Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас 28 июля 2014-го года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль». Беру интервью я, Козлова Наталия у, представьтесь, пожалуйста…

Михаил Ткачев (далее М.Т.): Ткачев Михаил Михайлович.

Н.К.: Очень приятно. И первый мой к Вам вопрос будет, он достаточно обширный, вопрос-просьба, рассказать историю Вашей жизни, вот что считаете нужным.

М.Т.: Ну, что… Родился я в Курской области, село Краеков Конышевского района 14-го июля 1959 года. Ну, закончил Краековскую среднюю школу, потом была у меня армия. Нет, в начале, короче, не армия —  я поступал в военное училище, но получилось, что по конкурсу не прошел, вот, и потом закончил (непонятно) медицинское училище. Работал заведующим на ФАПе до армии, вот. Потом армия, это получается ’79-81. Правильно же, ’81 (обращается к кому-то)? 81, да, 81, да, вот. Вы извините, может что-то такое там немножко с цифрами будет.

Н.К.: Не важно, главное суть.

М.Т.: Суть? Ну, в 1981 году участвовал, ну, короче, выполнял интернациональный долг в Анголе. Был ранен, получил Красную звезду. После армии получилось, что работал военруком-физруком в школе, в Краековской средней школе своей. Потом прибыл в город Харьков и учился в политехническом институте. Закончил политехнический институт, работал инженером электронщиком на Коммунаре, на городе… на заводе Коммунар. В 1986 году с 29 апреля по 6 июня участвовал в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Выполнял задачу… Вообще такой был случай — призвали меня в военкомат, в киевский военкомат 28 мая, ой мая, 28 апреля ’86 года. После этого нас привезли в химполк, переодели, нас погрузили в «Икарус» под командованием капитана Приказчикова. Мы отбыли для выполнения задачи, которую нам сообщили уже будучи, когда была остановка на окружной возле Полтавы. Нам нужно, можно было купить там водичку и пищу в кафе, которое было придорожное. Потом Приказчиков открыл пакет и сказал, что произошел… произошла авария на Чернобыльской АЭС, вкратце, и наша задача будет изложена на месте пребывания, куда мы приедем. Вот, ну, мы, вот что я могу объяснять. Как-то знаете, вот такая, все в памяти, вот, был сон там, когда я вот, когда мы ехали и в автобусе спали, Киев мы проезжали уже ночью, вот, мост Патона, вот. И проснулся я уже буквально, когда мы выехали в Иванковский район Киевской области. Вот, выехали из леса как раз. И снится мне сон такой интересный, который, вот, у меня все время в памяти. Снится вот такая как бы разлука, вот я стою на краю какой-то пропасти, и вот бушует там внутри пламя такое. И вот такой разлом – я стою на краю. И подходит ко мне женщина, которая одета в белом и говорит, так меня берет за руку, говорит: «Вам туда еще рано». И отвела меня оттуда. В принципе, вот я очнулся и смотрю, а действительно так рядом ну, речка — не речка, а, вот, как бы сухая, сухой этот, сухие камыши, вот, и площадь, вот, получается там дорога такая идет, а тут камыши. Они опаленные, обгорелые и солнце такое красное. Меня, вот, знаете, спросонья говорю: «Где я?». А ребята засмеялись: «Да ты в Анголе. В Анголе, говорят, бананы трусишь». Я говорю: «Понял». Ну, посмеялись, такое было юморное, вот, это начало. Но я сразу понял, как понял в том, что посмотрел и картина была очень такая напоминающая вот те моменты, когда мы смотрели войну с экранов фильмов. Вот когда идет эвакуация людей, когда вот нападали фашисты и люди ехали, бежали, что на чем, там узелки и так далее. И вот такого типа была картина, вот, по дороге двигалися люди, кто на чем, вот. И вели коров там, кто на тракторе на таком маленьком, на самодельном, шли пешком. Я думаю, значит что-то случилось очень страшное. И оно действительно это «что-то страшное» случилось.

Но мы прибыли на дислокацию в десятикилометровую зону, где находился вначале лагерь, там присутствовали вот это… Лагерь был разбит для силовиков и пожарных, которые участвовали в первых, приняли бой с этой радиацией и пожара, который тушили, вот. И, короче говоря, нас тоже там разместили. Получилось так, что сразу же включились мы в что — в помощь в эвакуации людей. Во-первых, давали возможность им только брать, что необходимое, основное и документы.

