Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас 1 июля 2014-го года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я, Козлова Наталия у, представьтесь, пожалуйста…

Владимир Алтухов (далее В.А.): У Алтухова Владимира Алексеевича.

Н.К.: Очень приятно.

В.А: Я являюсь председателем первичной, первичной… извините, председателем ветеранской организации «Пожарные спасатели Чернобыля» Харьковской области.

Н.К.: Спасибо. И теперь у меня к Вам будет вопрос первый, вопрос-просьба, он достаточно обширный: расскажите историю своей жизни, вот, что считаете нужным, можно с самого начала.

В.А.: Ну, с самого начала. Родился я в 1955 году, это было давно, вот. Ну, что? Детство как у всех – детский садик, школа. Потом после школы, я закончил школу восьмилетку и пошёл в техникум машиностроительный на ХТЗ. Вот. Потом, потом пошёл в армию. Отслужил срочную армию два года, вот. После, после армии женился, поехал, ну, поехал в Херсон. Вот, там работал. Там поступил в пожарную охрану в Херсоне. Потом, в связи с тем, что я один у родителей, вот, значит, родители, естественно, уже болели, пожилые были и я, пришлось мне переводится в Харьков. Вот, я перевёлся в Харьков. Работал сначала в пожарной части номер 12 по охране завода несуществующего «Серп и молот» (смеется), вот. Потом, затем в восемь… подождите, в семь… в 84-м году меня взяли в управление пожарной охраны на Шевченко 8, вот. Ну и там я работал в отделе гражданской обороны. И в 86-м году во время прохождения службы случилась эта, значит, авария на Чернобыльской атомной станции, катастрофа, вот. И наше управление пожарной охраны Харьковской области, значит, оно по своим функциональным обязанностям должно было сформировать из партизан, ну, из военнообязанных, через военкомат сформировать батальон пожарной охраны, вот. Такое, такое нам указание с Киева поступило. А, ну, я уже начал за Чернобыль, ну…

Н.К.: Ну, как вам угодно.

В.А.: Не, ну, давайте я немножко отступлю да закончу со своей биографией, как говорится, вот. Ну, я проработал до восемьдесят дев… до 98-го года в управлении пожарной охраны. Затем, значит, в связи с тем, что, ну, там по служебным обстоятельствам, короче, я перевёлся в УВД. В управление внутренних дел. Тоже ж в отдел гражданской обороны. Потому, что там ребятам, мы очень… мы почти все ушли на пенсию, много вакансий было, ну, и как говорится, на… я уже был с опытом и меня взяли туда работать. Вот. В 2002 году я оттуда, у меня 25 лет выслуги, я уволился, ушёл на пенсию,вот, и год я не работал, полтора, вот. А затем, когда управление пожарной охраны преобразовалось, реорганизовалось в МЧС и в управление пожарной охраны в главное управление МЧС Харьковской области появились вольнонаёмные должности, меня пригласили туда на работу. Ну, вольнонаёмным, естественно. Ну, и вот до сих пор я там работаю. Вот, ну, и параллельно я сначала, как только в 2005 году, значит, организовалась наша организация «Пожарных спасателей Чернобыля» я сначала был избран в совет и стал заместителем председателя, вот, нашей организации ветеранской. И в 2010-м году ушёл из жизни наш председатель Валерий Викторович Елизаров, вот. Он… я… Меня, значит, коллектив нашей ветеранской организации избрали меня председателем. И, вот, это вот, это по общественной работе. А в управлении как работал, так сейчас и работаю, пока еще не выгнали(смеётся). Вот.Вот, ну, это всё о жизни. А, ну, я женат, у меня, у меня двое детей – дочка и сын. Дочка замужем. Значит, вот у меня 2 внука у меня у дочки. Сыну 25 лет, пока ещё не женатый, вот. Ну, работает, работает. Дочка не работает пока, ну а сын работает.

Н.К.: А дети родились… А, сын уже после Чернобыля.

В.А.: А, сын, у меня да. Сын Владимир рождён после Чернобыля, вот.

Н.К.: А дочка?

В.А.: Дочка до, дочка до Чернобыля.

Н.К.: А, то есть один до, а другой после.

В.А.: Да. Ну, да. Ну, мы так с женой и планировали двоих детей. Ну, просто что немножко мы… раньше хотел. Ну, потому что из-за Чернобыля, когда после Чернобыля сказали, что хотя бы год-два надо потерпеть. Ну, чтоб… не знаю зачем, ну вот так вот.

Н.К.: Скажите, а как Вы попали вообще, как вы дальше?..

В.А.: Ну, за Чернобыль я уже начал говорить. Значит, в 86-м году, когда случилась эта авария, значит, ну, наш, наш начальник – Палюх Владимир Григорьевич, вот, один можно сказать, из первых в Украине узнал, что это случилось. Не в Украине, а в пожарной охране Харькова первым узнал, что это случилось. Почему? Потому что Филипп Николаевич Десятников, тогда будучи начальником управления пожарной охраны Республики Украины, значит он, кажется, уже получил тогда определённую, ну, определенную дозу облучения. И Владимира Григорьевича тогда вызвали в Киев и дали ему команду, чтобы он возглавил управление республики. Ну, естественно, мы уже, как говорится, с первых уст знали примерно что там случилось так. Ну, конечно в общих чертах, не точно, вот. Ну, и как я уже говорил третьего, 3-го числа, в ночь со 2-го на 3-е июня, ой, извините, мая 86-го года нам поступила, пришла телеграмма о том, чтобы мы сформировали батальон вот этот пожарной охраны из партизан. И наша группа в соответствии с нашими документами, вот, разработанными заранее уже естественно, наши офицеры в количестве, ну, где-то около 20-ти человек, я сейчас точно не помню сколько, значит, выехали в район в Савинцы Балаклейского района, где в клубе колхоза приступили к формированию этого подразделения, вот. Туда привозили, значит, с военкоматов города и области привозили военнообязанных и мы, значит, наши офицеры там формировали, значит, роты, взвода, вот. Пригнали туда пожарные машины, ну, к сожалению пожарные машины были с… Ну, у нас были, должны были формироваться с колхозов, совхозов, ну, я думаю, вы представляете, какие пожарные машины в колхозах, совхозах. Были, конечно, такие более-менее, но это ж всё оказывается не первой свежести. Поэтому нам дало, Киев дал команду или Москва, я уже не помню, значит, дали команду о том, чтобы мы этот батальон укомплектовали пожарной техникой наших частей пожарных.

Н.К.: А номер батальона не помните?

В.А.: Почему? Я всё помню. Ну, это было как, номер батальона, значит, это была воинская часть сто шесть… сейчас. 106-ть, не знаю или? Давайте я вам перезвоню и скажу. Просто там шестизначный номер, я так сразу не помню, вот. И, значит, на чём я?.. Да. Ну, значить…

Н.К.: Простите.

В.А.:Ничего. Значит, личный состав формировался с парти… с этих, с военнообязанных. А пожарные машины, я ж говорю, что мы получили такое разрешение от Киева, значит, взять с пожарных частей. И вот с 3-го по 8-е мая, значит, сформировали батальон. Количество триста… 325 человек.

Н.К.: Угу.

В.А.: Вот. И…Извините – не 325, то я запутался – 264 человека, 264 человека, вот, и 10 единиц техники основной: автолестницы там, я сейчас не помню, по моему или 4, или 6 автолестниц. Нет, 10, 10 по-моему автолестниц. Ну, не в этом дело там. Дело в том, что уже доукомпл… уже мы получили разрешение доукомплектовать до, ну, столько сколько надо взять техники любой, вот. И естественно мы, значит, это всё сделали. Я, к сожалению, не был на формировании батальона в Савинцах, потому что я занимался этими… своими задачами здесь в Харькове. То есть, я ездил по военкоматам, добирали людей, потому что были такие случаи, что, допустим, военкомат привозил человека в Савинцы, а он оказывался или больным или… У нас даже был один такой случай-казус, что привезли, значит, мужчину, а у нас, к сожалению, на него не нашлось даже одежды, потому что он был такого размера где-то, ну, может быть 62-го, может 64-го размера. Ну, очень крупный мужчина, да. Может быть, даже я не помню, по моему даже на него, по моему, х/б нашли, а вот сапоги, ну, не могли на него найти, потому что у него такие плотные… ну, икры большие были, что ни одни сапоги на него не налазили. Вот, ну, не в этом дело, значит. Ну, я говорю, что и больные были, значит, и разные люди были. И получилось, значит, 8-го числа закончилось формирование и 8-го числа вече… да, 8-го числа утром батальон выехал на Киев.

Н.К.: Угу.

