услышит это.

Н.К.: Угу, угу.

В.А.: Солдатику говорили: «Мы тебе отпуск дадим…»

Тамара Алексеева (далее Т.А.): Десять дней, десять дней.

В.А.: Да. Ну, отпуск по семейным обстоятельствам 10 дней. А задача его была: вот так вот высунуться в люк над реактором с таким обыкновенным, но не с, не с… обыкновенный фотоаппарат ФЕД, так будем говорить. И, вот, он стоял бедный этот ребёнок. Мы же не могли ему тоже сказать: «Не делай этого», потому, что ему пообещали и он зарабатывал честно свой отпуск. Вот этих ребят, которые…

Н.К.: Кошмар, конечно.

В.А.: Интересно, эти солдатики живые? Я думаю, не живые они… (Вздыхает) Кто их туда отправлял, достать бы этого человека.

Т.А.: Уже нет Советского Союза.

В.А.: Но Советского Союза нет, но эти люди живые ещё.

Т.А.: Живые.

В.А.: Потому, что тот, кто посылал, он близко там не был.

Н.К.: Нет, ну, действительно, кошмар, кошмар, действительно.

В.А.: А эти ребята, я же говорю, просто сыновья наши. Нам жалко было их, и сказать мы нечего не могли.

Т.А.: Та, тогда и не знали, что это самое… Я приехала, я взяла его форму, взяла повесила там. Так у меня у дочери был дерматит. Вот, ещё ж она тогда небольшая была.

Н.К.: А скажите, а как-то следили за вашим здоровьем, то есть ребят, то есть, как-то брали кровь, или какое-то медицинское обслуживание, тех, кто летал, фотографировал? Было ли какое-то внимание со стороны медиков?

В.А.: Специально…

Н.К.: В то время.

В.А.: Медиков было, почему, потому, что нам же ж давали разрешение на вылет. Мы проходили это медицинское обследование, поэтому, единственное, а так специально ничего не было.

Н.К.: А это было перед всеми вылетами или перед каждым вылетом обследование?

В.А.: Перед каждым вылетом.

Н.К.: Ага, перед каждым вылетом обследовали…

В.А.: Нет, на каждый лётный день. Вот, утром прошли, и покамисть день не кончился.

Н.К.: Понятно… А сколько ж времени Вы проводили над самим реактором? То есть вылет по сколько?

В.А.: Сейчас я уже не помню.

Н.К.: Ну, 15 минут, час, ну, вот, примерно хотя бы? Несколько секунд, то есть пролетел…

В.А.: Ну, секунд нет.

Н.К.: Ну, я в общем сказала.

В.А.: Дело вот в чём: если так, вот, будем смотреть, вот, допустим это реактор.

Н.К.: Да.

В.А.: Правильно? Для того, что бы его сфотографировать, как вот это вот, нужно было сначала к нему подойти, потом над ним пройти, пройти дальше туда, развернуться, опять пройти и опять несколько заходов сделать. Поэтому тут по времени…

Н.К.: Ну понятно. Ну, трудно сказать, то есть это несколько заходов, это не 3 минуты, это больше…

В.А.: Нет, нет. Этот… Время полёта было полтора часа. Вот за это полтора часа. А сколько заходов того же, 5-6 заходов было, уже и не помнишь.

Н.К.: Ну, в общем, время полёта полтора часа где-то в среднем?

В.А.: Да.

Н.К.:  Понятно… А скажите, пожалуйста, а, вот, когда Вы… Это было всё совершенно секретно, да? То есть, когда вы приехали, например, если соседи спрашивали, они знали или друзья, знакомые, что вы были там?

В.А.: Та все знали.

Т.А.: Все знали.

Н.К.: Все знали?

Т.А.: Просто фотографии вот эти, он просто сохранил, это секретная вещь была. Тогда, в то время – совершенно секретно. Это я сейчас говорю, Вадим, может и не надо давать? А потом говорю, что Советский Союз же это самое, развалился, не посадят же.

Любовь Негатина (далее Л.Н.): Нет конечно.

В.А.: Теперь мне уже до лампочки, 73 года. Пусть садят.

Н.К.: А скажите, а когда вы, вот это время командировки, как вообще было с питанием? Корми ли хорошо или?..

В.А.: Кормили хорошо, ничего не скажешь. Но, дело в том, что мы ж питались отдельно, мы же питались по лётной норме. Поэтому тут… Нас, Слава Богу, кормили.

