Аудио №1

Наталия Козлова (Н.К.): Итак, сегодня у нас 24-е октября 2014-го года, находимся мы в помещении Союза Чернобыль, беру интервью я, Козлова Наталья у, представьтесь пожалуйста

Виталий Селюков (В.С.): Селюков Виталий Сергеевич.

Н.К.: Очень приятно. И первый мой к Вам вопрос, он достаточно обширный, это вопрос-просьба, просьба рассказать историю Вашей жизни, вот что считаете нужным, можно с самого начала: где родились, кем мечтали быть, а потом и так далее.

В.С.: Ой, лучше, лучше не надо.

Н.К.: Ну, может быть в двух словах, как-то вкратце, чтоб.

В.С.: Ну, будем так говорить, вот если бы мне сейчас кто-нибудь сказал, что вот я сейчас правозащитник – есть такая профессия людей от Родины защищать – вот и кто бы мне это сказал, когда я учился в музыкальном училище и хотел стать дирижером симфонического оркестра, я бы сказал: «Ты о чем?» И мне сейчас будет звонить человек, который только что сказал, освобождается из лагеря и практически в (непонятно). Я бы не понял о чем речь. Ну, после, то есть, сначала музыкальное училище, так сказать, интеллигентный мальчик, потом всунуло жизнь, потом еще через Чернобыль, потом еще. Ну, в общем, будем так говорить, веселуха. У нас, как говорится, дважды рядовой советской армии, трижды незаслуженный еврей Советского Союза, ну (смеется) в общем, можно перечислять, вот значит. То есть, тут, то есть… лучше не надо, тем более уже мемуары почти готовы. Первая часть, кстати, «Дневник одного месяца».

Н.К.: Хорошо, а, а чем Вы занимались до Чернобыля. Вот как Ваша жизнь происходила?

В.С.: Та что, ну вот учился, потом как раз из армии вернулся, поступал, не… провалился первый раз, потом, значит, пошел на завод работать и как раз вот работал в инструментальном цехе, меня призвали на Чернобыль.

Н.К.: Угу. А как это проходило?

В.С.: В смысле? Ну, 4 мая, как сейчас помню, было, Пасха.

Н.К.: Угу, в 1986 году?

В.С.: 1986 год, Пасха. Значит – звонок в дверь. Ливень кстати был, самый первый ливень вообще в весну был. Вот такой настоященький, жесткий. Ну, стоит пьяное отродье никакое, сует мне с… повестку – распишись. Расписался, смотрю: через… в течении часа явится во Дворец Пионеров с вещами. Ну, я человек, как говорится, армию проходил, называется, ну что – щелкнул каблуками, бросил там какую-то непонятку в рюкзачок маленький и фть… и туда. Погрузили ночью, значит, уже ночью выгрузились мы на Савинцах, на следующие… на следующее утро мы уже были в пожарном батальоне.

Н.К.: Угу. А Вас как-то предупредили, куда Вы едете, что?

В.С.: Нет, никак.

Н.К.: Никак.

В.С.: Никак. Ну, если есть приказ, ну я человек военнообязанный, то есть рядовые не рассуждают. Получена з… команда взять высоту – вперед.

Н.К.: Угу, а Вы на тот момент уже знали, что случилась в Чернобыле?

В.С.: Неа.

Н.К.: Нет.

В.С.: Абсолютно.

Н.К.: То есть никак.

В.С.: Вообще никак. Я в это время как раз работал в… где под Харьковом строили, достраивали мы, ну от завода, послали, достраивали какой-то дом отдыха. То есть, отрезаны от всего, слава Богу, все нормально, все хорошо. Тут вот я возвращаюсь, буквально… как раз выходной же был – Пасха. Ну, и что, и опа – приказ. Ну, приказ есть приказ. Причем скажу даже хуже, дело в том, что вот скажем, вот то есть пожарного батальона, у нас из отделения 4 человека, один может быть был пожарник. На самом деле все были в основном штабисты. То есть, я то, у меня тоже штабной ВУЗ. Ну, а вот в чем дело, дело в том, что штабисты быстро соображают, нас за 3-4 дня подготовили так, что вот я даже сейчас могу машину на водоем развернуть.