В.А.: Они выехали на Киев, заехали они в Полтаву, ночевали, на сколько я знаю, на стадионе на городском, вот. Там к ним присоединились, у нас ещё были машины, значит, ну, как… По дороге присоединялись с Полтавы были машины, с Ворошиловграда, ну, с Луганска, потом были, по-моему, с Донецка была машина, по моемув основном автолестницы. Цистерны не были, а автолестницы, вот, присоединились к нам иногородние.Вот, и переночевали с 8-го на 9-е они переночевали в Полтаве и 9-го утром выехали на этот самый, на Киев. Киев проехали там сравнительно быстро и поехали на Иванков.

Н.К.: Вы тоже там были?

В.А.: Нет, нет, вот с ними я тогда не ехал, я оставался в Харькове, вот. Это я говорю, мы это, я о батальоне, ну ладно. Короче, значит 9-го числа они вечером приехали в Иванков и приступили к формированию батальона. Я оставался в Харькове, вот. И, значит, как я уже сказал, значит, в формировании батальона участвовало около двадцати человек наших офицеров плюс взяли водителей на пожарные машины, потому что в батальоне были водители, но они водители в основном гражданские и, ну, Вы сами понимаете, что, значит, их, хоть, как говорится, и потренировали на пожарных машинах работать, но, ну как – опыта, опыта вождения пожарного автомобиля… Во-первых, он же заправлен водой, тяжелый и прочее, двигаться в колоне. Поэтому было принято решение: значит, машины мы, значит, машины погнали туда в Иванков, значит, водители наши. Откомандировали водителей, ну и офицеров. Офицеры были, дублировали офицеров батальонных. Потому, что, ну, они хоть и офицеры запаса, но опыта пожарной работы у них не было. Поэтому было принято такое решение руководством. Вот. И, значит, они туда приехали, я ж говорю, 9-го мая, где-то числа, по моему, 11-12-го, значит, приступили к, ну, начали выезды в зону.

Н.К.: А Вы, Вы в это время…?

В.А.: А я в это время был в Харькове. Ну я, я почему заостряю, значит, внимание: с 12-го числа примерно, по моему с 12-го, ну я, если надо, я уточню – у меня дома всё есть. Вот. Значит они начали выезжать в зону. Естественно, личный состав менялся, а старшими с личным составом ездил, ездили наши офицеры. И естественно, значит, что они где-то к началу 20-х чисел, в начале 20-х чисел, они, основная масса уже, особенно сыграла большую роль двадцать… пожар 23 мая на, в кабельных тоннелях между 3-м и 4-м блоком, вот, что чревато было тем, что могло бы, могло даже произойти еще и повторный взрыв…

Н.К.: Угу.

В.А.: …на 3-м реакторе, вот. Значит, то есть, офицеры наши уже получили предельные дозы облучения. А тогда была какое, какая, значит, норма: значит, после получения 20-ти рентген, значит, людей в зону уже не пускали. Поэтому руководством, руководством нашего батальона было принято решение, вот, чтобы заменить наш постоянный состав. То есть, наши офицеры и водители они были при… ну как откомандированы туда, они подчинялись нашему управлению пожарной охраны, вот. И двадцать, 25-го числа, 24-го вернее… Да, 24-го числа, значит, наше руководство, значит, объявило, ну, объявило список и я попал в этот список и 24-го числа нас, нам сказали вечером всем явится во вторую пожарную часть, значит, на улице Зерновая 4-А, вот. Мы там в учебном центре переночевали.

Н.К.: 24 мая?

В.А.: 24 мая, да. Мы там переночевали, чтобы, как говориться, не забирать нас рано утром и рано утром, ну такое – ну, только расцвело, я знаю, может часиков в 6-ть, вот… не рассвело, но часиков в 6-ть, вот, приехал автобус Икарус и нас посадили всех в автобус – нас было где-то в районе 25-ти человек. Ну я говорю, если цифры надо какие-то…

Н.К.: Хорошо, хорошо.

В.А.: …я могу уточнить, у меня всё в компьютере дома есть. Вот. И мы 25-го мая рано утром мы выехали на Киев. Где-то, ну я не знаю, где-то во второй половине дня мы приехали в Иванков, вот, и произошла замена. Значит, наши офицеры сели в автобус и поехали обратно в Харьков, а мы остались, приняли, мы приняли их функции – заступили на дежурство вместо них. И вот, значит, это было 25-го числа вечером, 25-го мая. (Вибрирует мобильный телефон) Ой, извините. Ой, извините. Остановите, пожалуйста, я на секунду. (Пауза)

Н.К.: Угу.

В.А.: Двадцать… 25-го мая, это я уже сказал, значит, мы прибыли в Иванков и заступили, как говориться, на вахту. Двадцать… переночевали ночь, 26-го мая рано утром наш начальник, ну, старший от харьковского управления пожарной охраны – Валерий Викторович Елизаров, он тогда работал, он тогда служил, значит, дежурным по городу в штабе пожаротушения и он там у нас был старшим. Он выехал на машине в Чернобыль, в штаб зоны, в штаб противопожарной службы зоны. Значит, и буквально через час-полтора вернулся водитель без него – он там остался в штабе – вернулся с запиской, записка у меня до сих пор, кстати, хранится. Вот написано: товарищи Алтухов и Майборода, –это мой товарищ, – значит, взять с собой, значит, ну, я дословно я сейчас не помню – взять с собой, значит, ну, туалетные принадлежности, котелки, старые бушлаты – ну мы ж приехали нормальные вот, – а старые бушлаты, значит, вот, и выехать в Чернобыль, выехать в Чернобыль. Мы естественно с Мишей, Михаилом Михайловичем Майбородой собрались. Я тогда был инженером… инспектором был отдела гражданской обороны управления,

Н.К.: Угу.

В.А.: а Миша Майборода был начальником караула девятой части, вот, которая на Шевченко 8. Вот, и мы, мы… а не, извините – соврал: начальником караула был второй части, это на Зерновой которая, вот. И мы с ним выехали туда. Мы приехали в пожарную часть в Чернобыль, вот. И нас Валерий Викторович встретил и, значит, назначил. Ну, у нас в Чернобыле там, прямо напротив пожарной части стояла палатка 10-местная, вот. В ней дежурила наша одна рота с нашего батальона, это, значит, которая исполняла обязанности, значит, по обеспечению пожарной безопасности всей 30-ти километровой зоны.

Н.К.: Угу.

В.А.: Это, как говорится, дежурный караул был у нас, вот. Потому, что в самой пожарной части находился… находилась пожарная, я вот сейчас уже не помню, по-моему Черн… или Черниговский… Черниговский сводный отряд находился. Это была пожарная часть по охране самой станции. Потому что ж в Припяти тогда уже ничего не было, никого, вот. По охране станции – они выезжали на пожары, которые возникают на станции. А наша пожарная, наша одна рота находилась там по охране, по пожарной охране всей 30-ти километровой зоны. Это имеются в виду поселки, леса, значит, торфяники – ну, все, вся зона, вот. И мне тогда Валерий Викторович тогда, значит, сказал, что я буду исполнять обязанности, значит, представителя нашего батальона при штабе. То есть, я должен находится, мягко выражаясь, при штабе и получать там, ну, то, что очень было много этих разных срочных заданий, скажем так. Потому что Елизаров находился в Иванкове, он каждый день приезжал, ездил туда-сюда, ну, а он же не мог за пять, за минуту приехать, он… вот. А Миша Майборода, значит, он был как… исполнял обязанности начальника караула вот этой вот, командира взвода вот этого, которые, вот, находились в этой палатке, вот. И мы приступили к своим обязанностям. Елизаров уехал, ну а мы приступили с Мишей к своих обязанностям. Ну, я сейчас, конечно, не помню дословно, ну, как говорится, по дням что когда. Собственно говоря, выезды были каждый день. Во-первых, горели села.

Н.К.: Угу.

В.А.: Вот, потому что, значит… От чего горели? Значит… Ну, я скажу так вот в двух словах, значит, да… Ну, горели села, горели леса, горели торфяники. Я считаю, почему? Это не только мое мнение, это, оказывается, мнение и многих наших товарищей, значит, в том, что почему возникали пожары. Людей там не было, то есть человеческого фактора не было. А всё это было почему, потому что, значит, тогда научными работниками, ну, научниками, научными сотрудниками, значит, штаба по ликвидации аварии было такое прийнято решение – для того чтобы ветер не раздувал радиоактивную пыль по зоне, не гонял ее туда-сюда, значит, было принято решение, значит, с вертолетов разбрызгивали так называемая «барда». Это отходы целлюлозной промышленности, ну, оно похоже такое, скажем так, ну, на сильно разведенный клей ПВА, например, или канцелярский клей.

Н.К.: Угу.