Н.К.: То есть вопросов не было?

В.А.: Да, вопросов не было. Как, вот, сейчас бедные ребята в Донецке…

Н.К.: Ну, понятно…

В.А.: сидят, вот призвали… Вот, сейчас, я же говорю, вот, сейчас пацанов этих смотришь и жалко. Тоже…

Н.К.: Ну, понятно.

В.А.: Без бронежилетов, без ничего, бросают…

Т.А.: И зарплату не платят, мне приятельница сейчас звонила. Сын в военкомате…

В.А.: Нинкин, да?

Т.А.: Ага.

В.А.: Сыну не платят?

Т.А.: Ага. Андрей, да. Говорит, если бы нас не было…

В.А.: А, пожалуйста!

Н.К.: Ну, понятно. Это, конечно, это… Ну, безусловно, печально. А, скажите, вот, если вернуться немножко в то время, как вообще люди реагировали на те события? Как в обществе, на Ваш взгляд, люди понимали, что происходит или не совсем?

В.А.: Дело в том, что никто толком ничего не понимал, потому, что всё ж было под грифом секретности. Мы ничего не рассказывали особенно. Я дома тоже то особенно не разглагольствовал. Поэтому тут… Однозначно.

Н.К.: А среди соседей, например, какое было отношение, или, например, друзей, знакомых, какое было отношение, вот как Вы чувствовали на себе? Было ли может, возможно какое-то любопытство, то есть интересовались «А, что там, как там, вы ж там были?» или скорее было больше безразличия? Что Вы, вот, наблюдали?

В.А.: Та ну, тяжело сказать, конечно. Ну, многие люди спрашивали, конечно, интересовались. Ну вот, во-первых, нельзя было рассказывать много, а так, в общем, сам уже там как-то обходил эти конкретные вопросы стороной, потому, что знал: «А! Это уже нельзя говорить». Просто – там, там, там – как-то выкручивались. Правильно?

Н.К.: А, скажите, а было ли какое-то отношение особое, вот, к Вам как к ликвидатору? То есть, скорее уважение, или, или народ не?..

В.А.: По сегодняшний день его нету.

Н.К.: А… Понятно…

Т.А.: (Смеётся) Да какой там…

Л.Н.: А скажите, пожалуйста, было ли проблематичным получить Ваше подтверждение, что Вы участник ликвидации аварии?

В.А.: О! Это была проблема. Это была проблема.

Т.А.: Это надо ж было ещё идти, это только (непонятно).

Л.Н.: А почему это была проблема? В чём она заключалась?

В.А.: Ну, потому, что не хотели давать никаких удостоверений. Потому, что обходили стороной чернобыльцев, так будем говорить.

Т.А.: Особенно военных.

В.А.: Особенно военных.

Т.А.: Военные.

В.А.: Потому что… Я не знаю чего боялись. А тут…

Т.А.: А потом же пошли в радиологию. И в радиологии всё это самое там. Ну, все ж данные – сколько чего.

В.А.: Я уже не помню, как оно там было.

Л.Н.: Ну, фактически у Вас нигде не было отмечено, что Вы находились, что Вы летали на реактор, где-нибудь документально было это?

В.А.: Документально летали – нигде нет. У меня записано в военном билете – принеси военный билет (жене) – что я с 15.06. по 30.06. принимал… Ну, сейчас она принесёт, я полностью не помню, как там написано – принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Так будем говорить. А так конкретно, что там, чем я занимался – это нигде и по сегодняшний день нигде нету этого.

Н.К.: А скажите, а те товарищи, которые тоже ваши вылетали на вылет, Вы как-то с ними как… поддерживали ли отношения в течении этих лет или тогда, вот, слетали и разошлись?

В.А.: Ну, вот так оно и получилось. То есть те, допустим, с части, что мы ездили, так мы в части находились вместе и дружили.

Н.К.: Ага, то есть поддерживали какие-то?..

В.А.: А там же ж много было и из других частей, те мы, естественно, и по сегодняшний день не знаем, где и что и как.

Н.К.: А, то есть вы как-то созваниваетесь, да, как-то поддерживаете до сих пор отношения?

В.А.: С чернобыльцами?

Н.К.: Ну, с теми, с теми, с которыми летали.