Н.К.: Угу.

М.Т.: А все остальное оставалося, вот. Происходило, во-первых, обесточение... ну, я имею ввиду домов, вот, опечатывали их силовики и спецподразделения, которые этим занимались, вот. Тем более у людей было праздничное настроение. Вы, если помните, 1986 год — это канун был первомайских праздников и плюс Пасха, Пасхальное воскреще… воскресение, вот. И, короче, конечно, вот, то, что видишь в глазах – когда люди бросают все свое нажитое, вот это страх, неопределенность и то, что происходит – оно было, конечно, вот, душевным каким-то, вот этим моментом жизненным таким, давящим как бы на всё внутреннее твое состояние. Вот, хотя я видел не с картинок военные действия, но это было как-то... Вы знаете, то было далеко, а это все-таки рядом...

Н.К.: Угу.

М.Т.: ...и своя земля и неопределенность какая-то вот рядом. И враг, во-первых, невидимый, ты его не ощущаешь, его последствия и так далее. Там если ты видишь, где стреляют, ты можешь уклониться и уйти от поражения какого-то, а здесь ты просто его не видишь. Ну, и вот это страсть, картина, когда ты смотришь, вот, что люди покидают то, что называлася им Родина, где они родились, вот, те места. Вот. Значит, выполнял задачи разные. Вот именно пришлось нам эвакуировать с десятикилометровой зоны лагерь и на базе химполка была сформирована 25-я бригада…

Н.К.: Угу.

М.Т.: ...к которой я относился, был в управлении бригады 25-ой. Ну, и нам пришлось первого числа ее встречать. Мы выдвинулись, значит, 30-го, ла? Или 31-го… 31-го… В апреле 31 же день, да? Вы тоже не помните, а я также не помню.

Н.К.: Февраль, март, апрель... Нет, 30-ть.

М.Т.: 30-ть, значит 30-го числа, ну вот именно, что мы снимали вот этот лагерь и получается 1-го числа… Не, мы уже пришли, 30-го сняли лагерь и  встречали 25-ю бригаду — это за селом Ораным в 30-километровой зоны.

Н.К.: Угу.

М.Т.: На... со стороны, получается, у нас там этот луг, вот на лугу там. Я еще помню, что мы, вот, присели, когда там давали сухпаек, встретились с ребятами, которые, вот, я знал здесь с Харькова, вот. Мы учились вместе с некоторыми. И, вот, мы присели, а там, вот, вдоль, вот, если смотреть где… разбитость как бы вроде бы, вот, еще посмеялись, что как похоже на окоп было вырыто когда-то еще мы в военное время. Может действительно там происходили военные стычки, вот, за борьбу, когда за вот это, за Киев. Скорее всего такое там и было. И вот это, посмеялись, что, вот действительно мы прибыли на войну. Но надо, в принципе и действительно, мы уже после вот всего осознали, что, да – защищали страну и боролись, вот, именно с невидимым врагом вот этим.

Со своей жизни еще один такой эпизод интересный расскажу. Ну, короче говоря, на второй буквально день, это вот размещение 25 бригады происходило 1 мая, а 2 мая нас вывезли по тревоге, подняли где-то получается рано, что мы даже не позавтракали. Даже не взяли, не дали нам ни сухпайка, ничего — подняли нас по тревоге, мы поехали. Были с нами медработники, пожарная охрана – одни спецы. Выдвинулись мы под командованием одного полковника летчика. Ну, во-первых, не было известно, куда мы едем. Ну, я понял, когда, вот, мы повернули в сторону, вот когда проскакиваешь — там есть поворот налево в сторону как раз станции, куда двигались колонны этих цистерн, которые с жидким азотом.

Н.К.: Угу.

М.Т.: Тогда ж получалось, вертолеты зависали и бомбили 4-й, этот, реактор, энергоблок то есть это. Вот они бомбили, скидывали сумиш там глины, песка, свинца и долмат или как-то там…

Н.К.: Ну, чего-то еще.