В.А.: Что-то такое, знаете. Он, пока он, пока его много – он жидкий, а когда его распыляли – он просто, он покрывал землю, деревья, всё и как бы пленкой защитной закрывал и естественно ветер тогда не раздувал всё это, ну, не поднимал эту радиоактивную пыль, вот. Но, к сожалению не рассчитали. Тогда в 86-м годумай, ну, я не помню как, не знаю, как следующие месяца, но следующие тоже были очень жаркие, июнь был жаркий. Но май был очень жаркий месяц, температура была очень серьезная, вот. И оказалось то, что, значит, эта «барда» способствовала, эта пленка «барды», да? она способствовала тому, что происходило самовозгорание.

Н.К.: Ну да.

В.А.: Почему – что, во-первых, не было доступа кислорода, то есть скапливалось эти, ну, повышалась температура, а во вторых – оно было как увеличительное стекло. Где-то капля-другая больше упала этой «барды», понимаете, и получилась такое увеличительное стекло. Солнце печет, оно раз – и поэтому возникало очень много пожаров. И мы в основном выезжали на лесные пожары и на пожары, вот, на которые возникали в селах. В селах, вернее как: не то, что возникали в селах, мы защищали села. Почему, потому что там села такие, которые, ну, мы скажем так, вплотную примыкали к лесам. Леса в основном эти… сосновые, понимаете? И, естественно, такая обстановка была очень неспокойная. Вот, ну я говорю, что не было дня, чтобы мы никуда не выезжали. Вот я, мне кажется, помнится, допустим, один раз… Значит да, эти, значит сведения о пожарах в основном поступали от вертолетчиков. Потому что вертолеты летали постоянно ж. И на станцию летали и вообще по это самое, и за зону летали вертолеты, перевозили разные грузы и прочее, вот. И естественно, значит, почему я говорю, что я был представителем при штабе – потому что тут так раз – так, зовут: «Алтухов, сюда, – забегаю, – Так, значит в районе Машево (вот у нас было один раз), в районе Машево лес горит. Быстренько бери машины, выезжай».

Н.К.: Угу.

В.А.: Я беру две машины, еду туда. Ну, тогда поездка, конечно, окончилась, к сожалению, ничем, потому что, ну, мы, во-первых, нет карт, не было. Где это Машево? Я… понимаете, сказали, что где-то за станцией. Ну мы прилетаем в Припять, значит, опять же ж – мы, значит, я ж просто знаю, что за Припять, за городом Припять есть река, вот. Река Припять. Через нее надо переехать. Как проехать – никто не знает. Мы, естественно, я по своему опыту заезжаю в райотдел милиции. Думаю, ну, в милиции что-то ж должно быть или план местности, план то ли охраняемого, скажем там, поселка, или объекта или чего там, значит, или района, вот. Заезжаю туда: «Ребят, – говорю, – есть что-нибудь, какая-то карта? – Ну вот, посмотри вот есть». На дежурной части висит такая, знаете, планшентиком. Ну, там именно сама Припять. Дома нарисованы, там дом культуры, всё такое. Я говорю: «А Машево где? – А кто его. Извини, ну мы ж тоже не местные». Они ж тоже, как говорится, с других городов, вот, всё такое. Ну мы, короче говоря, говорит, ну, кое-куда… а – рванули оттудова, заехали на станцию. Ну мы ж как, мы ж едем на пожар…

Н.К.: Угу.

В.А.: …с маяками, значит, с сиреной, ну, не с сиреной, но едем быстро, как говорится, да. Залетаем к станции подлетаем – подбегает навстречу, машет: «Куда сюда!», ну, туда нельзя заезжать. Я говорю: «Как проехать на Машево? – Да откуда я знаю!» Говорит: «Разворачивайся, здесь нет проезда через станцию». Мы опять туда, ну, в смысле, едем сюда на Припять. В Припяти ну кто-то там: ты, вот, поедь туда, сюда. Ну, проехали, вроде там, говорит, понтонный мост будет. Заезжаем на понтонный мост, проехали через речку, всё, вот. Проехали метров сто – асфальт. Раз – асфальт заканчивается и песок. А машины ж с водой, ну, груженные. 131-й, 131-й тут еще как-то идет – он там два моста ведущих, всё, а 130-й – тот раз сразу и сел на песок, песок же там, жарища была жуткая, вот. И вот он раз и сел, и заглох, ну, загруз. Ну что делать? А 131-й греется. Ну, мы взяли, значит, машина 131-я вытащила назад. Ну что – получается задачу не выполнили, потому что, ну, туда просто проехать не в состоянии.

Н.К.: Угу.

В.А.: А радиостанции не работают. Ну что, развернулись и поехали назад. Ну вот. Аналогично было вот когда в один из следующих дней, значит, когда, значит между Чернобылем и Припятью есть такое… было село Копачи. Тоже ж, значит… ну, слева, короче, от Копачей лес горит. А Копачи – мы были уже не один раз там, значит, там, ну, там дома прям подходят к лесу, вот. И, естественно, ни людей, никого нет. Значит, туда кинулись, опять же ж – по Копачам еще как-то дорога укатанная, всё. Только за Копачи – и все. А там песок такой, что, ну, просто машина тонет и все в песке. Садится на мосты. Ну что – опять развернулись и поехали назад. Вот. Вот такие были случаи. Ну, а самый большой пожар, конечно, был у нас 30-го числа. Вот, мы сутки тушили лес. Это было, есть такое возле Припяти есть такое село Бураковка. И вот между Бураковкой и Припятью сутки мы тушили лес.

Н.К.: Сутки, а почему сутки? Такое большое было возгорание?

В.А.: Ну да, потому что ну как, он же идет, ну как – подстилка горит и где, допустим, елки были, которые пониже её эти самые, эти вот… ветки и, этот, и елки загорались и переходило на верховой пожар. А так – низовой пожар идет и все. А опять же, он может подойти к селу, и к Припяти может зайти, потому что в Припяти уже тогда трава была где-то по пояс. Ее ж никто не косил, ничего, вот, и она сухая. Пойдет на Припять, а Припять тоже ж тушить же ж некому, вот. Ну, мы лес тушили, значит. Сначала я выехал своими машинами, потом, значит, вернулся в Чернобыль, взяли этот… дали мне еще: Наши приехали машины с батальона, приехала… приехал Черниговский сводный отряд, дополнительные машины. Мы их заправили бензином и поехали опять тушить туда. Сутки тушили. Ночью нас вывели, приехал такой у нас был начальник службы, противопожарной службы зоны, полковник Трифонов с Москвы, с главного управления пожарной охраны. Приехал на БТРе и, короче, скажем так, в приказном порядке нас оттуда вывели.

Н.К.: Угу.

В.А.: Почему – мы не знаем. Потому что ну в таком, в жестком, как говорится, в жестком приказном порядке, типа того, что быстренько вон все отсюда. Ну, мы, как говорится, думали тогда: или выброс был на станции, потому что ж блок был не закрытый 4-й, вот, или, ну, что-то там, что-то там было, короче говоря. Или облако пошло в нашу сторону, кто его знает, и нас срочно всех вывели оттуда, вот. Не говоря о том, что пожар продолжался. Но пожар тогда конечно был очень неприятный, потому что ну как… Особенно ночью вот когда горит – видим, что тушить, мы, как говорится, а тушили подручными средствами: лопатами и ветками. Потому что вода, откуда в лесу вода? Воды ж там нету (смеется), а в машине всего два куба, два с половиной, что там – это на 10 минут работы, если не сильно лить, вот. А когда, тут, пока тут горит, мы тушим – мы видим, а сзади, там где потушили – а там вообще, там хоть глаз выколи – темнотища ж. Ну, в лесу…

Н.К.: Какой кошмар.

В.А.: (смеется) Там же ни фонарей, ничего, да вот. Ну, нас много было, мы, короче, мы вышли. Вывели нас оттудово. Прибежали ребята с фонарями, вывели нас оттудово, быстренько мы на машины сели и уехали. Это было 30-го числа. Ну а потом, потом что, значит…

Н.К.: А до какого числа Вы там были? То есть с 25-го по…

В.А.: Я был с 25-го по 5-е.

Н.К.: Ага.

В.А.: 5-го числа вот это ж…

Н.К.: 5-го июня?

В.А.: 5-го июня, да. Значит, мы… ну да, еще я один нюанс забыл.

Н.К.: Да.

В.А.: Значит, мы где-то числа до 29-го, до 30-го мы жили в палатках, это возле пожарной части. А потом у кого-то хватило, значит, ума или опыта: пришел дозиметрист, померял нашу радиа… радиацию нашей палатки, а она зашкаливает. И нас быстро оттуда выгнали и переселили – перед Чернобылем есть такое село Залесье, вот. И нас переселили туда в школу. Ну, в школе там, конечно, никого не было, вот, и нас переселили туда в спортивный зал, нашу роту.

