Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас 23-е сентября 2014-го года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я, Козлова Наталья у, представьтесь, пожалуйста.

Геннадий Стрефанов (далее Г.С.): Стефанов Геннадий Ильич.

Н.К.: Очень приятно. И первый мой вопрос к Вам, вопрос достаточно обширный, вопрос-просьба рассказать историю Вашей жизни, вот что считаете нужным.

Г.С.: Ну, начну. Родился я в 1945 году, 9.9. во Владивостоке. В 49-м году мы переехали сюда, хоть мы, мои родители, отец был, служил там во время войны. Его туда забрали, а потом там женился и переехал сюда. Я как уже здесь жил, как украинец считаюсь. Школу окончил 11 классов. Занимался спортом, на соревнования ездил. Мечтал, конечно, поступить в высший, в институт по физкультуре. Ну, получилось так, что забрали в армию, попал в Германию. Служил под Берлином в пожарной части, в войсках, в пожарных войсках, в общем.

Н.К.: Угу.

Г.С.: Получилось хорошо. Как спортсмена меня сразу приняли, занимал первые места и там, и на объединении, первенство групповое с Германии, кандидат в мастера спорта, по пожарному спорту. Готовились, конечно, выступать на первенстве СССР, но получилось, получил травму и не пришлось – тяжелую травму, во время тренировки. Демобилизовавшись, пошел работать. Учился, работал, уже думал, профессия пожарного не пригодится мне.

Н.К.: Угу.

Г.С.: Как-то вспоминаешь там по фотографиям друзей, вот. И вдруг 86-й год. 3 июня 86-го года пришла повестка: срочно утром с вещами на сборы. И вот мне попало тоже пожарное дело – 2-й пожарный батальон. У нас 1-й был пожарный харьковский батальон, который был в мае и по 3-е июня, а мы их меняли. На случай ядерной войны был пожарный полк для защиты Харькова от пожаров, на случай ядерного нападения. И вот наш 2-й пожарный батальон прибыл в Савинцы, 3 дня мы там пробыли, переоделись, рас… потренировались и приехали в Чернобыль. Заменили там 1-й пожарный батальон и сразу же заступили на усиление в этом, на усиление пожарной команды. Потому что ожидали, думали, может взрыв произойти. Реактор еще не знали, какая температура: поднимается, нет. Поэтому там был Одесский пожарный батальон, Киевский, Тернопольский – там много – Житомирский. И были как бы на, на иголках: все время сидели, ждали. Ну, когда уже туда пустили, узнали, что температура не повышается, нас получилось, дали специальное правительственное задание для ликвидации пожаров, всех пожаров, которые были в 30-ти километровой зоне.

Н.К.: Угу.

Г.С.: Потому, что Норвегия, Швеция, Финляндия объявили протест. Радиация разносилась. Горели торфяные поля, лес, торфяные поля, болота вот эти, торфяники, в общем. Вот это нас туда бросили. Вот такие вот дела. И начались у нас, конечно, тогда еще были пожарные части, там был командующий с нами, генерал-лейтенант… забыл, сейчас. И был такой случай: мы только заступили, первый раз были, мы стояли в Иванково, часть туда. Заступили первый день, потом через день еще раз заступили. И вот, во время, когда были в лагере, а собрали ж трактористов, колхозников – понабирали неспециалистов. У нас специалистов было мало в пожарном батальоне. Я был командиром отделения боевого расчета, который служил в пожарных войсках, участвовал, ну знает, что это такое. И мы тушили там, были загорания и с водой, и подвалы, и помещения разные воинских, в воинских частях. Ну, а начали готовиться, сюда ехать, ребята расслабляются. Говорю, начали, построили, а там мы ж стояли на речке Тетерев.

Н.К.: Угу.