М.Т.: Да, да, вот. Я не химик, конечно, это химики подсказали вам, что это такое. Вот, короче, эти сумиши бросали и охлаждение происходило за закачиваемый азот. Это, конечно, произвело, ну, в какой-то степени держало этот, чтобы заглушить именно тот пожар, но это была, конечно, большая ошибка. Большая ошибка, потому что еще возник взрыв. Это получается с 8-го на 9-е. Вот, тоже мы там поднялись по тревоге и там возник тоже взрыв и вот именно вода, которая была там тяжелая вода... Оно ж получалось колпак, именно под колпаком, когда расплавлялся от жары свинец — он делал вроде бы оболочку, чтобы радиация не выходила, но испарение тоже содержалось в этом. И жидкий азот в очень больших количествах закачивали и получилося, что, вот, испарения большущие до какого-то критического состояния дошло и произошел снова взрыв и вот именно там свинцовая вода, вода, которая ушла, даже в Припять попала она. И вот люди, которые попадали вот именно в этот момент в эту воду свинцовую, я хочу Вам сказать, очень было некрасиво смотреть, это страшно смотреть на ноги, когда происходило… Горели ноги просто, понимаете, вот в этом деле. Это вообще-то страшное зрелище, не дай Бог.

Н.К.: Горели, это в смысле кожа слезла?

М.Т.: Конечно.

Н.К.: А, ну, я просто…

М.Т.: Ну, она ж насыщена до такой степени была вот именно той массой, которая вот именно разрушала, сразу же поражала кожу, человеческую кожу.

Н.К.: Угу.

М.Т.: Вот, ну, а я начал про тот момент, вот, когда мы повернули на вот это, в сторону этой электростанции и понял, что мы проскочили наш объект, где мы должны были повернуть в другую сторону. Наш командир, который командовал, подполковник. Но развернуться было очень плохо потому, что там, во-первых, он начал кричать на шофера, что вот, как вроде бы он виноват. Но как бы обычно в таких… Я сам офицер, я понимаю, что это такое, вот, но я хочу сказать, офицер должен беречь рядом, которые с ним. Но он просто из-за своего того, что он или уснул или, будем говорить, не понял, куда он едет или, ну, его была ошибка. Но, действительно, станция уже была, мы проскочили вот этот поворот и станцию видно было, вот именно зависание этих вертолетов. И он кричит на этого водилу: «Давай будем быстрее, ты разворачивайся», туда-сюда. А он говорит: «Подождите, я много лет уже за рулем, вот, не надо командовать, здесь командовать буду я. Я не хочу попасть и подвергать себя риску аварийному и в том числе вас и людей, которые со мной едут». Ну, с трудом мы развернулись, потому что действительно таким потоком шли вот именно эти цистерны в сторону этого, на скорости на большой шли, во-первых, чтобы меньше поражения получить, это был такой приказ. Ну, развернулись мы, прибыли наконец-то на территорию дислокации, где мы должны были расположиться. В принципе, такое место закутунок такой – с этой стороны лес, вот, и такая была поляна с песком. А оно вот именно в тот момент, вот, в начале было, вот, ветер такой порывистый и песок гнало, он даже трещал на зубах, чувствовалось вот это все. И со стороны вот именно командира, он должен был не здесь поставить машины, если, как я думаю, а нужно было на лугу расположиться, потому что луг был рядом, можно было расположиться на лугу. Но типа, как бы, маскировка, какая маскировка, я даже не это понимал, вот этого положения — какая маскировка и что мы тут делаем. Задали мы ему вопрос, там были мы, вот это, ребята, которые… Мы задали ему вопрос: для каких целей мы сюда прибыли, вот. Но он сказал: «Я ничего не могу сказать, сказали, вот, прибыть на эту точку и всё». Но в один момент мы стояли где-то, получилось уже и завтрак нам никто не привез, там ни кушать не взяли. Вот, и получается уже обед на носу, мы же говорим: «Нас же хоть кормить будут?». Он там связывался с кем-то по рации, не знаю. Но, короче, но он всё нам не докладывал и мы не понимаем, чего мы тут зависли, понимаете.

Н.К.: Угу.