Н.К.: То есть, вы спали как в спальных мешках или на чем?

В.А.: Нет, нет, у нас были деревянные топчаны, вот, матрасы на них лежали и мы прямо на матрасах спали. Естественно, ни постелей, ничего, потому что мы спали в робе, мы не раздевались.

Н.К.: Ага.

В.А.: Ну конечно, а куда ж раздеваться, если, это самое, вот, ну в любое время могут… Та и то, это ж не, это ж мы ж не на отдыхе, мы на службе, вот. И получилось так, значит. Это мы переехали мы в Залесье в школу и то, что я перед этим говорил, что 25-го числа мы поменяли своих офицеров, потому что они уже получили дозы определенные, так? Но дело в том, что я не сказал, что вот именно после пожара 23-го мая, так, и вольно… военнообязанные многие, много получили тоже, многие получили предельно допустимые дозы, понимаете. Но их поменять мы не… Харьков не в состоянии был. Их, команду на их формирование давала Москва, МВД СССР, вот, и, естественно, замену тоже. Ну, то есть, на отъезд тоже мы ждали команду. А ну Вы ж сами понимаете, что такое команда аж с министерства с Москвы.

Н.К.: Ну да.

В.А.: Вот, это до них же, как говорится, надо было достучатся. Вот. Ну и, как говорится, стучались, стучались – достучались и, я уже не помню какого числа, значит, дали команду на формирование опять же в Савинцах второй батальон, тоже 264 человека начали формировать, вот. И 5-го числа 10 автобусов приехали в Иванков, личного состава… привезли личный состав. И, значит, приехал тогда, тогда был, исполнял обязанности начальника управления нашего – Дорожко Анатолий Михайлович, вот. Приехал туда вместе с ними к нам в Иванков. Вот, и он тогда построил наших всех офицеров, говорит: «Валерий Викторович, кто свое уже получил?» Ну, получили только я и Майборода, потому что мы все время были там с 25-го по 5-е неотлучно. Сидели прямо, ну, всё время были ж в Чернобыле, вот. Мы, вот, говорит, Алтухов, говорит, и Майборода свое уже получили. Ну, говорит, собирайтесь, поедете вместе с батальоном. Вот. И мы вот это сели, сели в эти автобусы с Михаилом Михайловичем и поехали в Харьков. А все наши остались там, их поменяли уже позже. Их поменяли… дай Бог памяти, я уже не помню когда (смеется).

Н.К.: А скажите, а как был организован отдых? Удавалось как-то отдохнуть или все время было некогда?

В.А.: Ну как отдых. Вы понимаете, ну, Наташенька, тут Вам тяжело объяснять, как отдых. Во время, нет, там, в это, в Иванкове там был отдых нормальный. Там, я знаю, и эти самые, концертные бригады приезжали. Ну, город Иванково – он и сейчас, его никто не выселял, он и сейчас живет и, как говорится, все люди там на месте, вот. А в Чернобыле, ну, я не знаю, у нас ничего не было. У нас, в смысле в Чернобыле ничего не было. Я не помню, чтобы у нас там или концерты были. Там от, ну, как от, как говорится, в прессе везде читаешь, там и выезжали туда какие-то там, и Алла Пугачева там, еще кто-то. Ну, я их там не видел (смеется). Понимаете, может они были после меня, я не знаю. Но я вот был 10 дней я там пробыл, вот, и при мне ничего не было. А досуг – какой досуг: я единственное помню, как раз в это время шел чемпионат мира, как от сейчас идет в Бразилии, тогда шел чемпионат мира по футболу.

Н.К.: Угу.

В.А.: И мы, у нас в Чернобыле у нас не было телевизора, вот. А когда мы в школу переехали, там в спортивном зале стоял телевизор, я как сейчас помню. И мы очень даже с удовольствием смотрели там, смотрели, ну, в свободное время. Ну как, тогда понимаете, Наташа, там не было вот как вот… Ну, это не для книги разговор, хотя может и для книги – как говорится проблемный такой вопрос – вот как даже сейчас как пенсии нам считают. Нам считают 6-ти часовый рабочий день, то есть, по постановлению Кабмина 207-му мы должны были на 6 часов заезжать в зону и выезжать оттудова после 6-ти часов работы. Нельзя было. Максимум, что можно было переработка, это 2 часа, вот. Ну, естественно, Вы понимаете, что ну нет такого положения, что этот самый – пожарные не работают по 6 часов, понимаете? У нас нет таких смен. У нас теперь даже если она есть, у нас есть такое положение на военное время – идет 12-часовой рабочий день. То есть, 12 часов отслужил – идешь отдыхать, а на 12 часов заступает другой. Ну, мы же, я ж говорю, что мы с Михаилом Михайловичем, мы там были 11 дней безвыездно.

Н.К.: Угу.

В.А.: Всё время в Чернобыле, понимаете. Ну, и… а везде, вот в постановлении Кабмина написано…

Н.К.: Нет, ну понятно.

В.А.: …должно быть так и всё, понимаете. У меня есть уже, как говорится, как у представителя организации, у меня есть такие уже данные, что некоторые наши ребята отсудили, что они работали и по 16 и по 18 часов. Потому что любой суд, значит, он как, он же говорит – Вы же не можете работать 24 часа? Вы ж должны хотя бы 6 часов или 8 часов поспать, понимаете. Но, естественно, я спал, но если, я ж Вам говорю, если пожар ночью, то я, естественно, выезжаю и ночью! Я могу днем поспать, а ночью тушить, понимаете. Но, понимаете, то есть я все равно я 24 часа я находился на службе. Даже когда я спал, я все равно ж на службе был. Понимаете? Я не дома, не дома спал, понимаете? Даже, и даже не в Иванково, вот. А так я ж говорю, что, а досуг у нас ну как, ну я же говорю, что у нас телевизор был, ну, ребята в домино играли. Потом, значит, у нас, мне понравилось, у нас в роте – я кстати не помню его фамилии – был один из партизан, вот, хлопец, который великолепно играл на пианино. Великолепно. А в спортивном зале, к нашему счастью, стояло пианино. И вот я до сих пор, уже прошло 28 лет, понимаете, я помню как вот эти его, понимаете. Он не то, что там определенные песни играл, он вообще… Ну, я не знаю, где он научился так, но играл великолепно, понимаете. Вот эти его попурри такие, знаете, вот это вот, ну вообще для меня тогда он был виртуоз конечно, понимаете. Я… поэтому я, я люблю вообще, когда такое, знаете, когда специалист за инструментом, специалист, да. Мне нравится, да. Ну а так, я говорю, что вспоминаю, допустим, такие случаи как вот, значит… Тогда у нас как, ну, как объяснить же ж: Дорога с Чернобыля на Иванков проходила от мимо нашей школы. То есть, наша школа это прямо фасадом стояла, ну, буквально, ну в сколько – в 20-ти метрах была дорога, трасса. Вот, заборчик у нас такой деревянный был. Помню, что черешня росла на входе в школу, росла черешня. Наташа, без обмана – вот такая вот черешня, вот такая.

Н.К.: Ничего себе, большая такая?

В.А.: Да, да! Я не знаю почему, но может быть радиация, может быть еще, ну, я не специалист в этом деле, вот. И я почему просто вспоминаю за дорогу – почти каждый день по дороге проезжала медленно так машина грузовая. И по, вот, и по у нас по Залесью, и по Чернобылю и по другим селам я неоднократно видел, когда мы выезжали на вызова, так. Значит, ходили ребята-охотники с ружьями и отстреливали, ну, домашних животных, которые, ну…

Н.К.: Ну понятно.

В.А.: Они там, ну, полудикие уже стали, собственно говоря. Почему, потому что, ну, нельзя было их ни отпускать никуда, ни этот самый. Ну, я имею ввиду, чтоб этот самый. И я вот помню, что, ну как, они пристрелят, допустим, или кошку там, или курицу, крюком её раз – чух и туда на кузов, и на могильник увозили. Так вот у нас возле этого самого, возле нашего общежития, возле школы, да, ну, несколько дней он, ну я не знаю, как он сбегал от них – ходил теленок. Такой небольшой теленочек, да, но он лысый совсем он, понимаете, совсем лысый теленок. Я, честно говоря, для меня было такое немножко этот самый, вот, ну такое. Это просто значит…

Н.К.: Запомнилось.