Н.К.: (смеется)

В.С.: Это я, музыкант оркестра. То есть я вос… в армии 2 года служил в музыкальном, музыкантом в военном оркестре. Ну, натренировали так, потому, что, ну, штабные быстро соображают. То есть тот, кто это писал, тот понимал, о чем речь. Вот и 9, значит 9 мая, не 8 мая мы уже сели в… колону и 9 мая мы «взяли Киев», то есть «зеленой» улицей мы просвистели через Киев, первый раз Киев увидел, проездом. Ну, вечером, 9 мая уже въехали в зону, в Иванково. Ну всё, попадали спать наконец-то, потому, что ну очень неудобно ехать, ну еще ж и ночевали в креслах. Это кошмар.

Н.К.: А где, а где попадали спать?

В.С.: Иванков, у нас база была на Иванкове, вот, выставляли… Дело в том, что тут же ж получилось. Сначала значит, пожар восемь… первый пожар приняла на себя сначала пожарная команда станции, потом подтянулись туда район Чернобыльский, то есть полностью Чернобыльский район оказался без пожарников. Полностью. Поэтому, на нас была, как говорится, двойная задача: пожары на районе Чернобыльском и работа на станции. То есть мы выставляли караул и там еще службу на станции несли. Ну, и 28 мая мы еще тушили (смеется) 2-й пожар, так получилось. Вот то есть, в общем-то, нормальные будни, что, война есть война.

Н.К.: Угу, а спать Вас уложили в палатках или…?

В.С.: Не, палатки, палатки, сначала мы в палатке. Потом бросили брезент, попо… значит какой-то там то ли матрац, ну, короче говоря, попадали спать. Просто попадали ни на что, почти сутки ехали… Ну, это отвратительное впечатление от, об этой поездке, в смысле, ну… то есть когда мы распрямились и просто легли спать это было счастье (смеется). Ничего, в следующий день, у нас старшина был, ой, какой классный у нас был старшина. Он поехал куда-то, договорился, сделали палаты, то есть. То есть, мы уже спали, то есть на 2 сутки мы уже спали комфортно. То есть, все, значит, сделали доски, еще хвоей постелили, вообще шикарно. Тут еще поставили буржуйку, потому, что все-таки май и будем так говорить, вот у нас именно условия проживания и отдыха были комфортные, безусловно, никаких вопросов.

Н.К.: А помните ли Вы свое первое впечатление или ощущение, когда Вы въехали туда?

В.С.: Не… нет, особенно, то есть очень, очень хотелось спину распрямить, это ощущение…

Н.К.: А, вот так (смеется).

В.С.: … только одно (смеется).

Н.К.: Ну, например, Вы ж тогда не особо знали об аварии, обо всем, да. И вот тут приехали и увидели какую-то визуальную картинку, вот помните ли Вы, какие были мысли первые или что-то…?

В.С.: Никаких, ни… ни…

Н.К.: Вот как Вам это объяснили или…?

В.С.: Не, ну объяснили нам еще в Савинцах: ребята, вы едете в Чернобыль. Там у, вечером, по-моему, только с кем… то ли истерика была, то ли кто-то пытался зашланговать, вот. То все, все остальные как-то сразу восприняли: ну Чернобыль так Чернобыль.

Н.К.: А, то есть Вы уже были морально готовы к тому, что увидите.

В.С.: Ну да, безусловно. Да, то есть практически, будем так говорить, тут я с местными говорил, так вот это, 26 апреля для них было, вот они вспоминали войну, эвакуация была страшная. То есть народ пёрся на чем попало: от подлодок до машин, то есть они просто тикали оттуда. То есть чисто как от немцев (смеется). Вот это, вот это я с местными переговорил, то есть: «Ну, что ребята, как оно было». То есть я больше интересовался, как говорится, как местные на это дело все смотрели, вот. Никаких особых таких этих, жутких ощущений там, привидений во снах не ходило, потому, что было чего… То есть как только работаешь руками, работаешь головой, сон нормальный.

Н.К.: Угу. А в чем конкретно заключалась Ваша работа?

В.С.: Ну, я же говорю, пожары тушили, каких только не тушили: верх… и лесные тушили, и торфяные, самые отвратительные. Я помню, провалился в торф по пояс (смеется).