М.Т.: Вот, но, правда, мы настояли на него, сказали: «Что мы тут стоим, давайте все-таки подвинем машины на луг». Ну, с нажимом, с трудом, короче, он согласился поставить машины на луг, чтобы действительно нам пыль эту не глотать. У него то был вот этот «лепесток» и у него была авторучка, которая называлась, этот, дозиметр, который показывал там 8 рентген в час, вот. И мы стояли, а у нас ничего не было, во-первых, вот мы выехали — ну, ничего: ни этих «лепестков», не… да, короче, с нами было обмундирование и наши противогазы, конечно, ну они… их не будешь же в противогазе сидеть и непонятно что там ожидать. Ну, мы соорудили, ребята молодцы там — врач наш, нормальный парнишка такой, он говорит: «Ребята, давайте, подходите». И вот он сделал с этих ватно-марлевые повязки, там есть жгуты перетягивающие. И вот мы сделали себе хоть ватно-марлевые повязки повязали, чтобы не дышать хоть этой пылью.

Н.К.: Угу.

М.Т.: Ну, потом получилося так – показались 4 вертолета. 4 вертолета подлетели на уровне один, значит, первый сел и второй сзади сел. А два вот так зависли вертолета над этой территорией. Выскакивают несколько офицеров, где-то таких полковников, в чинах подполковники и полковники с дозиметрами, проверили сущность радиации. Вот, и что-то там переговоры какие-то. Потом открывается у второй, у второго вертолета открываются двери и выходят несколько генералов. И вот как в боевике, знаете вот, в фильме каком-то, вдруг, откуда не возьмись, непонятно откуда выскочили 4 волка, черных таких. На скорости — раз стали, эти бегом пробежали и в сторону Киева уехали. Всё, потом, значит, эти забежали в первый вертолет, эти поднялись вертолеты. То есть один поднялся вертолет, который привез генералов, а этот перелетел дальше, стал вот и стоял вертолет. И долго стоял он, до вечера как мы находились и он там стоял что-то долго, потом поднялся и улетел. Какие приказы там были, я не знаю.

Н.К.: А еду Вам так и не привезли?

М.Т.: Еду нам не привезли, но там сидели мальчики — корректировщики полетов. Солдаты срочной службы корректировали полеты вертолетов, направляя... направление для «бомбежки» вот это — 4-го реактора. И вот они там сидели и к ним подлетел вертолет, привез офицер, майор… Он, тем более… Мы как-то, он пришел, попросил закурить и мы дали там, значит, перекурили. И в общении поняли, что он афганец, он парень наш. Тем более мы, я нашел с ним быстро общий язык, говорю: как там, что там? А он говорит: «Та сейчас привезут, вот мы привезли солдатикам кушать». Я говорю, вот у нас такая ситуация. Так он говорит — не вопрос. И ото нам, короче, баки эти принесли, ребята, да, солдаты (смеется) и нас начали кормить. Мы предложили полковнику покушать, а он говорит: «Нет, вы что? Нельзя кушать, тут радиация. Вы видите сколько – 8 рентген». Отож мы там знали, откуда, сколько рентген там идет, это все чепуха. Мы говорим: «Ну, как хочешь. Ты хочешь – кушай, хочешь – не кушай». А мы так, борщец, борщец такой был классный там, кашка с мясом, все мы покушали, отлично было. Вот, и спасибо, конечно, этому офицеру, который молодец он. Дай Бог ему здоровья, если он жив, конечно. Но он говорит: «Вот еще зависаем последний раз и на мойку». Их, короче, оправляли на мойку, как они говорят, это на поддержку здоровья отправляли в этот, в Крым, в санаторий на подлечение. Ну, хороший человек, вот. Вот такая ситуация и мы простояли в принципе до вечера, до позднего. И так снялись, когда ему сказали по рации, вот, будьте любезны – приезжайте.

Приехали, тоже уже все спят, никто нас кормить не собирался, но, правда, мы пришли там до начпрода. Нам выдали сухпай и мы ото немножечко так посидели, вспомнили непонятную вот эту... Я даже до этих пор не могу понять — для чего нас привезли вот именно в ту часть, где мы хватали рентгены непонятно за что даже, которые даже нигде не были отражены. Вот. Ну, в принципе, потом были задачи, я имею ввиду еще эвакуация и помощь транспортировке различных там этих грузов, которые нужно было доставить.