В.А.: Нет, потому что многие поумирали уже, на пенсии…

Т.А.: С солдатиками нет, конечно.

В.А.: С солдатами вообще нет, это разговоров нет.

Т.А.: Тогда ж об этом не думали ничего.

В.А.: Это самое, а так… Встречаемся просто иногда – привет, привет. И на этом всё.

Н.К.: То есть, ничего особо не вспоминаете, не обсуждаете?

В.А.: Нет.

Л.Н.: А Ваша военная часть, она базировалась в Харькове и потом вы полетели в Киев или где, где базировалась ваша военная часть?

В.А.: В Харькове.

Л.Н.: В Харькове. И сколько экипажей или самолётов, я не знаю, как это правильно сказать, отправили тогда в Киев для того, чтобы принимать участие вот из вашей части?

В.А.: Из нашей части, вот на 15 дней меня, нас, вернее, троих, через 15 дней следующая тройка пошла. А с других частей, я, честно говоря, не интересовался, оно мне как-то было. Ждали, не могли дождаться, когда оттуда удерём. Поэтому…

Л.Н.: А как, как выбрали именно вот ваш экипаж? Это было предложение или просто в приказном порядке вам сказали, что вы летите и всё? Или же вам там всем сказали?..

В.А.: Есть приказ у нас на запад.

Л.Н.: Нет, я понимаю.

В.А.: И всё, и вперёд.

Л.Н.: То есть, не было свободного предложения, да? Что, вот, сказали, что есть такое задание, кто желает…

В.А.: Нет. Такого не было выбора. Вызвали, сказали, вот – Вы с такого-то по такое-то едете в распоряжение, там, командира части. Ну, это так будем говорить, там написано командира части, но это распоряжение начальника штаба воздушной армии. Вот, мы в его распоряжение приехали. «Товарищ генерал, прибыли в ваше распоряжение». Он говорит: «Так, вот вам комната в гостинице одна на троих, занимайте и до конца будете там жить. Потом следующий экипаж приедет, вы освободите, они будут там жить». И вот так мы менялись, менялись, менялись.

Н.К.: А, вам сразу сказали, куда Вы поедете?

В.А.: Да.

Н.К.: То есть…

В.А.: Мы знали конкретно.

Н.К.: Знали конкретно. А как ваша семья отнеслась к командировке?

В.А.: А я ж говорю, что 1-го мая мы пошли гулять…

Т.А.: Что мы знали?

Н.К.: А, то есть вы…

Т.А.: Даже не знали, даже что там и радиация есть. Я ж говорю, я брюки вывесила. Если б я знала за радиацию, да я их выкинула б сразу.

Н.К.: Понятно…

Т.А.: Сожгли бы что ли.

Н.К.: То есть, ну, совершенно нормально отнеслись, потому что не совсем было понятно, что это и как это? То есть командировка и командировка?

Т.А.: Я ж говорю, и гуляли ж тогда. Помните, когда радиация была? Первое мая, ходили с детьми гуляли на площадь, в парк, везде.

Н.К.: Понятно.

Л.Н.: А вы говорите по поводу вот этих экипажей, которые погибли, это Вы имеете в виду экипаж вертолёта, который зацепился за провода винтом, да? и они упали туда в реактор или Вы имеете в виду другой какой-то?

В.А.: Та там всё было. Я имею в виду все, которые там, что знал я, вот, что там упали, так и упали.

Н.К.: То есть, имеется в виду, были ещё кроме этого вертолёта, который зацепился, я так понимаю?

В.А.: Да, ну там…

Н.К.: Не один случай?

В.А.: Нет, нет, нет. Там были… Специально летали вертолёты, которые, вернее самолёты, которые заливали реактор.

Н.К.: Угу.

Т.А.: Там же пламя вот такое было. Где-то были ещё какие-то, я не знаю.

Н.К.: Ну, а вы специализировались только на фотографиях?

В.А.: Только на фотографировании, да.

Н.К.: То есть Вы не заливали, ничего не делали, только на фотографировании?

В.А.: Только воздушным фотографированием.

Н.К.: Я поняла. А скажите, пожалуйста, а, вот, Ваше мнение, как, как вообще стало возможным, что эта авария вообще произошла? То есть, многие винят партруководство, многие говорят, что это человеческий фактор, кто-то говорит – халатность. Вот, как Вам видится исходя из того времени, что, что могло быть причиной того, что эта авария стала возможной?