Г.С.: И давай же ж тренироваться – это ж пожар, это ж сложное дело. «Ребята, – говорю, – кто, что знает, как?» Та никто ж не знает до машины как подойти. Ну, а как же, надо ж… Там нашелся лейтенант, ну, командир взвода. Давай посмотрим машины, давай же научимся воду забирать, как подавать, боевое развертывание делать, тушить, делать как бы имитацию пожара. Ну, они сразу: о, служака, говорит, медаль хочет заработать. «Да, – говорю, – вы еще не знаете, что такое пожар, потом будете говорить». Ну, я, меня так это насторожило, говорю: «А покажите, как развернуться, как подойти, каким номером работать». Там же ж каждый свое должен выполнять – дело решают секунды. А в пожаров тем более – все выбегают, а тебе надо на это место бежать. Ну, поделали боевые расчеты и тут вдруг заступаем на дежурство. Дежурим по 2 часа возле машины, чтоб никто не раскомплектовал, потому что…

Н.К.: Это в зоне было, да?

Г.С.: Нет, это не в зоне. В Иванково мы стояли.

Н.К.: А, угу.

Г.С.: Батальон стоял за зоной, а туда ездили на задания. А в пожарной части помогали им, потому что на вызова они, допустим, сюда уехали, а нам надо туда было вызвать. Ну, усилили команду, там где-то по 8-10 машин стояло сразу. Ну, вот по 2 часа так проходит, меняемся, меняемся и возле своих машин дежурим. И я сдал дежурство, где-то после 12-ти… Раздеваться – не раздевались, только разувались. Сапоги снимали, а так лежали на, на боевой готовности 1. И слышу так вот, уже в армии ж привык, обменяешь пост, уже сам, кажется, спишь, а все слышишь. Даже когда письмо кто-то домой пишет, вот это ручка, слышно как он. Или там заклеил и подписывает. Так же и это, уже привыкаешь так до этого. Думаю, и смотрю вечером, страшные тучи надвигаются такие.

Н.К.: Угу.

Г.С.: «Ну, – думаю, – сегодня нам спокойно, наверное, не будет». Поменялись только после 12-ти, лежу, думаю, как провело, ну, день прошел, что там делать надо. И тут вдруг сигнал тревоги, поступает команда – срочно на станцию. Ну, сразу тут началось – все выскочили, погрузились и как ливанул дождь! Лавина – свету белого не видно, дороги не видно. Вот впереди вот так вот до стенки машины не видно. Идет передняя машина и вот эти ребята, которые говорили: «Что, храбришься, медаль хочешь заработать?» – зубы стучат, ничего не могут с собой сделать. «Что будем делать?» Я говорю: «Что делать? Еще не приехали, у вас уже зубы стучат». (смеется) «А там что делать?» – Говорю: «Приедем, скажут что делать. Команду выполнять». Оно ж еще не знакомое, что такое радиация, все ж боятся, ну, думают, что там выехал, заехал за эту зону и сгорел (смеется).

Н.К.: И всё, ну да.

Г.С.: Едем, света белого не видно, молнии, ливень такой и гроза! Страшно! Ну, ото говорю: «Успокойтесь, приедем, никуда только не теряйтесь, потому что из-за одного погибнем все». Заблудились, там развилка перед дезактивацией проходит, заезд за Чернобыль, она там в сторону. Мы туда заскочили, потом развернулись, проезжаем, смотрим – сигнал остановится. Останавливаемся, ну, говорят: «Молодцы, проверка была».

Н.К.: А!

Г.С.: «Вы (смеется) хорошо управились, быстро приехали, всё». Там уже разогнали тучи, на станцию не дали воде попасть. Если б конечно, туда там дождь ливанул, потому что говорят, йодистым серебром разогнали тучи, чтобы не попало туда. И нас вернули назад. А потом я говорю: «Ну, как ребята?» – «Та ну его, – говорит, – такое еще». – «Это же еще, – говорю, – пожара не видели».

Н.К.: Угу.

Г.С.: Ну, тогда-то смирились, начали… Ото когда сказали, что уже на пожары заезжать, тоже как поехали, свету белого не видно, вот эти торфяные поля горят, дым – ну, конца-края не видно. Ну, туда, конечно, сначала бросили все батальоны, которые были в наличии там. Оббежали поле и тушить, а пожарные, тушить пожары вот этих торфяных полей, как, очень опасно. Почему, потому что горит там, ну он не горит, а тлеет, а сверху вот так, все закрыто. И вот это может там дымок чуть-чуть идти и ото если полез туда, надо только проверять иначе так, как в котле сгоришь сразу, попадешь туда. Вот в Подмосковье, там глубинные пожары торфяные, так там было, что и бульдозеры туда падали и сгорало все.