Н.К.: То есть, Ваша работа заключалась в том, чтобы транспортировать грузы?

М.Т.: Не только, не только. Разная была там. Мы еще, значит, охраняли некоторых людей, это была охранка, вот. И потом пришлось вот именно, когда перед тем взрывом, мы уже работали, убирали радиоактивный щебень на территории станции. Где там получилось, я вот именно от осколка получил ожег правой, вот, получается голени, да? Вот здесь вот. Здесь у меня был ожег, который очень долго не заживал, вот. Но спасибо бабушке — она меня вылечила, если честно сказать, просто. А потом, значит, получалось вот в таком состоянии, когда произошел взрыв, нас снова подняли по тревоге и проработал некоторое, некоторое время, потерял сознание, пошла кровь, поднялось давление – было 240/160. Очнулся уже будучи в Киевском госпитале, окружном военном. Вот, давление очень сильное было, ни ел ничего, пил только жидкости, давление не могли сбить. Тоже спасибо афганцу полковнику, который был у нас заведующий отделением. Он очень такой понятливый. Вначале там просто думали, ну нас привезли… ну, к нам, во-первых, отношение было, ну, непонятное. Во-первых, кто мы такие и что за заболевание? Никто не мог поставить тот диагноз, который мы заслужили. Мы заслужили, конечно, хроническую лучевую болезнь. Но никто ее не ставит и сейчас шрифты мы получаем, уже даже будучи, вот, мы на инвалидности, мы всё равно... у нас нет лучевой болезни. Поставили лучевую болезнь тем, кто умер уже практически, которые получили действительно смертельную радиацию, которые сгорели этом, в жерле этого, радиации, вот. Вот они, да, действительно получили посмертно, как говорится, лучевую болезнь там. Ну, некоторые там еще спецы, которые могли, ну, доказать это, то, что действительно это лучевая болезнь. Ну, мы тоже это всё понимаем и доктора, врачи наши понимают, что это лучевая болезнь, но шрифтов, которые сделали еще тогда, чтобы не показать, что, вот, действительно настолько была, настолько была трагичная и… вот эта трагедия, которая произошла, вот такие масштабы она принесла. Сейчас это понимаем это всё, какие масштабы и сколько территорий загублено. Там прекраснейшие места, там озера, там рыба — мы рыбу ловили и так далее и так далее. Это очень… красотища там, красиво, очень красиво. Но жаль, конечно, что так была Богу нужда, суждено так, что, вот, произошло с этой территорией, что она загрязнена, что загрязнили ее и привели в негодность.

Мое, значит, после госпиталя, конечно, потерял очень много вес. С 74 получилось у меня 36 килограмм. Ну, слава Богу, жив, вернулся в часть и дождался своего, своей замены. Потом я поехал, нас привезли вначале в Белую Церковь. Вот, но вначале такой еще, да вот сейчас. Приехали мы и нас, которые меняют, лежат на белых простынях, а мы с радиоактивными шинелями, с рюкзаками этими, сухпайком, который нам дали там. Такой сухпай, который что, ну, две баночки чего-то там. Короче, плохой сухпай дали такой. Ну, мы уже отработанный материал, вот, нас там будут кормить. Ну, кормить там, короче, наутро поставили нам кашу какую-то такую – дробь 17 называется, такая перловка или как она там, да. Да? Перловка называется 17?Ну, солдатская каша без ничего. Но, короче, наши там ребята немножко возмутились и мы пошли там в чипке — ну, это чайная солдатская, вот, ну, магазинчик. Купили там, вот, немножко горилки, вот, и сели там, расположились, которые уже дембеля были. Мы говорим, после проведенной ночи в оружейке, которую покрасили, ничего не было. На полу на свежевыкрашенном, вот, от этой краски еще можно было угореть. И лежали ото под радиоактивными своими шинелями, вот. Укрывались и лежали, под голову положили это, вещмешки. Ну, короче говоря, потом, вот, мы отказались от завтрака, который нам предложили взамен. Ото, расположились немножко там, ну, у нас были ребята такие, которые немножко побутарили, поговорили. Ну, это всё такое, жизненный, жизненные ситуации, которые, ну, произошли, произошли. Но сущность была еще, приключения закончились, когда нас посадили в самолет. Вот, в «Дутлас» этот, который транспортной авиации, военно-транспортной авиации. И, короче, мы присели, когда завелись, ну, перед взлетом уже, в ожидании взлета. Заводят моторы и два правых, на правом борту мотора начали перебои идти и заглохли. Ну, и тут все ж такие были взведенные ребята, вот. А тут раз и все притихли. И вот когда мы над Чугуевым уже опускались… Да, пришли — нас задержали на полтора часа, пришли монтеры эти, техники, которые этот самолет отремонтировали, вот. И потом, короче говоря, когда мы уже опускаться начали над Чугуевым, увидели пляж, вот, на военный аэродром, когда мы приземлялись, вот тогда уже все крикнули «Ура!». А то мы сидели, кто его знает, думаем. Такое было чувство напряженки.