В.А.: Честно?

Н.К.: Да.

В.А.: Понятия не имею.

Н.К.: Понятно… Мне просто было интересно Ваше мнение, как, вот, вообще…

В.А.: Я честно говорю, понятия не имею. Потому, что я тоже так слушал тогда, там. Ага, там тот, который там, какой-то там слесарь или Бог его знает, я уже не помню кто там, говорили, что-то там не то подсоединил то ли не подсоединил и это получилось. То ли нужно было вовремя выключить и он не выключил, в общем, короче говоря, я не помню. Так всё, в общем, толком никто ж по сегодняшний день, по-моему, не знает.

Н.К.: А, как Вы думаете, сделало ли наше общество какие-то выводы?

В.А.: Выводы?

Н.К.: Да.

Т.А.: Нет.

В.А.: Сделали. Янукович строит этот, начал строить защитный кожух, так он сбежал, так оно и строится.

Н.К.: Нет, я имею в виду, что произошла авария, люди как бы… Это был как стресс для общества, правильно? И, то есть, людям что-то, возможно, стало понятным, а возможно и как будто бы и не было. То есть, есть ли разница была авария или нет, вот, в умах людей, чтоб, ну, как-то на будущее? Ну, можно это как, как бы такой слишком абстрактный вопрос, но всё же.

В.А.: Тяжело ответить. Мне б сейчас сказали б – давай вперёд туда, я б уже не поехал бы.

Н.К.: Ага.

В.А. Ни за что.

Н.К.: Понятно.

В.А.: Так, честно будем говорить. Тогда только по своей глупости туда попёрся.

Т.А.: А что? Тебе приказали.

В.А.: Ну, так приказали. Я же говорю, по своей.

Т.А.: Военным приказывали.

В.А.: Можно было отказаться, в конце концов.

Н.К.: А в принципе можно было отказаться, если что?

В.А.: А в принципе можно было, но тогда ж…

Т.А.: Не думал никто.

В.А.: Это во-первых. Во-вторых, мы были люди Советского Союза и защита Родины была прежде всего. А потом: сначала думай о Родине, а потом о себе, правильно? Есть такая песня.

Н.К.: То есть, скорее двигало такое желание за Родину, да? Больше вот такое?

В.А.: Ну, не за Родину, будем говорить так, просто, а долг отдать. Если не я, то кто? Если не я, то кто?

Н.К.: Угу, то есть, то есть, более такой патриотизм, нежели, как это сказать, послушание приказу, да?

В.А.: Ну, наверное, так будем говорить.

Н.К.: Понятно. А скажите, вот сейчас, ну, есть такие тенденции среди молодёжи поехать, посмотреть вот, не знаю, в зону, где это всё было, как Вы считаете, нужны ли такого плана экскурсии? Или это опасно, или это не нужно? Вот, как вы думаете?

В.А.: Да дело в том, что вот сейчас смотришь иногда передачи, а многие, которые жили в Чернобыльской зоне, их… выселенцев, их выселили, а хозяйство у них, дома пооставались, вот там частных, много частных домов. Они вернулись в свои дома сейчас и ведут своё хозяйство, и вроде бы не жалуются ни на что, и радиации вроде нет, и живут нормально. Бог его знает.

Т.А.: Или это просто так по телевизору показывают.

В.А.: Та нет. Ну, козу стоит бабка доит. Ну, что ты глупости говоришь. Поэтому тут…

Н.К.: Ну, затруднительно?

В.А.: Я считаю, вообще-то я, конечно, считаю, что экскурсии нужно было бы делать, хотя бы даже для того, чтоб для ознакомления людям. Сейчас вроде пооткрывали уже ж зоны многие. Хотя там техники много пооставалось, а она ж заражена уже и хорошо заражена. Ну, всё равно там они ж… Техника стоит отдельно, можно там как-то обходить, как-то экскурсию, экскурсовода специально, как говорится, натаскать. Правильно? Она будет водить не там, где это – радиация, а там, где нету радиации. Она ж соображает…

Н.К.: Ну да.

В.А.: …потому, что сама же будет хватать эти рентгены. Поэтому я считаю, конечно, нужно.

Л.Н.: Нужно для чего? Для того, чтобы просто удовлетворить человеческое любопытство или чтобы молодые люди посмотрели, к чему приводит это всё?