В.А.: Да, отпечаталось в мозгу. Еще у меня очень сильно отпечаталось, допустим вот, мы несколько раз заезжали в Припять. Ну, я Вам скажу, что ну… Я везде, где выступаю с этим вопросом, значит, ну, с лекциями или с чем, я всегда это место вспоминаю, потому что понимаете, от именно вот, как сказать, впечатление такое, значит, не то что ужасное, но такое очень неприятное такое, удивительное. Понимаете, когда заезжаешь в Припять, понимаете, это ж была… Это сейчас я вот смотрю фотографии, там уже все разбито, все раскурочено, там всё многое повалилось, всё. А тогда мы заезжаем – ну, город новый, скажем так, город красивый, солнечная погода, дома все 9-ти этажки. Там маленьких домов не было. Маленькие дома там только были, насколько я помню, значит, там дом культуры, там столовая какая-то, ресторан, вот такое вот, понимаете. Райотдел милиции там, по-моему, 2-х или 3-х этажный, вот. А дома все 9-ти этажки. Все беленькие, ну, говорю, на солнце, всё красивое. Качели стоят там эти, карусели там детские всё. Оно еще не сильно заросло так, ну, немножко так травка пробивается, но не сильно, вот. Понимаете, и всё и никого нет. И никого. Там где-то, может, БТР проедет, милиция, ну, милиция ж патрулировала город, вот. И ни одного человека. А так вот на дома посмотришь: там белье висит там у кого-то. Сейчас конечно его там нет, оно всё погнило, допустим, всё, да. Там форточка открыта, там цветы на окне стоят, понимаете, там… Ну, то есть так от знаете – вроде люди там живут, а людей нет. Понимаете, вот такое вот как оторопь берет. Понимаете, вот заехал в город этот, как называется?

Н.К.: Призрак?

В.А.: Призрак, да. Понимаете – всё красивое, всё и никого нет. Вот говорю, я, как говориться, я ж говорю, что я всю жизнь проработал в гражданской обороне, да, ну, прослужил. Не проработал, а прослужил в гражданской обороне и я, ну как, я знаю, не то, что знаю, но видел, что такое и в фильмах, всё, что такое ядерный взрыв и всё такое. И вот, понимаете, как вот после ядерного взрыва, понимаете, что всё целое, всё стоит, да? Но никого нет. Понимаете, вот, немножко такое, ну, на душе нехорошо, пустота какая-то такая, знаете.

Н.К.: То есть, это такое было, когда Вы только увидели, да? Только приехали?

В.А.: Ну, да. Мы, понятно, Наташа, мы ехали на пожар, мы ехали в… Мы ж не на экскурсию приехали, понимаете? Мы, как говорится, ехали в определенное место с определенной целью, да? И вот заезжаем в город, ну вот как мы здесь, как у нас сейчас: караулы, да, выезжают на пожар или на аварию. Заезжают там – тут люди. Знаете как тут – если там что-то горит, люди там собрались, смотрят, всё. А тут заезжаем в город и никого нет. И пустота.

Н.К.: А можно ли это ощущение назвать как-то первым ощущением трагедии, да? Или как?

В.А.: Ну, Наташа, знаете, ну тогда трагедию я не скажу, ну тогда, ну как… я на трагедиях… я не скажу, что это трагедия. Ну какая-то вот, ощущение этой пустоты, понимаете.

Н.К.: Ага.

В.А.: Вот действительно тогда, вот… Я просто почему, что Вы вот в Чернобыле, да. Чернобыль же тоже отселен был, всё. Но там людей много, там и строители ходят, и летчики там, и врачи там и, ну то есть, люди снуют, понимаете, есть народ, понимаете. А сюда заехал и никого нет. Вот как-то вот, я ж говорю, что… Ну, трагедия, понимаете, тут трагедия вот сейчас на Донбассе, да? Да.Там стреляют, там слышно «бух», там «бах», бух. Это как-то всё, а тут, говорю ж, тишина: ни детского крика, ни разговора, никого. И никого, и ничего, а оно все стоит белое и красивое такое, понимаете. Всё, ну, как говорится, бери и живи, да. А там никого нету.

Н.К.: Да, это как-то странно, да?

В.А.: Да. Это я, я просто почему говорю. Я вот сколько, я тогда мне было сколько – 30 лет, да? Вот, ну, я Вам говорю, что я, как говорится, во многих местах был, но такого впечатления у меня не было.

Н.К.: Впечатлило сильно.

В.А.: Я всю жизнь жил среди людей, понимаете, а тут заехал и пустота. И никого нет, ну (смеется),не знаю.

Н.К.: А такой вопрос: когда Вы перебывали там, ну, работали… Ой, сзади стоит.

В.А.: Ничего, ничего.

Н.К.: Ну, в вот этой вот зоне, да, а там же, наверно, еще работали и женщины. Какие работы выполняли мужчины, а какие женщины или не было разделения? Не помните?

В.А.: Ой, Наташа. Я честно говоря как: ну, женщин я чтоб так, честно говоря, ну как сказать. У нас в пожарной части женщин не было. Это точно я помню. Значит, поваров у нас не было. Кстати, некоторые говорят там – повара, повара. Не знаю, ну, может быть позже появились повара, но у нас, у нас я знаю точно, что у нас в пожарную часть привозили в этих, в 40-литровых этих термосах еду: первое, второе, третье. И ребята…

Н.К.: Уже готовое?

В.А.: Да, да,готовое.

Н.К.: Ааа.

В.А.: Ну нельзя было, в зоне нельзя было тогда, в то время не… Я ж говорю, может быть позже это можно было готовить. Тогда нельзя было готовить, ну, по крайней мере у нас. Может, не знаю, может там в штабе, где сидели там эти все генералы и прочие, может там готовили кому-то, но… где эти члены Политбюро там сидели, ЦК и прочие. Может там и готовили, может они не привыкли так кушать. А нам привозили в термосах: первое, второе три раза в день. Как говорится, питались всё, ну, неограниченно, добавки неограниченные.

Н.К.: То есть питание хорошее было?

В.А.: Та, Наташа, хорошее – это мягко сказано.

Н.К.: А, не очень, да?

В.А.: Нет, нет. Это мягко сказано – хорошее. Было очень хорошее.

Н.К.: А, да? Даже так? Я просто…

В.А.: Там просто ограничений не было ни в чем. Я говорю, что тебе надо 2-3 тарелки там борща, второго, котлет сколько тебе надо. Ну, конечно, понятно, что ты всю, весь термос ты сам не съешь, да вот. Ну а так, одну-две, ну. Я говорю, что не было такого, что одну и всё. Ну добавки никто ж не отказывался. У нас, допустим, в углу столовой, в углу стояло, значит, стол такой стоял небольшой, на нем два ящика – полный ящик этого, печенья сдобного и полный ящик конфет.

Н.К.: Угу.

В.А.: Вот. На каждом столе стояла миска эта алюминиевая солдатская полная масла. Вот сколько тебе надо намазывай – хоть столько, хоть столько. Никто… Закончится – тебе еще одну поставят. Ну, то есть, знаете, там ну, я же говорю, что, говорю, там вообще все снабжение было просто нормальное, ну, очень хорошее. Я вот, допустим, я просто вспоминаю еще один такой нюанс: я как старший был при батальоне, при нашей роте, да. Значит, ну как, там на меня ругались в штабе: от ты там совсем нас раздеть хочешь. Я, допустим, если мы выезжали в этот день на пожар, я обязательно писал, там обязательно надо было писать рапорт, так, и шел в штаб, чтоб мне визировали, чтобы всех своих бойцов переодеть. Потому что, ну понимаете, значит, вместе с любым даже небольшим пожаром поднимается пыль, поднимается эта гарь, всё. Люди, во-первых, мало того, что они дышат этим, ну, конечно, мы ну в основном были и в респираторах, всё, но на одежду оно все садится.

Н.К.: Конечно.

В.А.: А зачем человек должен в этой одежде ходить еще день или два, или три? Оно ж, ну зачем лишнее это самое? Я старался так, чтобы каждый как только был выезд на пожар в зоне, значит, я старался так, чтобы переодеть обязательно людей. И, говорю ж, что на меня в штабе ругались: что ты тут прямо, ты ж на станцию не выезжал. – Ну так что, мы ж в зоне, зона ж тоже. Мы ездили на тушение пожара Красного леса. Там вообще, там, понимаете, тоже очень большая радиация была, вот. Ну, если люди были в этой, в боевой обстановке, значит, они должны переодеться, ну как это так.

Н.К.: Ну правильно.

В.А.: Стирать было негде. Постирочных пунктов не было. А переодеться – переодевались всегда, вот.

Н.К.: А такой вопрос по поводу медицины, медиков, врачей: как там было с медпунктами и было куда обратится в случае чего?

В.А.: Вы знаете, к счастью, нам, мне… лично мне и при мне, вот пока я был там 11 дней, мы пунктом, честно говоря, медицинским мы не пользовались.

Н.К.: Но был, да, там?