Н.К.: И что ж Вы делали?

В.С.: А что, вертикальный взлет, (смеется) я ж даже не понял, как я уже стою на земле. Ну, потому, что он же ж обгорает, это… не заметил – бах по пояс в торфе, ну в смысле в пепле. Он же горячий, зараза (смеется). Я ж не понял, как я (смеется) оттуда вылетел. Вот, значит, ну и 28 мая, как раз на Полесском стояли, у нас как, значит, Иванково у нас была база, на Полесском у нас была промежуточная и караул мы выставляли непосредственно в пожар… в ВПО Чернобыля. То есть как раз штаб был. Ну, вот, ну, то есть 28… все нормально, все, никаких особых, 28 мая правда мы вот это, только Харьков знает о пожаре в кабельном тоннеле. Я случайно в 9-м году как раз зашел, узнал, оказывается 6 орденов Красной Звезды, всем рядовым медаль «За отвагу». И генерал-майор, кстати, он сейчас область возглавляет, я там с гитарой пришел, там зашельнуть, чис-чисто посидели, как раз ну, на Старый новый год, как сейчас помню, на 14 января. Посидели, я там кое-чего напел. Он говорит: «А ты свою медаль «За отвагу» получил? – Не, – говорю, – Та, – говорит, – ладно». Все что мол … в этом…

Н.К.: Вам плохо? Водички дать?

Аудио №2

Н.К.: Так, продолжаем.

В.С.: Да, вот так первый раз мы мимо торфяного пожара просто проехали. Ну, такой маленький, легкий дымок стелется, как будто потухший костер. Дело в том, что он же ж горит внутри, кислорода нет, он тлеет-тлеет-тлеет, то есть вот это все истлевает, то есть его не видно, что он пожар.

Н.К.: Ничего себе.

В.С.: А как только лупасишь его, скажем, в… струей, то есть ты сбиваешь пепел, попадает кислород, он наоборот начинает пыхать.

Н.К.: Ух-ты, ничего себе.

В.С.: То есть, начинает быст… то есть не видно где, то есть, скажем, 2-3-4 шага – бах, я по пояс в горящем пепле (смеется).

Н.К.: Вы ж испугались, наверно.

В.С.: Не успел.

Н.К.: А, понятно. Не успели (смеется).

В.С.: Так, я уже, то есть, тут чисто щелк, щелчок, вертикально, не знаю, как там, я честно, я стою на земле, все (смеется).

Н.К.: Угу, слава Богу, да (смеется). Пронесло.

В.С.: Типа да. Вот, значит, то есть вот это самое отвратительное. Низовой пожар тоже кошмарик. Что это значит, скажем, вот, вот первый раз низовой увидел – змея огня, вот такая змеечка огня, вот так вот ведет по всему лесу. То есть, горят только хвоя.

Н.К.: Ух…

В.С.: Причем так, машину туда не втащишь, начинаешь лопатой. Засыпал-засыпал, идешь дальше, оборачиваешься сзади, змейка сзади.

Н.К.: И что ж Вы сделали?

В.С.: Низ-низовой, практически потушить нереально. Ну, что вот это ж кидаешь, сколько можешь, а потом, как сейчас помню, в каком-то низовом пожаре, вдруг… То есть мы тушим, тушим, вдруг сигнал: срочно всем экипажам покинуть зоны. То есть выброс пошел.

Н.К.: Ух.

В.С.: Мы там что-то это самое: «Бегом, блин, по машинам». Вззьььь.

Н.К.: То есть в зоне периодически возникали пожары, и Ваша задача заключалась в том, что бы их тушить?

В.С.: Да, да, тушили пожары, мы выставляли караулы на станцию, там, то есть, скажем, откачать что-то там, то есть. Вот, а вот 28-го мы тушили еще и пожар в то… кабельном тоннеле. Это от пульта управления до 4-го реактора начал дымится кабель.

Н.К.: Оооо, Боже. Ничего себе.

В.С.: То есть могла лупануть вся станция. И нас в полчетвертого подняли и бросили. Это как сейчас помню, 2-й взвод пожаротушения с момента прибытия, с 9 мая стоял в, в резерве. Как говорится, уже устали от этих резервов, потому, что ну… Их как оказалось, держали на сам… на всякий пожарный случай и он таки произошел.