В.А.: Да, чтобы сделать соответствующий вывод. Чтобы не допускать каких-то глупых ляпсусов вот с этим. Вот, сейчас, будем говорить, казалось бы, японцы, да? Умные люди до ужаса. А у них же тоже сейчас на атомной станции взрыв произошёл. А, вот, тебе, пожалуйста. Ладно, у нас там: «Ваня, Петя – вперёд!», с песней и погнал. А там, по-моему, так не пройдёт номер. И то у них взорвалась станция. Так что тут, по-моему, именно, как сказать, для будущего, что ли. Вот сейчас у них с реактора вода пошла в море. А это ж труба делу. Тоже они ж, видно, хоть они и слишком умные, а ума не хватает как-то остановить это дело. Потому что это…

Н.К.: Да.

В.А.: Правильно, цепная реакция, она идёт, идёт, идёт, идёт –  попробуй её остановить.

Н.К.: Да, к сожалению, даже японцы.

В.А.: Я ж говорю.

Н.К.: И у них проблемы.

В.А.: Вот поэтому я и говорю, что желательно было бы, конечно, чтоб кто-то умный человек вёл экскурсию, говорил, что это, вот это случилось. Вот, именно, что – чтоб конкретно сказал, что это случилось, вот, по вот этой, вот этой, вот этой причине. Виноваты вот эти, вот эти, вот эти там 3-4 человека, сколько там, Иванов, Петров, Сидоров. Вот, они виноваты. Вот, если бы они сделали так, так, так, то этого б не было. Хотя он у японцев Фукусима взорвалась, так, что ж тут сделаешь?

Н.К.: Ну, это да, это уже… А скажите, если б была возможность, как Вы чувствуете, я не знаю, как это сказать – состояние души, если б было можно, если б были все возможности, Вы б хотели бы побывать на том месте, где, как-то, проводили работы или совсем не тянет?

В.А.: Во-первых, на том месте…

Н.К.: Да.

В.А.: …лично ногами там не побываешь уже.

Н.К.: Да.

В.А.: Там, хотя уже реактор закрыт, а раз он закрыт – уже и смысла нету. А когда он горел – вот туда я б не пошел бы уже.

Н.К.: Понятно.

В.А.: Там такая температура была, что страшное было.

Н.К.: Ну, пролететь, например, вдруг бы была такая возможность, Вам бы, например, предложили, ну, чисто гипотетически, Вы б хотели посмотреть?

В.А.: Да.

Н.К.: Да?

В.А.: Да.

Т.А.: Ещё б, конечно.

В.А.: Угу.

Т.А.: (смеются) Еще бы, конечно!

Н.К.: Понятно. Возвращаясь к теме экскурсий и памяти, вот, как Вы думаете, как лучше, я не знаю, запечатлеть эти события? Вот, есть, например, беседы с детьми в школе, а как Вам видится, что бы было необходимо сделать для памяти, чтобы помнить об этом? Чтоб может быть как-то… Какими методами, как, как вот Вам кажется было бы лучше для будущих поколений, чтоб запоминалось, не знаю.

В.А.: Та, если честно, даже не знаю как сказать, просто не представляю. Лекции устраивать – это не каждый высидит там 45 минут. А если сделать в течении 5-ти – 10-ти минут, то людям не интересно будет. Наверное, так?

Н.К.: Ну, может какие-то акценты на что-то расставить? Ну, давайте, может, по-другому: вот будут рождаться дети, да, то есть будущее поколение, которые, вот… вот сейчас, например, Вторую мировую войну, ну, мало кто уже как бы помнит, очевидцев мало осталось. Но как бы вот, например, первоклассники, им… они вот только из учебников же могут узнать, правильно? И вот настанет такой момент, когда об этой катастрофе будут узнавать исключительно из каких-то, ну, таких, вот, источников. Вот, как Вы думаете, что, вот, должно быть там написано? Может быть какой-то опыт, о чём ни в коем случае нельзя забыть или что нужно, может быть, помнить? Ну, какой-то такой, вот, я не знаю, квинтэссенция или опыт, который Вы бы вынесли. Вот что можно оставить, вот, такую какую-то информацию будущим поколениям? Что выделить главное?

В.А.: Тяжело сказать. Дело в том, что… Ну, будем так, честно говорить: вот, сейчас молодёжь взять, много она знает о войне?