В.А.: Был, нет. В пожарной части у нас был. Был санитарный пост, всё как положено, но… Наташенька, на секундочку выключите. (Пауза)

Н.К.: Я не помню, на чем мы остановились.

В.А.: На медиках, на медиках.

Н.К.: Ага, на медиках, да.

В.А.: Ну я говорю, что у нас, слава Богу, никому не оказывали помощи, но у нас не требовалась, да.

Н.К.: Ну, если Вы там, что-то там – горло или что.

В.А.: Ну, медицина, медицина не, ну как. Скорая помощь у нас стояла, по-моему. По-моему даже возле пожарной части или. А вообще не, не буду врать, не помню сейчас, не помню я.

Н.К.: А, ну хорошо тогда.

В.А.: Да.

Н.К.: Ну тогда такой вопрос: а как Ваши родные и близкие отреагировали на вашу, я не знаю, командировку? Как вообще было настроение?

В.А.: Та ну, Наташа. Никак не отреагировали. Ну, начнем с того, что их, во первых, никто ж с ними не согласовывал. Потому я, у меня и жена привычная, что я, этот самый, командировки и всё. Вот у нас, Вы понимаете, тогда никто, как говорится, ну как – мы то, мы кое-что знали и то не, как говорится, не всё, скажем так.

Н.К.: Ага.

В.А.: Вот, о том, что случилось. Ну, а родственники те вообще: ага, что они могли, ну знали, что то-то взорвалось, что-то, что какая-то авария, вот. Ну, авария и авария, ну и что.

Н.К.: То есть, полного набора знаний не было о том?

В.А.: Нет конечно. Нет, ну, Наташа, это ж не то, что… Я ж говорю, вот когда война, тогда видно, что стреляют, ранили и всё. А тут ну что – приехал, тебя облучило, ну и всё, ну и уехал, и всё.

Н.К.: А как тогда вообще настроение было в обществе, как вообще понимались эти события?

В.А.: Конечно, конечно, тогда очень. Ну, я не скажу, я, как говорится, я не очень люблю это слово патриотизм не патриотизм. Но, понимаете, Наташа, ну, я вот, как говорится, я уже сколько – больше 40-ка лет работаю в пожарной охране, да, ну я не знаю, у нас и до сих пор, до сих пор, понимаете… Я вот, я как говорится, я ж уже, ну, у нас люди долга просто, понимаете? Люди долга. Понимаете, как у меня один товарищ говорит: пожарник – он вообще больной человек на голову. Потому что нормальный человек – он от огня бежит, а пожарный – он идет в огонь. Понимаете?

Н.К.: Угу.

В.А.: Он просто ненормальный (смеется). Ну, я утрирую конечно, это шутка. Но сам факт, что, да, человек, у него служба такая – идти в огонь и его, как говорится, его усмирять, побеждать, вот, спасать людей, вот, и не только. А сейчас, когда пожарная охрана стала МЧС – мы не только в огонь, мы, извините, в разные ситуации. То же самое, понимаете. Говорю, те же вот, допустим, аварии, те же ДТП, те же эти самые, понимаете. Даже вот, говорю, часто бывает машина, загорелась где-то на трассе машина и всё. Вы ж понимаете, это тоже, это опасность, это – машина может взорваться, никто ж не знает, что, во-первых, там может быть баллон с газом. Сейчас многие ж газовые, да? Значит, может бак с бензином взорваться. А он нет, он идет и тушит, несмотря ни на что, понимаете. Вот почему говорю. И так вот, и в жизни, и в это, в бытовых условиях, понимаете. У нас вот недавно, Царство Небесное, парень в Песочине погиб молодой. Тоже – ну кто знал, что эта плита перекрытия обрушится, понимаете? Ну как, ее ж не предугадаешь, понимаете, это ничего…

Н.К.: То есть, специфическая психология?

В.А.: Да, да, Наташа, да. Это, понимаете, это человек, я ж говорю, я почему от немножко мне обидно за пожарную охрану. Поймите, что мы, значит, ну, это человек, ну, работник пожарной охраны, вот пожарный, да – это человек, который в мирное время на войне, понимаете. Он не знает, это ты не знаешь, куда он выстрелит враг – в тебя или мимо, попадет в тебя или промажет. Точно так и здесь – тут неизвестно. Ты вот идешь тушить сарай, а там ты не знаешь, что внутри. А там, а там может быть, я не знаю, сейчас же какое время, что там и бомба может быть, и баллон с газом, и бочка с бензином и… ну, всё, что угодно может быть, понимаете. А кажется, там плевое дело, там сарай какой-то стоит. А он бабахнет и человека нет, а может и не одного даже. Ну, все что угодно может быть, понимаете. Вот почему я говорю, что… А нас вот даже… Я вернусь к той теме, что по работе, допустим, в зоне. Вот они: от нет, вы как все, типа у вас 6-часовый рабочий день. Ну, ребята, ну так не бывает, понимаете. Если есть пожар то… Это не то, что ты закручиваешь гайку, ага, смотришь – время: всё, хватит, 6 часов, я пошел отдыхать. Это пожар, ну как его бросить?

Н.К.: Понимаете?

В.А.: А у нас считают, что все одинаковые, все одинаковые. А когда начинаем говорить, что: а почему ж нам не платили ни за выходные дни, ни за праздничные дни, ни за ночные? Та нет, у вас же ж отдельная служба, вы ж, вы ж, мол, по уставу служите. Так по уставу! У меня в уставе написано: 24 рабочее время, то есть 24 часа у меня рабочее время. Та нет, есть же постановление Кабмина. Ребята, ну вы же тогда разберитесь что у вас есть: то ли устав, то ли постановление Кабмина (смеется). То я уже не туда пошел.

Н.К.: А скажите, а когда Вы приехали, ну, наверное ж, как-то соседи, знакомые интересовались, как оно там?

В.А.: Та, Наташа. Ну, за соседей я, честно говоря, сейчас не очень помню, да, но, но…

Н.К.: Ну знакомые, наверно же интересно было?

В.А.: Наташа, просто у меня, лично у меня был такой, значит, как говорится, у меня получилась что: я когда уезжал в Чернобыль, я тогда учился в ХИСИ.

Н.К.: Ага.

В.А.: Знаете такой институт ХИСИ.

Н.К.: Да.

В.А.: И у меня как раз была сессия.

Н.К.: Ага.

В.А.: То есть я уехал туда как раз, то есть у меня двадцать, по-моему, шестого или 25-го у меня должна была быть, должен быть экзамен по химии, вот. А я пришел 24-го на консультацию, вот, и как говорится, не помню – или консультация или лабораторная была вот перед экзаменом или перед зачетом. Ну, что-то, короче говоря, было у меня, вот. Ну, я пришел еще до прихода преподавателя. С ребятами и с девчатами попрощался: всё, говорю, я поехал – я ж на заочном учился – я поехал, всё, этот самый. Тут заходит преподаватель. Ну, говорю, извините, я буду уходить. А я пришел уже в форме, потому что я прямо с этого, с института поехал уже во 2-ю часть, я уже с вещами был. Поехал во 2-ю часть ночевать в учебный центр, вот. Ну, а преподаватель: куда Вы уходите? Мол, давайте, говорит. – Извините, я не могу, я уезжаю в Чернобыль. Ну, там она, помню, женщина была, сейчас не помню, конечно, ее имя, отчество, вот: «О, давайте, ну, счастливо Вам», всё такое, всё. И первым делом, естественно, я ж когда вернулся и сразу ж, естественно, в институт, потому что сессия продолжалась. У нас сессия там недели две или три шла, ну, длинная сессия вообще-то. Потому что сначала ж там эти лабораторные, зачеты, прочее, а потом экзамены. И естественно я этот самый, прихожу ж на экзамен. Ребята мне говорят, мол, преподаватель химии здесь, иди сразу сдай пока. Там еще какая-то группа сдавала, говорят, ты подойди и сдай. Ну, я подхожу, она меня узнала: «Ой, ну как там в Чернобыле?» (смеются)

Н.К.: Первый вопрос, да?

В.А.: То есть, нет, Вы понимаете, я ж говорю, что самое, вот я не знаю, почему-то мне запомнилось, что больше всего я рассказывал, конечно, в институте. Ну, во первых, понимаете, институт, как говорится, скажем так: там людей много, мягко выражаясь, ну как – не то, что интеллектуалы, но люди интеллигентные, значит, хотящие много знать и всё. Домой я приехал, я сказал: всё нормально, всё… Чего его там, чего пугать родственников. Да, зачем (смеется). Ну, а туда, естественно, туда я приехал и там я уже рассказывал нюансы. Там…

Н.К.: Можно и попугать.