Н.К.: Ух!

Г.С.: Ну, а у нас тута получилось, что мы, тоже ж такие были пики металлические, ото идешь, проверяешь-проверяешь все время. Так и сильно глубоких не было и то, в первый день там одни, один парень ноги обжег. Тоже ж так полез по незнанию, так-то тоже тогда начали всех, только разведка. И ото тушили. Ото нам пришлось тушить. Бывало такое время, что где-то в 5 вставали и в 2, в 3 часа ночи приезжали. Вот так было много работы. Тушили той же водой, там арыки такие, торфяные поля и ото с той ж водой радиоактивной и тушим (смеется).

Н.К.: Ну да.

Г.С.: Поначалу было, конечно, тяжело. Сначала очень боялись, что такое радиация не могли понять. А потом оно, оказывается и так, приезжаешь, страшно, что нигде никого живой души. Птицы не поют, коровы идут, мычат, раздувались вот так вымя. Все заброшено, стоит новая техника, машины. В село приезжаешь – живой души нету, куры там ходят. Это всё такое. А потом когда уже в Краснову мы попали, там тоже очень, это под Белорусью туда. Там тоже большие поля, тоже… Ну, люди были там, люди, которые отказались ехать, ну такие по 75 лет дедушки с бабушками. Мы приехали, рассматриваем, как все начать. Это ж развертывание, откуда ветер. Сначала ж то было, не знали, та против ветра, оно ж вот это все на тебя, как черти (смеется) вымазаны всем. Говорим, я говорю: «Не надо так, надо лучше так, – говорю, – потому, что ж мы ж меньше травимся».

Н.К.: Угу.

Г.С.: Передвигаемся, то окружаем, а потом приехали раз… Нам давали сухой паек: там колбасу, хлеб туда, тушенку, сгущенку, воды много давали вот такой, бутылированой. Потому что там же ж ничего ж кушать не будешь, а мы ж выезжали и то с утра и до по… Тут выходят дедушки, бабушки. Мы удивлены: картошка посажена у них, все живут. «А как вы тут остались?» А милицейские ж на бронемашинах ездят же ж, проверяют. Опечатаны двери везде в домах. А это выходят: «Как вы тут оказались?» – «Та вы ж хотя бы, у вас там ничего, ни хлебушка, там нету ничего? Мы ж остались, нам же сюда никто, никакой магазин, никто, ничего не привезет». Так мы ото, что нам давали сухой паек, на батальон же ж много, роты ездили по 6, по 7 машин и ото сразу (смеется) мешками мы им там колбасы, хлеба. То запомнилось так. «А мы ж заявления написали, что останемся». Ну, куда ехать в чужую уже, если 75 лет им уже. «Уже мне – говорит, – тут одинаково умирать, лучше на своей земле». То такое было. Ну, так как-то не по себе.

Н.К.: Ну да.

Г.С.: Ото такие у нас была работа. И дежурили в Копачах там, для этого, там насосы в просеки делали в лесу по дежурствам – там большое загрязнение было. На станции дежурили поочередно. Батальон же большой, 370 человек было. И ото ж, как кому, что достанется, куда, туда и направляли. Ото нам такое, выполнили мы, конечно, с честью все, сделали-потушили. Кто понабирал уже до 20 рентген, того уже не пускали, то поменяли там хозвзвода, все равно ж хозвзвод (смеется). Ну, конечно…

Н.К.: А с какого по какое число Вы были?

Г.С.: С 3… Ну, мы с туда приехали 7-го…

Н.К.: Ию…?

Г.С.: По 8… июня.

Н.К.: Ага.

Г.С.: А 18 июля уже нас – на 45 дней.

Н.К.: Ага, 86-го года.

Г.С.: 86-го года, июнь-июль месяц.

Н.К.: Угу. То есть 45 дней Вы в таком режиме…

Г.С.: Работали, работали.