Н.К.: Кто как.

В.А: О! Вот поэтому я и говорю – тяжело сказать. Одни относятся к этому делу серьёзно. А серьёзно относится кто? Да, в основном относятся те, которые, которых коснулась война. Вот, допустим, я в 41-м году родился и война началась через 3 дня. Как хочешь или не хочешь, она всё равно меня коснулась.

Н.К.: Угу.

В.А.: А вот уже современные я беру, даже внучку свою беру, вот ей уже двадцать… Сколько ей, 22?

Т.А.: Угу.

В.А.: У неё и понятия о войне… Я говорю: «Ты хоть знаешь, когда война была? А война знаешь, что была?» – «Да, знаю». – «А когда она была?» – «Не знаю…»

Т.А.: Та, Вадим, не надо, она знает.

В.А.: Не знает! Я её спрашивал.

Т.А.: Ну, ладно, мы разговаривали с ней, что там. Ну, ладно.

В.А.: Поэтому тяжело говорить.

Н.К.: Ну, да. Ну, может быть, какая-то всё-таки есть мысль, чтоб может быть каких-то ошибок, чтоб они не совершили?

Т.А.: (говорит одновременно с Н.К.) Как отец погиб ты рассказывал.

Н.К.: Потому, что…

В.А.: Я рассказал, а оно в одно ухо влетело, а в другое вылетело.

Н.К.: Может быть каких-то, я не знаю, чтоб ошибок не совершили, чтоб это было, как говорится, не зря. Вот, может быть какой-то вот, я не знаю, чтоб передать какую-то мысль, вот, есть у Вас какая-то, вот? Что важно было из этого всего было бы им знать?

В.А.: Тяжело сказать. Человеческий фактор, прежде всего, но он в себя вмещает много – халатность и так далее и тому подобное. Вот это вот нужно как-то, наверное, конкретизировать, как-то выделить, как-то обобщить, я знаю там. Где-то конкретно опубликовать или напечатать, или…

Н.К.: То есть Вы больше склонны выделить человеческий фактор, вот, как тот опыт?

В.А.: Да, в основном человеческий фактор. Если бы это… Что, что с японцами человеческий фактор, что у нас человеческий фактор. Никуда от него не денешься.

Н.К.: Понятно. То есть обратить внимание на это.

В.А.: Да, больше, я считаю, что там уже нечего, говорить нечего.

Н.К.: Спасибо. Ну, может быть ещё что-то хотите добавить, рассказать?

В.А.: Что там уже добавить? Дай Бог, чтобы этого больше не было, ни у нас, нигде в мире. И дай Бог, чтобы у нас, у нас не началась гражданская война. Вот она на носу висит. Вот что самое страшное. Вот, мы вчера телевизор смотрели – девочке семилетней руку оторвало.

Н.К.: Ой, не дай Бог…

В.А.: Это как?

Т.А.: Не рассказывай, Вадик, не об этом.

А.Н.: А можно я пару вопросов задам еще, пожалуйста?

Л.Н.: Давай.

В.А.: А?

А.Н.: Ещё пару вопросов задам, если можно. Вы тогда, Вас призвали да? Но Вы работали профессиональным фотографом в то время?

В.А.: Нет, не фотографом.

Л.Н.: Он военный лётчик.

В.А.: Нет, не фотографом, а аэрофотограф. Как таковое, фотографа…

Т.А.: Разведка.

В.А.: Вообще это называется воздушная разведка.

А.Н.: Угу.

Л.Н.: Для военных действий.

А.Н.: И Вас, получается, отправили и технику давали Вам или у Вас была своя техника, ну, для съёмки я имею в виду?

Т.А.: Да.

В.А.: (Смеётся) Технику там давали.

А.Н.: Там давали, да?

Л.Н.: А меня тоже интересует этот вопрос. Вот у Вас, Вы летали на одном самолёте, потом пришёл следующий экипаж, он тоже летал на том же самолёте?

В.А.: Это я уже не знаю.

Л.Н.: То есть…

В.А.: Потому что если получается там, было так, что сколько?

Т.А.: На вертолёте…

В.А.: Нет, я ж ещё на 40-м летал.

Т.А.: Над реактором?

В.А.: Да.

Т.А.: Да?

В.А.: Что Вы спросили? Я уже забыл.

Л.Н.: Я хотела спросить, Вы на том же, ну?..