В.А.: И то, и то, да. Я как сейчас помню, мне тогда, Наташа, ни слова не говоря, химию мне поставили «4» и я пошел (смеется). То есть, ну, преподаватель очень даже так, очень нормально ко мне отнеслась. И я говорю, что я почти на всех экзаменах, у меня все, вся сдача экзаменов начиналась… По-моему или начиналась, или заканчивалась рассказом о Чернобыле. Потому что тогда, ну я ж говорю, это было в начале июня, это, мягко выражаясь, всего полтора месяца после аварии, да?

Н.К.: Угу.

В.А.: И тогда это не очень еще, как говорится, ну, в скажем так, в тонкостях афишировалось. Это сейчас уже многие всё знают, как с рассказов очевидцев и всё прочее. А тогда это было, мягко выражаясь, ну, не то, что секретно, но очень не распространялось. Потому что ну авария там, всё такое, ну (смеется).

Н.К.: А скажите, а чувствовалось ли со стороны, ну, просто людей к Вам какое-то отношение особое как к человеку, который побывал в Чернобыле? Или просто…

В.А.: Наташа, ну нет. Среди вот, среди преподавателей чувствовалось, да. Ну а так – на работе нет. На работе, во первых, на работе этого не могло быть, потому что (смеется) там

Н.К.: Там все, да?

В.А.: Ну, не все, но многие, большая половина тогда у нас ездили туда. И как-то этот самый, ну, оно на улице, на улице я ж не напишу на груди, что я был в Чернобыле, вот. Нормально все было. И с друзьями нормально, ничего. Вот ну как – скажем так, ну не знаю. У меня друзья они все меня и раньше и теперь меня уважают. И ко мне уважительно что тогда относились, что сейчас. Нормально всё. Ну, я ж говорю, что для меня тогда важно было, честно говоря, не знаю, может для книги или нет, но институт для меня главное был. Потому что знаете, учится заочно тяжеловато. Это не сейчас, что как он сейчас рассказывают там…

Н.К.: Та ну, это не правильно.

В.А.: Да, да. А тогда, ну, я Вам говорю, что, извините, я хоть и заочник был, но диплом я писал сам. Нет, да – мне помогал преподаватель, всё. Там и всё, и чертежи мне помогали, честно говоря, чертить. Но, извините, но я докладывал сам и я знал о чем я докладываю, то есть я (смеется), да. Вот, так что тут… На счет уважения, говорю, что у нас отношение всегда было, ну, я ж говорю, что… Мне, честно говоря, по жизни вообще везет с хорошими людьми. Я очень, как говорится, доволен судьбе, что и на работе, и дома, и вообще везде всё.

Н.К.: А скажите, как Вы думаете, а почему эта авария стала возможной? Как Вам кажется: халатность или спешили?

В.А.: Наташа, я не хочу сейчас оценивать это самое. Это не…

Н.К.: Ну хорошо.

В.А.: Не, ну, у меня есть, конечно, мнение, понимаете. Мнение есть, потому что я говорю как: я склоняюсь к мнению специалистов. У меня и дома и на работе есть и фильмы, и это самое, откровение Легасова есть, и что, почему, как. Ну, я не знаю, понимаете…

Н.К.: Ну хорошо.

В.А.: Тут очень тяжело оценивать это. Да.

Н.К.: Ну вот тогда такой вопрос. Как Вы относитесь к тому, что, ну, сейчас молодежь, есть такая тенденция, интерес проявляют разные молодые люди, чтобы поехать в ту зону или на экскурсию или просто посмотреть. Как Вы думаете, это опасно, лучше этого не делать или пусть едут посмотрят, или как Вам кажется?

В.А.: Ну, Наташа. Честно говоря, ну как. Ну, мое мнение насчет интереса, ну, я, например, не знал, не знаю, что сильно туда молодежь рвется. Ну а смотреть что? А что там сейчас смотреть? Там посмотреть, действительно посмотреть поехать на Припять, да. На вот этот брошенный. Сейчас у меня и фильмы есть. Это у нас недавно ребята ездили. Я все никак туда не соберусь поехать, мне тоже было б интересно поехать, я поехал бы, понимаете. Ну, скажем так, вспомнить молодость, может быть, там или что, вот. Ну а так…

Н.К.: Да.

В.А.: А так конечно, говорю ж, что мне было б интересно, потому что я там был, понимаете. Мне очень интересно было посмотреть на Припять, посмотреть на Чернобыль, на Залесье, на эту школу, понимаете. Ну как, я говорю, я в фильмах смотрю – там бурьяны уже выше крыши растут и деревья уже на крышах повырастали. Ну, просто что действительно вспомнить, понимаете. Ну, просто у меня сейчас здоровья не знаю хватит ли на ночь или целый день, или целую ночь, допустим, сидеть в автобусе. Просто у меня со спиной нехорошо, вот. Ну а так, конечно, бы я, я б с удовольствием бы съездил. А вот, понимаете, чтобы туда молодежь… Ну, понимаете, сейчас молодежь… молодежь, честно говоря, я не знаю. Ну, у меня, вот, среди моих знакомых молодежь хорошие ребята, и девчата, и ребята все хорошие, всё, порядочные. Ну, Вы понимаете, просто сейчас, у них, может быть мне так кажется, ну сейчас немножко ценности другие, понимаете, у них. Мне, честно говоря, между нами, мне жалко сегодняшнюю молодежь, потому что, понимаете… Я от, у меня молодость, от почему мне нравилась, да. Может, я человек старой формации, от, но мне нравилась именно тогда жизнь какая, что человек тогда мог выбрать, понимаете. То есть, он или мог стать квалифицированным рабочим, он мог стать инженером, он мог стать ученым, он мог стать еще кем-то, понимаете. Ну от, ну, было… можно было что выбрать, понимаете. Если у человека есть какая-то мечта, какая-то цель – человек мог что-то сделать. Сейчас, ну, сейчас тоже, наверное, можно, но (смеется)… Вы сами знаете, почему. Сейчас можно всё делать только с деньгами. А если родители или этот самый, ну, без… не обеспечили, так скажем так, финансово, ну куда? Ну куда? Ну, можно поступить в институт, ну и? Ну а потом куда? У меня дочка закончила институт, сын закончил институт. Ну, дочка, честно говоря, с двумя детьми, она, мягко выражаясь, никому не нужна. Ну, я имею ввиду как работник, скажем так. Я просто прекрасно это всё это понимаю, но капитализм… Я ж говорю, я человек социализма, понимаете, ну, то есть старых, ну, старых норм жизни. К этим я еще, например, ну, учусь чему-то, но я пока еще не умею, меня не хватает.

Н.К.: Ну хорошо. Вот скажите, а как Вы относитесь к мероприятиям, посвященным памяти этим событиям? Ну, например, я помню, у меня в школе учителя рассказывали, там, 26-го. Считаете ли Вы это достаточным, может быть что-то нужно было бы другое что-то или как Вам кажется?

В.А.: Наташа, я считаю, я считаю, что об этом надо говорить. Надо говорить. И вообще вот, ну как от, и говорить тем более вот сейчас, вот в сегодняшнее время, вот именно, ну, скажем так, в капиталистическое, скажем, грубо скажем, в капиталистическое. Вы можете там перефразировать потом другим словом каким-то, но вот именно понимаете, об этом нужно говорить обязательно, обязательно. Почему? Потому что… и может быть даже, вот, Вы правы, перед этим вопросом, предыдущим вопросом, что и ездить туда надо, показывать, понимаете. Потому что человек должен знать, что может быть, понимаете. Если, допустим, война, я ж говорю, что это понятно, это ясно – это выстрелил, убил, застрелил, ранил, всё такое. Это кровь, это более-менее осязаемо, понимаете? А радиация, вот такая вот катастрофа – это не осязаемо. Точно так, вот я, допустим, просто слышал такие предложения, чтоб сделать, вот допустим, в 30-ти километровой зоне и могильники, и химические могильники там, и ядерные могильники, ну, типа потому что там никто не живет, можно делать, типа. Но товарищи, ну это ж всё абсурд, так нельзя делать. Зачем? Во-первых, Украину еще больше загаживать, начнем с того, а во-вторых… Ну, я не знаю, я лично противник всех этих химий и прочее. Я понимаю, что без этого нельзя жить. Но надо что-то выдумывать, надо что-то решать. Потому что, понимаете… А людям надо говорить об этом именно вот, именно со школьного возраста. Но не с первых классов, не с первых классов, конечно, а вот со старших классов, высшие учебные заведения – это надо обязательно говорить, именно рассказывать, то есть напоминать людям. Я б, я бы хотел, чтобы, допустим, чтобы на этих вот лекциях, допустим, выступали обязательно, обязательно те люди, которые вот именно, скажем так… Ну, если медики, допустим, они в медицинском институте должны…

Н.К.: Угу.