Н.К.: А как у Вас был организован отдых, как Вам удавалось отдохнуть или?

Г.С.: Отдых? Через день. Поначалу было тогда, очень было напряженно, ездили много, как, почти каждый день. А потом через день. Одни отдыхают, другие уезжают. Досуг был: футбольное поле было.

Н.К.: Ух ты!

Г.С.: В волейбол играли. Концерты приезжали нам ставили. У нас там были 1-й батальон, лавочки поставили, там трибуну, палатки, всё было. В палатках жили.

Н.К.: Ага, жили в палатках?

Г.С.: В палатках, как, вот как сейчас там, допустим. Ну, конечно, там что, поначалу, конечно, было страшно. Ну, тоже ж радиация, ж тоже страшное дело. Уже многих-многих нет. Уже вот собираемся на день Чернобыля, сюда приедешь – уже почти встречаться не с кем.

Н.К.: Ну да.

Г.С.: Ну, тут хоть не видно такого – крови, не разрывает людей на части, ничего.

Н.К.: Да.

Г.С.: Вот так было. Сейчас вот посмотреть, конечно, жутко, я, конечно, не завидую не им, не…

Н.К.: Ой, конечно. А скажите, пожалуйста, а как вас кормили тогда, хорошо или не очень?

Г.С.: Очень хорошо.

Н.К.: Хорошо, да?

Г.С.: Как на убой. Кормили отлично. И сухая колбаса была, и масло, сметана – все было очень хорошо. Так что с питанием нормально было.

Н.К.: Ага, ну вот я смотрю военных мужчин, то есть, было много, которые выполняли работы, да? А были ли работы, которые выполняли женщины, помните?

Г.С.: У нас не было.

Н.К.: Ага, у Вас не было.

Г.С.: У нас не было. У нас сугубо пожарный батальон.

Н.К.: Ну да.

Г.С.: Харьковский. То может вот быть в 25-й бригаде, там большая эта, там были женщины. Там и стирал, там, там все это. Там повара, говорят, были. А у нас – нет, мы… Сначала вообще было затруднение с переодеванием, было… одежи не было, мы ездили ж в зону. Приходишь, а потом начали ж уже говорить: что ж такое, мы ж не меняемся уже. Проверили, а оно уже светит, и сапоги повыбрасывали, и одежу.

Н.К.: Ну, да.

Г.С.: Давали потом, дали нам сменную обувь. Приезжаем – это душ там специально, мылися ж. Помоешься, потом переодеваешься в спортивный костюм. А то там стирали, сами стирали все ж.

Н.К.: Понятно, то есть, еду готовили, всю работу выполняли мужчины у вас.

Г.С.: Мужчины, у нас не было. У нас свои повара были. Вот такие вот дела.

Н.К.: А на кухне дежурили по очереди или, или это только повара?

Г.С.: Не, там был хозвзвод.

Н.К.: А, понятно.

Г.С.: Хозвзвод. Они там и дежурят, и по ремонту был бри… этот, отделение, взвод по ремонту машин. Там машины ломались же ж. Были много такие, уже списали, списанные, потому что облучение сильное у них было. А то, там ремонтировали то в основном насосы там – летели, вода грязная ж в этих арыках.

Н.К.: Ну, да.

Г.С.: Там в болота ж, болота, этими и тушили ж. Вот такие вот.

Н.К.: А скажите, а как на Вашу командировку, можно сказать, отреагировала Ваша семья, родные, близкие, как они?

Г.С.: Ну, сначала, конечно, переживали сильно. Ну, позвонил по телефону, оттуда была связь, в Киев, в город ходили. Позвонил, говорю: «Не переживайте, работаем». А что будет, а что Бог даст, мы ж не знали как там, что будет. Это по началу, неделю я провел. Не переживайте, говорю, не переживайте, служим, работаем. Все ж работали тогда, тогда было вдохновение большое – ликвидировать. Шахтеры свое делали, на станции – свое каждый, без обид, вливали бетонщики там. А у нас была своя работа. Ну, нам, что повезло, что мы не попали нас туда…

Н.К.: Ну да.