Н.К.: Долетит – не долетит?

М.Т.: Да, да, да (смеется). Вот такая ситуация. Нам пообещали, что нас там встретят с фанфарами, с этими, будут автобусы. Но автобусов не оказалось. Но, спасибо ГАИшники там стояли, которые на трассе, нас ото порассаживали в автобусы и мы добрались до Харькова. Но когда, вот, зашли мы на Холодной горе в этот, в метро и сказали откуда мы, буквально на следующей станции мы ехали одни в этом, в вагоне, потому что все боялись нашей радиации. Вот, ну, потом прибыли в химполк. Не буду тоже рассказывать много там. Там такая тоже была, там, интересная ситуация. Ну, будучи, так сказать, чел... не было того человека, который должен принять у нас вещи. Перебросили через забор вещи, сели тогда на такси и поехали домой. Вот так мы прибыли из Чернобыля.

Н.К.: А скажите, когда Вы там были, где вы жили, в палатках или где-то вас расселили?

М.Т.: В палатках.

Н.К.: В палатках, да?

М.Т.: Да. Был палаточный город, будем так говорить. Нагнали очень много людей, которые практически не нужны были. Во-первых, нагнали со всего Советского Союза. Рядом были там ребята из Питера, с Воронежа, с Курска, с Белгорода. Там много было людей, которые располагались рядом, вот. Но в центре, как вроде бы мы в центре находилась, вот, 25-я бригада. Но людей было очень много нагнано и они практически бездействовали. Вот это, я хочу сказать, ну, наверно неграмотность нашего руководства была. Или вот выполнение было «чего-то». Вот как, помните, была такая девиз, может Вы, если помните, вот я помню что-то.

Н.К.: Я не знаю.

М.Т.: Да. «Пятилетку в 2 года» там, да.

Н.К.: Слышала.

М.Т.: Ну, вот, такого типа. Вот и тут было — чем больше, тем лучше. Главное, чтобы меньше не было, вот. Нагнали людей, вот, даже знаю с нашего военкомата взяли человека, с Киевского военкомата взяли человека без ноги, на культе. И ему, во-первых, когда прибыл он, они не могли… он просто сидел человек.

Н.К.: Что серьезно и туда же?

М.Т.: Конечно, без ноги.

Н.К.: Боже!

М.Т.: Да, вот я Вам рассказываю, видите какие интересные эти.

Н.К.: Дааа, ничего себе. Его хоть развернули обратно?

М.Т.: Но вернули через некоторое время.

Н.К.: Что, даже в зону отвезли?

М.Т.: Нет, ну, это же тоже 30-ти километровая зона, там. Вначале, я хочу Вам сказать, это по 6-му приказу до июля месяца находилася 4-я зона. Но ее потом сняли. Мы там практически находились, ну, немножко меньше радиации. Но сущность была такая, что пошел дождь и оттуда, со стороны именно станции вот это все выпадало в осадках. И там радиация очень страшная была. Я знаю многих людей, которые со мной были, ну, с 25 бригады – уже многих нету. В принципе те, кто был там, уже довольно таки… 58% это точно уже нету их. Вот. И люди, которые там никуда не выезжали даже, они находились, просто были там. Например, люди, которые выполняли задачу повара…

Н.К.: Ну да.