Н.К.: Ну да (смеется).

В.С.: Причем, как сейчас помню, ну у меня это, кстати, в мемуарах написано. Я хотел… да.

Н.К.: Ничего, тогда хотя бы в 2-х словах, да.

В.С.: Мне некогда… Вы у Толика спросите, у него есть. Он, кстати, прочитал, говорит, потом звонит мне: «Ты – говорит – трам-тарам-там-там…», благословил меня матюками, говорит: «Слышишь, ну мне ж пить нельзя, я ж прочитал твои мемуары, как будто вот реально вот, вот в ту саму ситуацию попал (смеется)». Ну, я же дневник вел, а потом оформил.

Н.К.: Значит талантливо пишите (смеется).

В.С.: Та не без того. Вот, говорит: «Я, мне ж пить пришлось, – говорит – две бутылки пива выпить». Ну, вот реально, как, как там же побывал. Вот, значит, поэтому нас всех бросили и вот, значит, один паренек из наших, там, значит, как – каменный тоннель и выворочена плита. Себе вбегаешь, в ночь как говорится, всё, фонарик на цели. И вот вывернутая это эта плита и оттуда дым идет. А кабель, ну вот такой, от размером с голову. И там вот в… тоннеле тех несколько. И вот оно все задымило. И вот один паренек этот не увидел вывернутую плиту, он упал, и пролетел, и еще ноги сломал и попал в…

Н.К.: О Боже…

В.С.: …в воду, которой тушили первый пожар. То есть я знал, что практически дали два, то есть когда уже все случилось…

Н.К.: Ну, его достали?

В.С.: Ммм… Достали, так да… Да его, паре… бр… Туда еще один наш полез, достал его, на себе вытащил, причем это практически нереально.

Н.К.: Боже мой, это героизм…

В.С.: Та не то слово, причем я знал, что дали 2 ордена вот этому, который упал, потому, что через полгода от лучевой болезни… ушел.

Н.К.: Ах, понятно, да.

В.С.: Ну, посмертно, практически, никто не… И дали нашему командиру, майору Блудову. Но я не знал, что 6 орденов, и то есть, мне, как говорится, в 2009 году только оста… открылось, что в действительности там говорится, на весь взв… 2-й взвод было достаточно наград. Ну, где-то еще бегает моя медаль, вот. И вот, вот это я знал. То есть потом еще пожары выставляли на… ст… выставляли на по… на пожарную службу на Чернобыль, и 7 июня уехали. То есть 9 мая мы въехали, почти месяц пробыли, 7 июня мы поехали домой.

Н.К.: Угу, а была ли тогда у Вас уже семья, дети…

В.С.: Уу-уу.

Н.К.: Нет (смеется)?

В.С.: Уу-уу, уу-уу, не було.

Н.К.: Понятно. А как Ваши родные, близкие отнеслись к вашей командировке?

В.С.: Они не знали.

Н.К.: Не знали?

В.С.: Нет… я н… я, ну даже не знал.

Н.К.: А, ну, да-да-да.

В.С.: Мне повестка, я щелкнул каблуками и пошел, никаких вопросов.

Н.К.: А когда приехали, наверно проявляли какое-то любопытство, интерес, то, что Вы там были. Не все ж там были (смеется).

В.С.: Некогда было. Я-то… опять у… ф… начал готовиться-поступать, опять провалился.

Н.К.: А...

В.С.: На следующий год только поступил.

Н.К.: А, понятно. То есть у Вас была задача скорее поступить в ВУЗ, быстрее…

В.С.: Ну, да-да-да, поскольку 7 июня, то есть и время было в ограниченном и я – фть. То есть, некогда было вот этими всеми переживаниями заниматься (смеется).

Н.К.: А, ну понятно (смеется). А скажите, пожалуйста, а те люди, с которыми Вы там работали, Вы их знали раньше или Вы там познакомились?

В.С.: Познако… практически со всеми познакомился там.

Н.К.: Ничего себе, и как, потом после этого дружили или только разъехались…

В.С.: Еще и как, во. Напарник мой…

Н.К.: Дружили.

В.С.: … да, Олег, Олег Малышев, «Малыш» – во парень, Пашка Печной. У нас-то вообще был гусарский коллектив.