Г.С.: …на крышу, не тушили. Ну, знаю, вот это ж Кибенок там, эти все эти ж ребята с Иванкова ж. Они только закончили лейтенантские училища, получили лейтенантов. Они даже не знали, что они туда, что там такое будет облучение. А когда уже на крышу поднялись, увидели, что голубой огонек горит…

Н.К.: Ух!

Г.С.: А крыши еще были смолой, смоляные: рубероид и смола. И сапоги прилипают, не перейти, ничего. Так они двигались так, передвигаться было…

Н.К.: Жуть, конечно.

Г.С.: …тяжело было. Они облучения там получили страшные. Их даже помогали, снимали оттуда уже, теряли сознание.

Н.К.: А скажите, а когда Вы ехали, Вы сразу знали, куда Вы едете или Вам…?

Г.С.: Конечно.

Н.К.: Ага, Вам сказали.

Г.С.: Ну, мы ж у Савинцы приехали, нам давай учить. Пожарный батальон. На смену 1-го пожарного батальона. Там стояла вышка раздвижная там, пожарные распределили по взводам, по отделениям, все. Помыли в бане, переодели, давай тренироваться. На вышку лазить это ж, а это уже ж понятно, что, куда. И сказали, что едем в Чернобыль.

Н.К.: Понятно. А такой нескромный вопрос, были ли Вы тогда уже, к тому моменту женаты, были ли у Вас дети?

Г.С.: Да, конечно. У меня была дочка уже и жена. Я уже женат, мне ж было тогда уже 40.

Н.К.: А, ну да.

Г.С.: 41 год, еще молодой был, быстрый, бегал и прыгал. Вот. Переживали, конечно, ну а что ж.

Н.К.: Ну, да.

Г.С.: Приехали. Ну, оно давалось, конечно, кто как был подготовлен, многие сразу сильно заболели, поумирали. А так, мы еще коптим.

Н.К.: А вот у, когда Вы были там, в зоне, были ли медики, которые следили за здоровьем?

Г.С.: Да.

Н.К.: Или, или…

Г.С.: Поначалу, когда мы сюда приехали в Савинцы, было много такие, что нельзя брать, с воспалительными процессами. Но сказали, там будет комиссия и там отбракует, кого это. Ну, когда туда приехали – никто, ничего, нет никакой комиссии пока.

Н.К.: Понятно.

Г.С.: А потом где-то недели две прошло, начали люди возмущаться. Узнали, что, допустим, гастрит или там еще что-то, язва желудка, уже нельзя туда, вот такое. Потом создали комиссию, приехали. А, приехали кровь брать у нас и мы ж начали: а почему ни комиссии, ничего. А там деду где-то лет 74 было, сидит, кашляет как этот.

Н.К.: Как хотите.

Г.С.: А он, а он мне говорит: «А что это?» – «Та прислали». – «Та как его прислали, ему 74 года уже».

Н.К.: Ой, ничего себе (смеется).

Г.С.: Так его не допускали туда ездить просто. Говорим: а чего комиссии нет? И вот пришла, приехала комиссия, все перепроверила. Где-то 20 с чем-то человек комиссовали.

Н.К.: Угу. Ну, то есть отобрали, кто…

Г.С.: Ну, они, я не помню, по-моему, они так и остались, только не ездили туда, в зону не ездили, их потом… Они были в хозвзводе, то по ремонту там.

Н.К.: Ну, то есть что-то делали.

Г.С.: Что-то делали, да. Потому что это надо было и транспортные расходы ж – пригнать оттуда с Харькова автобус, туда их отвезти.

Н.К.: А потом обратно.

Г.С.: Да. И сказали: пускай дослуживают, да и все. Только там же, видите, получается, что был, а в зоне не был, значит, уже отметки нету, что ты там был. Уже…

Н.К.: Ну, да. А скажите, а как дальше было, как Вы… Вас оттуда увозили? Организованно или Вы ехали сами?