В.А.: А, на одной и той же технике?

Л.Н.: Технике, да.

В.А.: Ну, практически да. Ну, когда вертолёт не мог летать – мы летали на самолёте.

Т.А.: (говорит одновременно с В.А.) …когда вы там были. Сколько, они же там один день были.

В.А.: А в сороковом, на нём стоял специальное фотооборудование, фотоаппараты. Специально люк открывался и фотографируем. Мы летим, а он, фотоаппарат работает себе в автоматическом режиме – щёлкает, щёлкает и щёлкает.

Т.А.: То есть, в самолете устроен.

А.Н.: То есть, это не так, что Вы с фотоаппаратом сидели, ну, в вертолёте и снимали, правильно?

В.А.: Нет.

А.Н.: Это был встроенный именно в сам вертолёт?

В.А.: Нет, солнышко, рассказывал уже о том, что солдатиков, с нами солдатики…

А.Н.: Да, да, это я поняла.

Т.А.: Но это уже… Вадим, ну, в основном-то самолёт фотографировал?

В.А.: А в основном самолёт фотографировал.

Т.А.: Тебя это спрашивали.

В.А.: А! Нет, нет, нет, нет.

Т.А.: Встроенная фотосъёмка, аэрофотосъёмка. Он специалист по аэрофотосъёмкам, разведчик.

В.А.: А вот, это, ребят жалко было. А сделать нечего не могли.

Т.А.: А кто их заставлял или что? Фотографировали просто. Он рассказал, что были там.

В.А.: Кто их заставлял, мы не знаем это, догадываемся.

Т.А.: Люк открывали и (непонятно, говорит одновременно с В.А.).

В.А.: Кто, это самое, посылал этих бедных ребят.

А.Н.: Ясно.

Л.Н.: А скажите, пожалуйста, после того, как Вы, вот, 15 дней прошло у Вас в Чернобыле и Вы вернулись назад, Вы… Вас отправили куда-нибудь в госпиталь или дали Вам отпуск или отправили служить дальше? И как потом вообще Вы смогли вернуться спокойно на службу или Вас там хотели комиссовать? Или как это было?

Т.А.: В госпиталь сначала.

В.А.: Когда мы вернулись оттуда, нас, ну, не помню на сколько на, недели на две или…

Т.А.: Ну, в госпиталь.

В.А.: …на сколько-то в госпиталь положили. Там мы прошли обследование и оттуда выписали «практически здоров», всё. И вперёд, пошли дальше.

Т.А.: Нет, там написано рентгенов сколько вы получили. А потом в радиологию тебя отправили.

В.А.: Не, в радиологию это уже потом.

Т.А.: Ну это потом, да.

В.А.: Это уже в 90-м году.

Т.А.: Да, да.

В.А.: Это уже попозже.

Т.А.: Ну, потому что мы ж не думали, что нужно или что это. Радиацию то получил.

В.А.: Не, ну спрашивают сразу, когда мы приехали.

Т.А.: А сразу ты в госпиталь.

В.А.: Сразу положили в госпиталь на обследование. Две недели я, по-моему, там пролежал. Оттуда выписка пришла, вернее не пришла, а в этом, в медицинской книжке была запись. И отсюда так пошло, пошло, что был в Чернобыле, был в Чернобыле, был в Чернобыле.

Л.Н.: Ну, Вы вернулись назад в часть и потом ещё служили?

В.А.: Да, и потом ещё служил.

Л.Н.: И после Чернобыля сколько лет Вы ещё служили?

Т.А.: Два инфаркта было у него.

В.А.: Да при чём здесь два инфаркта?

Т.А.: Как только заболел…

В.А.: Нет, что ты глупость говоришь. Сейчас скажу. 86-й… два года, в 88-м году я ушёл на пенсию. Два года. А инфаркт был в 91-м, что ты глупости говоришь.

Л.Н.: Ну, вы ушли на военную пенсию, да? После этого уже с 88-го года работали вы где-то или нет?

В.А.: Работал. И на пенсии был и работал.

Л.Н.: То есть, здоровье ещё позволяло где-то работать?

В.А.: Инкассатором работал, кстати говоря.

Н.К.: Нечего себе.