Н.К.: Что значит «гусарский коллектив»?

В.С.: Ну, я не знаю, что-то так сложилось, значит, значит: Паша – корнет, я у нас… сейчас подождите, подождите… А, я ж у нас получил поручика Ржевского (смеется).

Н.К.: Ух-ты. Это, это Вы так друг другу…

В.С.: Да…

Н.К.: …так сказать, распределили звания.

В.С.: Да, штаб… штабс-капитан, Пашка Печневский – корнет, вот, значит я – поручик Ржевский. Я просто там, 2 анекдота рассказал и после этого получил поручика (смеется).

Н.К.: (смеется) Понятно. Ну, после этого вы как-то созванивались, да, встречались где-то?

В.С.: Мы посто… дело в том, что… будем говорить так, у нас с «Малышом», мы постоянно поддерживаем контакт. А Паша Печняк, я сидел, принимал народ на Фрунзенском районе, а тут он заходит. Ой, что это было. (смеется) Братание под такую вещь, что все кости трещали. А у него там брат умер и он в наследство вступал, иии, а я там, на юридической консультации был в домовом комитете и… ну, то есть… нормально. Вот, то есть всех остальных, ну, то есть…

Н.К.: То есть до сих пор встречаетесь с ними?

В.С.: Безусловно.

Н.К.: А что обсуждаете чаще всего, когда встречаетесь?

В.С.: Та, особых, особенных, так сказать, не… То есть, слава Богу, что живые, слава Богу, что встретились…

Н.К.: Да.

В.С.: То есть, ну это, это просто нормальная…

Н.К.: Житейское скорее…

В.С.: Нор-нормальный, мужская пьянка.

Н.К.: А, понятно, мужская пьянка (смеется).

В.С.: Без особых…  26 апреля, скажем вот все… все… Все кто наши, все, как говорится, слазятся: привет-привет, наливай.

Н.К.: Понятно. А скажите, пожалуйста, ну, я не знаю, может, помните Вы, может – нет, как в то время общество вообще воспринимало эту аварию? Они… осознавали ли люди все происходящее или скорее нет?

В.С.: У-у, нет. Без… они и сейчас этого не осознают. Тут я с Толиком беседовал, так вот Европа больше понимает, что наши парни сделали в 1986. То есть собой практически прикрыли. А эта, эта территория до сих пор нам по… по фарам.

Н.К.: То есть, если говорить, сделали ли какие-то выводы, скорее нет, да?

В.С.: Никаких, никаких вообще.

Н.К.: Ну, да, к сожалению. А как Вы думаете, а почему так сложилось, что такая авария стала возможной? Ну, у многих людей разные версии: некоторые считают, что это просто, как сказать…

В.С.: Диверсия типа?

Н.К.: Кто-то говорит диверсии, кто-то говорит, что это спешка, которая была, как, в Советском Союзе частым явлением, все спешили, что-то не учли, кто-то считает – что халатность. Вот как Вам кажется, в чем может быть?

В.С.: Я… дело в том, что… дело в том, что я ж… предположениями не, не… дело в том, что я, я ж юрист.

Н.К.: Угу, а, понятно.

В.С.: Меня на это учили, поэтому я пока не из… обладаю фактажом, я ничего не предполагаю.

Н.К.: А, то есть…

В.С.: А фактических данных у меня нет практически.

Н.К.: Ну, понятно.

В.С.: Поэтому, я не лезу туда, куда не лезется.

Н.К.: А как бы Вы оценили, ну… ликвидированы ли все последствия или как, как Вам кажется, уровень…

В.С.: Сегодняшней защищенности?

Н.К.: Да.

В.С.: Не, на самом деле, сейчас как раз более опасная ситуация. Потому, что, что делается в саркофаге, никто не знает.

Н.К.: Угу. Потому, что, например, знаете как вот, среди молодежи возникают там идеи поехать на экскурсию. И есть такой вопрос, можно ли туда вот ехать или лучше не надо?

В.С.: Лучше не надо.

Н.К.: Ага, то есть скорее так.

В.С.: Не, лучше не надо, потому, что я говорю, что происходит в саркофаге никто не знает. Потому, что там количество ядерной энергии, которая бродит сама по себе… То есть и опа… плюс опять-таки что такое радиация – это же серьезная вещь.