Г.С.: Организовано. Автобусы прибыли, автобусами. Мы и туда автобусами ехали. Привезли нас в Харьков сюда, завезли в баню, вымыли, отдали одежу нам всю, что мы там, в чем мы были, в гражданском. Всё было на месте, нормально всё. Что ненужное, всё то, что мы там были в Чернобыле, все остались. Приехали домой.

Н.К.: А знакомые как бы, ну, может на работе, проявляли ли какое-то любопытство к Вам как к человеку, побывавшему там?

Г.С.: Ну, Вы знаете, я сильно не рекламирую это (смеется).

Н.К.: А, понятно.

Г.С.: Ну, на работе, сразу первый, только приехал, мне надо было в отпуск, а оно наоборот. Говорит: «Поработай, тому надо в отпуск». – «Та я, – говорю, – себя неважно чувствую». – «Ну, потом ты пойдешь». Ну, дали мне путевку. Первые ж, то я, как раз получилось – дали мне путевку в Новороссийск, там, где затонул корабль.

Н.К.: Ага, да.

Г.С.: Этот, «Адмирал Нахимов», как раз против того места. Вот в октябре месяце я поехал, приезжаю, смотрю – стоит возле нашего дома отдыха кораблик, эсминец наверное и матросы там что-то ныряют. А оно оказывается там ото ж, трупы те собирали.

Н.К.: Ой, какой ужас. Кошмар.

Г.С.: Мы еще ездили на то место, на катере поплыли, венки бросили туда. Погибли люди.

Н.К.: Ну, да.

Г.С.: Конечно, вот такие вот дела.

Н.К.: Ну да, много мест, где люди погибли.

Г.С.: Да.

Н.К.: А скажите, пожалуйста, а как общество, на Ваш взгляд, тогда воспринимались эти события? Как?

Г.С.: Ну, конечно, тогда все больше, сейчас уже не так. А тогда, конечно, это было. Все ж тогда боялись, что разнесется все это, радиация ж это. Ну, чтоб ликвидировали все это хорошо. Тогда видите…

Н.К.: То есть, скорее, страх был у людей, да, перед этим всем?

Г.С.: Ну, конечно. Там многие «косили».

Н.К.: Ага (смеется).

Г.С.: (смеется) Как и сейчас, может. Тоже такие были у нас. Но, я тоже как-то подумал, а потом думаю: ну, а если не я, а семья моя?

Н.К.: Ну, да.

Г.С.: Мои родители, жена, дочка – а кто будет ее, их защищать?

Н.К.: Ну, да, да.

Г.С.: Ну, раз такое дело, надо идти кому-то ж.

Н.К.: Надо.

Г.С.: И так без всяких – собрал вещи и утром в 6 часов уже были в военкомате.

Н.К.: А скажите, люди, с которыми Вы там работали, были ли те, которых Вы знали раньше или Вы там познакомились, уже там?

Г.С.: Один у меня человек был с родни. Моего брата жены брат.

Н.К.: Угу!

Г.С.: Вместе попали. Ну, он в одну роту, а я в другую.

Н.К.: А, понятно.

Г.С.: Я был в 1-м взводе 1-й роты, а он во 2-й роте был. Вот один только. А так все незнакомые.

Н.К.: А номер батальона своего не помните?

Г.С.: Батальон №2, а номер части.

Н.К.: Номер части, да, наверно так.

Г.С.: 101144, по-моему. Ну, ее сейчас, она как часть ее… расформирована. То ж она была как пожарный полк, а потом, после Чернобыля уже… все ликвидаторов.

Н.К.: Понятно. А как Вы думаете, вот, ну не знаю, пару лет назад, по крайней мере, были такие тенденции среди молодежи поехать, например, на экскурсию в зону. Как Вы думаете, это нужно, не нужно, можно, нельзя? Как у Вас вообще отношение к таким вот делам (смеется).

Г.С.: Та я не знаю. Это ж тогда было такое, как оно происходило вот это всё – вот тогда смотреть. А сейчас приедешь – что там смотреть? Ничего нет. Что там, что там стояло вот это как памятники вот это – техника там, всё, его ж растащили его сейчас.

Н.К.: Ну да.