В.А.: Слава Богу, тогда можно было инкассатором работать. Это сейчас страшно уже работать. Хотя и в то время тоже хитрые ребята были. Я сидел, сначала просто инкассатором был, ездил, как, вот, показывают, да. А потом начальник мне предложил сесть на оружие, выдавать оружие. Инкассаторы выезжают на маршрут и я им выдавал под расписку. Они приезжали – принимал оружие под расписку. И вот в один прекрасный вечер иду я домой, на главпочтамте это я был, сажусь на трамвай на шестёр… на двойку на Конном рынке. Садятся со мной два грузина, так будем говорить. И говорят мне, сидим, едем, говорят: «Слушай, сколько ты хочешь денег? Нам нужно… Мы знаем, знают, что ты выдаёшь оружие». Вот откуда они знают? Я сидел под охраной, меня охранял ещё охранник. По улице ж я не ходил, не кричал «Ребята, я выдаю оружие!» – нет? Правильно? Еду оттуда, приехал домой. Утром встал, приехал опять. Даже в течение, когда я там дежурил, там получалось по неделям: неделю я выдаю оружие, неделю следующий товарищ выдаёт оружие. Я практически из дому не выходил. Тоже лень была. И, вот, откуда они узнали, что я выдаю оружие?

Н.К.: Ну, наверное, как-то…

В.А.: И знают главное, что интересно – знают, сколько единиц оружия у меня было. Вот они мне сказали, мы знаем, что у тебя, ну, я грубо говорю, 252 пистолета. А у меня волос дыбом стал, думаю, откуда они знают, сколько у меня оружия.

Н.К.: Ничего себе. Может информатор какой был?

В.А.: Откуда я знаю? Это уже, я ж говорю, там же ж опять-таки, все ж опять-таки свои люди. Инкассаторы, которым я выдавал оружие, они даже не знали, сколько у меня находится пистолетов, оружия, общее количество.

Н.К.: Ничего себе.

В.А.: А вот откуда они узнали – по сегодняшний день загадка. Я, когда я им отказал, я тут же приехал, шефу своему позвонил и говорю: так и так, так и так, меня встретили и такие, вот, разговоры идут, спрашивали, что мне делать? Он говорит: «Ты, что ты им сказал?». Я говорю, что я могу сказать, отказал, что я могу сказать. Я больше ничего не мог сказать. «Ну, ладно, в общем, ты с завтрашнего дня будешь находится под охраной». Вот, за мной, я еду и знаю, что кто со мной, меня сопровождает сюда, до этого. Ну, они, правда, только подошли один раз и больше не подходили. Я им, видно, отказал.

Н.К.: Ну, видимо поняли, что вы не дадите им оружие.

В.А.: Не знаю. Факт остаётся фактом, что больше они ко мне не подходили.

Н.К.: Понятно.

В.А.: Вот, конкретно, вот откуда люди знают? Вот секретно.

Н.К.: Может, кто где сказал…

В.А.: Гриф секретности по идее должен быть.

Н.К.: Ну, бывает. Ну…

В.А.: Что вас еще интересует?

Н.К.: Не знаю. Может у вас какие-то вопросы, потому что у меня, наверное, более культурного плана были в голове. Может быть у кого-то возникли…

В.А.: Вам фотографии нужны?

Л.Н.: Да, если можно, я бы хотела, не знаю, как договориться, вот может с Вами, Тамара, чтобы… Мы вернем Вам фотографии, если Вы нам их не можете отдать.

В.А.: Я Вам отдаю – дарю, дарю!

Л.Н.: Серьезно?

В.А.: Да.

Л.Н.: Спасибо огромное! Эти фотографии мы в Чернобыльской мастерской…

Т.А.: Да они там это самое, могут вернуть, чего ты?

Л.Н.: Я могу, я могу отсканировать…

Т.А.: Отсканируйте да и всё.

Л.Н.: …и они будут у меня там находиться. Если Вам будут нужны Вы всегда можете их…

Т.А.: Нет, ну сможете – значит возвращайте, а если Вы хотите просто… Что, прямо фотографии эти?

А.Н.: Ну, если хотите, то это может висеть тогда в рамочке в исторической мастерской. Будет подписано кто сделал, автор, то есть всё такое, вот.

Т.А.: Ну да…

Л.Н.: И еще бы я хотела, если возможно, если у Вас есть возможность когда-нибудь заехать к нам, чтобы мы могли сосканировать Ваш военный билет. Ну, чтобы фотографию, о том, вот именно эту запись, что…