Н.К.: То есть скорее бы не советовали?

В.С.: Не-не-не, Боже сохрани.

Н.К.: А вот если бы было можно, если было все хорошо, вот если так представить себе, вот скорее с эмоциональной точки зрения, Вам бы хотелось побывать в тех местах, где Вы тогда были или скорее нет?

В.С.: Нет, смысла не имеет.

Н.К.: Ага.

В.С.: Я там побывал, я все это посмотрел, то есть: «Смысл, доктор»?

Н.К.: Угу, понятно. Не, ну…

В.С.: Удовольствия мало…

Н.К.: Не ну, но некоторые, некоторые говорят, что вот интересно было посмотреть, как там уже сейчас. Некоторые говорят, нет…

В.С.: Не-не, смысла не имеет. Дело в том, что те, которые хотят посмотреть, они просто альтернативы не имеют. А я, скажем, на Кавказе был, на Тянь-Шане был, меня туда вот больше тянет, чем вот это вот, извините, вот эту «долину хлебательств» непонятной радиации.

Н.К.: Ну да. Понятно. А что Вы думаете по поводу мероприятий, посвященных памяти этим событиям? Как Вам кажется, как лучше было бы, я не знаю, отразить, что бы общество помнило или там, ну, я не знаю, дети помнили, как, как Вам кажется? Или может быть то, что, например, может быть достаточно бесед в школе или недостаточно, как Вам, вот, видится? Ваше мнение.

В.С.: Та будем так говорить, будем так говорить, скажем, пригласить кого-то, скажем, если бы в…  тут, так как это было, скажем в Союзе, когда приглашали людей, которые реально воевали, как это было, они рассказывали. Причем рассказывали простыми словами, это более как-то, вот  когда видишь человека и когда в… идут его воспоминания, как вот, как моего отца, скажем – в 41 принимал бой, как говорят, 22 июня. Первое ранение в ногу получил, когда топил немецкий десант на Балтике, а потом в штыковом бою спас кого-то местного, то есть веселуха. А потом мина – тяжелейшее ранение, то есть нога, голова, живот, то есть практически, будем, так говорить  после 41 он не воевал. В 43 только, говорит, в Саратовском госпитале, когда он попросил моченых яблок, поел и понял что будет жить. То есть там веселуха была. Ну, там тяжелейшая контузия и все такое прочее.

Н.К.: Ну да, много людей конечно пострадало…

В.С.: … понял, когда видишь же… То есть, то есть в этой ситуевине понимаешь, что во-вот человек, вот он рассказывает, вот то, что он прошел. Это как-то более зримо. А все остального…

Н.К.: Скорее личный, личный какой-то контакт важно…

В.С.: Да-да-да, то есть что… то есть, чтоб люди понимали и видели. Ну, и конечно вот, вот эти вот сборнички, то есть будем говорить, небольшие сборники, которые хорошо оформлены и будем говорить, вот есть такая формула: «Мало слов и много мыслей». То есть кра-кратенько, вот это, вот это, вот так, вот так, вот так, скажем, какие последствия – вот эти, вот эти, вот эти, вот эти, чтобы, как говорится, разнообразно, но очень жестко по информационной насыщенности, потому что сейчас это имеет особую ценность. Не вот это, не щелкать там словами, а вот каждое слово на вес золота.

Н.К.: Четко и конкретно.

В.С.: Угу.

Н.К.: А скажите, пожалуйста, а что Вы думаете, было бы полезным передать потомкам. Вот, например, в учебниках сейчас, ну, сейчас уже мало осталось людей, которые воевали во время Второй мировой войны и то есть каждого не пригласишь в школу. И, например, будет, ну дальше как бы время идти и родятся еще дети, которые смогут об этом прочесть только в учебнике. Вот как Вы думаете, что нужно было бы вот, может быть кратко как-то записать, чтобы отражало какие-то, я не знаю, может быть что-то, о чем нельзя забыть, ни в коем случае не нужно забывать, что-то, о чем важно помнить, что это может быть?