Г.С.: Ну, а если на станцию поехать, ну, я даже не знаю, стоит ли? Надо, чтоб… Мне кажется надо, чтоб знали, что надо ко всему относиться ответственно. Ответственно. Ядерная техника – это одно, а каждый на своем месте должен быть ответственным. Тогда меньше будет и аварий, и убийств, и так же ж и…

Н.К.: Ну да.

Г.С.: И войн, может быть, меньше будет.

Н.К.: А скажите, а вот с эмоциональной точки зрения, как бы Вам, вот если можно было бы, да, туда поехать, Вы бы хотели побывать на том месте, где работали тогда или скорее нет?

Г.С.: Почему?

Н.К.: Хотели бы, да?

Г.С.: Та, можно посмотреть (смеется). Но уже не знаю, уже сейчас у меня здоровья нету.

Н.К.: А, понятно.

Г.С.: Видите, у меня всё уже.

Н.К.: Понятно. А что Вы думаете по поводу мероприятий, посвященных памяти этим событиям? Как Вы думаете, как лучше было бы, может быть молодежи это как-то иллюстрировать или?

Г.С.: Конечно. У меня вот товарищ, Владимиров Виктор Игнатьевич, недавно умер, месяц назад. Сегодня 23-е?

Н.К.: Да.

Г.С.: Вот 23 его похоронили. Он был, работал на станции инженером, и вот он, вот это у нас проводил, как бы организовывал чернобыльское движение. В районе, у нас раньше был Роганский жилмассив небольшой, ну там, много у нас ребят оттуда набрали. Люди только переселились и воен… этот, Орджоникидзевский военкомат как раз 50 человек нас с района забрал только туда. И вот он все время проводил агитацию, вот на эту тему. И по школам мы ходили, и он меня все приглашал, ото я ходил, рассказывал. Как вот Вам рассказываю, так и детям. Ну, встречали хорошо.

Н.К.: Молодцы.

Г.С.: Я рассказывал, а он показывал там дозиметры эти, маски эти, что мы одевали там (смеется). А я рассказывал, как происходило, как воевали. Так что каждый год звонит в день Чернобыля, в одни, в другие. Потом я говорю: «Та (смеется), я же сам не смогу все время…»

Н.К.: Ну, да.

Г.С.: Пусть что-то и другие. Надо, конечно, чтоб знали. Потому что это сейчас оно забылось, как и все любое – оно забывается. Но хорошее, что люди сделали добро, то надо не забывать, конечно. А к нам сейчас как-то относятся, я не знаю, или люди из-за жадности или из-за того, что, не знают, что это такое. Когда люди медленной смертью умирают, мучениями. Ну, перед этим у нас Виктор, в этом же доме получилось, где Владимиров, вот я говорю, месяц назад умер, вот на не… В этом же доме тоже чернобылец умер. Так он 2 года не лежал, не вставал с кровати, лежал. Там вообще…

Н.К.: Ничего себе.

Г.С.: Страшно смотреть. И вот у нас сейчас еще один есть, тоже 1-я группы инвалидности – у того повыкручивало все, руки-ноги, так там вообще, я… там смотреть страшно.

Н.К.: Да… А скажите, пожалуйста, а как Вы думаете, что бы следовало бы знать потомкам? Ну, может быть детям, которые еще родятся. Что-то, может быть, исходя из этих событий, о чем нужно помнить или что-то, о чем ни в коем случае нельзя забывать? Что важно было бы им знать, как Вы думаете?

Г.С.: Что важно?

Н.К.: Угу.

Г.С.: Мне кажется, надо учиться хорошо. Ядерная энергия – это же сложное дело. И ответственно относиться к этим делам. Потому что это очень серьезное дело, хотя это все равно будущее этой энергетики. Поэтому там надо быть очень компетентными. И относится более… считая то, что если такие трагедии происходят, там гибнут же ж миллионы людей.

Н.К.: Спасибо.

Г.С.: Ну, я думаю…

Н.К.: Может, что-то еще хотите добавить?

Г.С.: А что еще, задавайте вопрос!

Н.К.: У меня всё.

Г.С.: Ну, спасибо.

Н.К.: Спасибо.