В.А.: …это все как-то, значит, ну, анализировать что ли, вот. А вот именно вот общее такое – это обязательно, допустим, должны быть строители, допустим, ядерщики, пожарные, значит, потом кто еще, значит, вертолетчики. Именно свои эмоциональные рассказы, понимаете, как это всё, понимаете. Ну, это нужно людям рассказывать, понимаете. Я ж говорю, за этот, за эту Припять, за этот мертвый город. Что может быть, понимаете. Оно, кажется – ерунда, а с этой ерунды, вон то же ж даже возьмем, я в интернете читал за эту Фукусиму, да. Вроде сначала так: та вода там вытекла. Так там оказывается тоже немаленькая авария произошла. Так это в стране, которая, ну, я считаю, так на несколько порядков выше и Украины там, значит, именно по системе безопасности, по, ну, по своей индустриализации, по своему, этим, умам, этим всем. Это у нас там начинается: то на разломе поставили, то там не ту кнопку нажали, то еще что-то, то еще что-то, то неправильно что-то там сделали. Ну, там же ж всё на автоматике, там такое все высшее-высшее, а вот видите как. А вот раз и на цунами и не рассчитали.

Н.К.: Угу.

В.А.: Понимаете как. А кто его знает, а он же ж сейчас говорят, что цунами есть такие, которые вообще могут всю Японию смыть. А у Японии этих атомных станций немеряно, понимаете. Вот почему говорю: надо вот именно, я считаю, что с юношеских лет, когда у человека формируется мировоззрение, понимаете, и он учится говорить не только «мама», ну, не так, что он начинает говорить «мама», а уже когда он (кашляет) начинает, значит, выбирать себе дорогу в будущее, допустим, где научится, чему, куда пойти, всё. Чтоб он знал, что если он, допустим, пойдет, допустим, в какие-то научные, значит там, круги, там, допустим, на физмат там, на химию, на еще на эту, на биологию, чтоб он знал, что значит. Надо, конечно, развивать и то, и то, и то, и то. Но надо знать и то, что может случиться. Это ж… Ну как, потому что, дело в том, что, я ж говорю, что Наташа, вот взять, допустим, кажется – небольшая авария. Может быть грубо возьмем – не на ту кнопку там нажали или не так что-то подписали, этот проект не там построили или что-то. Вот одна подпись, одно нажатие кнопки или один какой-то просчет, а сколько человеческих жизней, сколько судеб…

Н.К.: Угу.

В.А.: Сколько судеб, сколько земли изуродовано, понимаете. И какие ж земли, это ж не какая-то там пустыня Сахара или еще чего-то. Это ж плодороднейшие земли, это центр Европы, понимаете. Вот об этом, я считаю, нужно говорить. И говорить также ж, опять же ж не только о экологии там, об этой аварии, а говорить и о людях. Вот какие были люди. А вот сейчас, говорю, вот опять возвращаясь к теме, допустим, о льготах, о пенсии и прочее. Вот, говорю, а вот как сейчас, вот не дай Бог сейчас что-то случится, кто пойдет?

Н.К.: Угу.

В.А.: Кто пойдет?! Я на 99% уверен – пожарные пойдут. Наши пожарные, вот те, которые сегодня служат, ну, я надеюсь, по крайней мере, я почти что уверен, скажем так, что они пойдут. Они люди долга, понимаете. Они люди долга. Но другие, Наташа, я очень… Потому что строителей уже таких нет, понимаете. Понимаете, тогда был еще вот такой вот, знаете, как сказать, значит, такой патриотизм, такой был, такой, как говорится, как вот раньше говорили: партия сказала, надо сделать, понимаете.

Н.К.: Угу.

В.А.: Люди знали, что надо, надо это дело, понимаете, усмирить эту аварию, потому что ж она расползется вообще не знаю как. А сейчас, а сейчас, ну, я не знаю. Мое такое мнение, сейчас человек никому не нужен. Даже взять вот, как говорится, не для этой книги вообще, просто по жизни говорю. Я говорю, я вот взрослый человек, мне скоро, не побоюсь этого слова, 60 лет, да. Но я не знаю, кто кого убивает в Донецке.

Н.К.: Ну, там понятно.

В.А.: Да. Ну зачем это, это можно было решить как-то, я так надеюсь. Не могут они, давайте… Сказали б мне, я б пошел бы с ними разговаривать. Как-то надо найти консенсус, все ж люди умные, с высшим образованием. Ну почему говорю. Об этом, Наташа, об этом, надо говорить всегда и везде. Надо обязательно делать вот такие музеи, вот такие выставки, понимаете. Ну, я б тоже это делал, я к сожалению, как говорится, немножко себе соль насыплю на голову (смеется) – я мало этого делаю, ну, потому что я работаю. Если б я не работал, если бы мне, как говорится, ну, извините за банальность, платили нормальную пенсию, понимаете, естественно, я бросил бы работать, занимался чисто общественной работой. У меня, кстати, не у меня в смысле, извините. У нашей организации есть музей. У нас есть музей – 18 пожарная часть на 4-м этаже, очень богатый фотоматериал. Очень, значит, понимаете, что, ну, очень много материала, понимаете. Надо заниматься, но, извините за банальность, но мне некогда. Потому что у меня кроме работы, у меня есть семья, у меня есть внуки, у меня и прочее, и прочее. Но, с другой стороны, я тоже помню, что у меня есть больше 100 человек членов моей организации, потому что… которые тоже требуют и внимания, и, вот, как говорится, надо ему… Я же не пошлю Вас одну, допустим, к Зюбану или к Беридзе. Мне надо будет с Вами еще ехать, правильно? (смеется) Потому что вот. Ну, понимаете, ну надо, надо всё делать. Но объять необъятное очень тяжело (смеется).

Н.К.: Еще такой вопрос. Что бы Вы могли, я не знаю, какой-то опыт или квинтэссенцию, ну, из всего этого опыта высказать, например, будущим поколениям? Что можно было бы записать в учебник, которые прочтут, я не знаю, дети через 50 лет или через сколько-то, чтоб они, ну, я не знаю, какую-то, ну… Многое ж со временем забывается, правда?

В.А.: Ну да, конечно.

Н.К.: Что-то, чтоб не прошло зря, чтобы они это учли. Что это важное, что, может, нужно помнить или что-то, что нельзя забывать. Что-то такое могли бы Вы высказать.

В.А.: Наташа, Вы знаете, после Ваших слов у меня…

Н.К.: Аж страшно, да? (смеется)

В.А.: Нет, нет. Ну, напрашивается банальный ответ, значит там: беречь друг друга, там и пятое-десятое. Ну, Наташа, я б что, допустим, сказал по, если, вот, для будущих поколений, вот для таких вот как мой внук. Мне бы очень хотелось, чтобы люди, вот которые придут после нас, думали, говорю, самое главное о других, о других. И жили этим. Вот так, ну, как сказать. Мне хочется сказать слова из Библии, но об этом все знают, но мало, не всегда помнят, да. Но, значит, надо беречь друг друга. Понимаете, вот всё, что человек делает, что бы он не делал – начиная от забивания гвоздя, допустим, чтобы он думал, там ли он его забивает, или при строительстве, допустим, ну я не знаю. При посадке дерева, чтобы он опять же подумал, а не повредит ли оно кому-нибудь, допустим. Ну, я уже, это я по мелочам, я не говорю за атомные станции, вот (смеется). Ну, вообще просто, понимаете, чтоб… Ну мне кажется, надо думать, думать о других. Вот тогда, вот тогда у нас не будет ни Луганска, ни Донецка, ни Чернобыля, понимаете. Ну а, понимаете… Я считаю, допустим, в том же Чернобыле, очень, может, мое такое, как говорится, эксклюзивное мнение, что там, может быть, даже еще многое сыграл случай, понимаете. Что, как говорится, случайное стечение многих, ну, некоторых, скажем так, неконтролируемых мероприятий. Ну а для людей, говорю же, от случая никто не застрахован. Ну а люди, если они будут думать о других и о своих поступках, оценивать их со стороны, мне кажется, это будет, понимаете, вот. Я говорю вообще надо жить, вот жить для других. Вот когда человек будет думать не о себе, а о других, тогда будет… И не только о своих, не только о своих и детях, допустим, и внуках. Вот я украду миллион, вот только для моих, да? А другие – та, понимаете. Ну а тут, ну не знаю. Не, если б я подумал, может я Вам что-то еще другое сказал, понимаете (смеется). У меня часто приходят умные мысли и всё. Ну а так, особенно, когда у меня… Вот, не буду продолжать.

Н.К.: Спасибо.

В.А.: Все, пожалуйста, Наташа.