В.С.: А я бы так сказал, будем так говорить, вот остался еще последний шанс, практически, вот у всех живущих, вот взять и поп… и на коленях умолить написать мемуары. Любым стилем, каким… то есть, непосредственно то, что Вы видели, ребята. Вот этот, вот все, что вы видели, вот у меня, скажем,  соседка, так вот она, будучи подростком, она гнала скот от немцев через всю Европу за Урал. Вот и тоже, тоже, переживание это подростка, скажем, 13-ти или 14-ти лет и вот это, представьте себе, вот это она гонит и там же стада сумасшедшие и вот эти вот дети, которые практически от немцев уводят скот.

Н.К.: Ну да.

В.С.: Это, это ж… И, и то… и это, и проживание в, вот, на территории… то есть как, как это было. И потом обратно как они гоняли, как они попали вот, я говорю: «Тетя Маша, я тебя прошу, давай я буду записывать». Потому что, ну, потому что, ну сумасшедшей ценности вещи, когда человек сам это все проходил.

Н.К.: А вот исходя из Чернобыля, вот на примере такого, вот что можно было бы в такой вот учебник записать важное? Может это вывод какой-то?

В.С.: Не-не-не, то есть учебник… учебники здесь не конают, здесь именно сборник воспоминаний. Вот это было бы ценно.

Н.К.: То есть потомкам оставить сборник воспоминаний?

В.С.: Да-да-да, вот, вот именно так, как это было. То есть без всяких там оценок, а вот именно: ребята, смотрите – вот, вот, вот оно фотография того, как это может быть. То есть человек, как говорится, настолько уже возомнил себя всесильным, что он делает саму природу против себя опасной. То есть, что-то не доучли, что-то ну, не доделали – хлоп, пожинайте ребятки. А это ж ну его нафиг.

Н.К.: Ну, да.

В.С.: Потому, что радиация, она ж, так или иначе, все равно возымеет. Ну, тут же ж еще один момент, который мало кто знает, дело в том, что мы сами по себе мутанты.

Н.К.: Уууу…

В.С.: Вы немножко не в курсе. Ведь дело в том, что самые первые человеческие орудия, это как историк говорю, найдены где? Олдувайское ущелье – Южная Африка, кстати, откуда родом, собственно говоря, все человечество. Но дело в том, что Олдувайское ущелье, дословный перевод «Старый путь» – это раз… самый глубокий разлом в земной коре с выходом урановых руд почти на поверхность. То есть, мы сами по себе мутанты. То есть, когда начали, когда обезьяны пошли в люди им это еще и радиация подогнала немножко.

Н.К.: Ну…

В.С.: Поэтому, в этой ситуации радиация, она, как говорится, двойного… уровня влияния. То есть, с одной стороны, да – она там что-то может угробить, а что-то она наоборот – подгоняет. Поэтому, так просто на нее, скажем вот так – для меня, который прошел, слава Богу, второй пожар на ЧАЭС, я знаю, что это такое. Для меня самое страшное, когда радиационный фон начинает колебаться. Когда он стабильно высокий или стабильно низкий – у меня нормально. Но когда начинает прыгать – всё, голова поехала. Вот это самое страшное. Колебание радиационного фона, а не высокое, высокое или низкое. То есть, радиационный фон у нас постоянный есть от солнца. Как говорится, дети солнца, мы никуда от этого (смеется) не денемся.

Н.К.: Ну да, можно хоть приспособиться, а когда…

В.С.: Да, а вот когда начинаются колебания – оно заколебается (смеется) вот здесь.

Н.К.: (смеется) Понятно. Ну, спасибо или Вы хотите еще что-то?

В.С.: А… та собственно говоря, я говорю, что вот у меня, я говорю, что у меня, слава Богу, мемуары уже – «Хроники пикирующего правозащитника» 1-я часть и «Дневник одного месяца», кое-что из того, как это было. То есть как, то есть там я практически, ну, ну, дурная привычка постоянно: если я или читаю, если нельзя читать – я начал писать дневник, как оно было. То есть, практически посуточно. Вот это забрали 4 мая, да-да-да и потом я его художественно оформил и показал же ж Толику Губареву, слава Богу, известная личность, да?

Н.К.: Ну, да.

В.С.: Так он говорит: «Виталик… Виталик, что ты это… мне ж пить нельзя!»  (смеется)

Н.К.: Отлично. Спасибо.