М.Т.: ...банщики, люди были как комендантский взвод, который работал по охране, по пропуску машин. Вначале, конечно, этого не было, но когда уже сформировалась полностью военный объект, его нужно было охранять, его нужно было какие-то вести учеты и так далее, и так далее.

Н.К.: То есть, вы жили в…

М.Т.: Палаточный город.

Н.К.: ...в палаточном городке и ездили на работы туда, да? То есть, вы в 4-й зоне, насколько я поняла, жили и ездили в…

М.Т.: В 4-ю зону (смеется).

Н.К.: … в Припять.

М.Т.: Ну, да, мы на станцию. Ну да — на станцию, в Припять это…

Н.К.: А, всё я…

М.Т.: Да, в Чернобыль. Где… куда нужно, туда и ездили.

Н.К.: Я поняла.

М.Т.: Да. Куда был приказ для какой-то задачи выполнения, выполнять, вот подняли, сказали: вот, вы едете. Мы едем, значит, мы погрузились и уехали.

Н.К.: А такой вопрос: а были ли Вы на тот момент женаты, или уже…?

М.Т.: Конечно женатый.

Н.К.: Да, и как?

М.Т.: У меня сын уже был. А дочка после Чернобыля рождена. Вот, ну, я хочу, в сущности, сказать еще что. Вот, не все помнят это, вот, я, вот, рассказал своему товарищу, он написал стихотворение на эту тему. Значит, был такой момент жизненный, вот, все говорили, что там дают водку для того, чтобы для выведения радиации. Но я Вам хочу сказать, там был сухой закон. Сухой закон действовал и нельзя было пить. Да, но доставали. Доставали водку, во всяком случае после 5 продавали в Киеве и те люди, которые привозили этих, раненых, будем так говорить, вот, багажом они привозили там водку. Водку мы находили, но, вот, вначале даже исколесили полностью там, и Полесье искали, вот это да. Нам тоже сообщили, что, вот, водка выводит этот, но был сухой закон. И такой момент, когда я вернулся с госпиталя, там, конечно, вот, приехали как в армии. Вот приехали на прогулку, была прогулочная… вначале как бы на прогулку приехали, никто не понимал, о чем это все происходило. Все ущемлялось, солдат кормили плохо, вот, но будучи, когда занялись спецы, которые там работали на этом деле, и посмотрели: «Да». И потом я уже, когда будучи приехал с госпиталя, да, уже давали нам и тушенку там, и завозили и эту водичку газированную, и сгущеночку давали, вот, и я хочу сказать, вот именно.

Н.К.: Это в госпитале, да?

М.Т.: Нет, уже в части.

Н.К.: В части, ага.

М.Т.: В госпитале кормили хорошо, очень хорошо кормили. Вот, но я сущность хочу сказать, вот, именно про сгущенку. Сгущенку давали, там, баночку на 4 человека такая была. Я не знаю, сколько там, если взять сгущенка 100-граммовая, да? Или 150-граммовая, эта, наверно, 50-граммовая. Ну, вот 50 на 4 человека там делили, вот. Берешь там вот, намазываешь с маслом и так далее к чаю. Но пацаны-умельцы, чтобы вывести радиацию, у нас не было это. А людей очень много живет, я уже сказал, нагнали. Делать то нечего. А жарища просто… знаете, как вот вначале ж дождь шел, а потом сделали, вот именно, есть такая у нас есть служба, которая разгоняет тучи. И, вот, разогнали, и чувство такое, как ты находишься, вот, я приехал, как вроде бы в какой-то Сахаре. Такое солнце печет, оно, во-первых, и сделали дорожки, приказ такой, вначале песок, а потом еще взяли щебнем заделали. Сделали плац, вот, и людей начали выгонять на плац еще, чтобы выходить этот… Ну, делать же нечего, а солдат же должен не спать, а должен ходит там.

Н.К.: Маршировать?

М.Т.: Да, да, но потом возмущение сделали и бунт был небольшой такой и прекратили эту тупость. Ну, а делать же то нечего, лежат же ж многие, что делать нужно? Ну, а водки-то ну хочется, да, ну, закон этот. Нашли, приезжали там к нам эти выездные автостанции и тройной одеколон. Ну, а я ж не знал этого, а мне говорят: «Ну, пойдем, говорит, Михалыч тяпнем». Я говорю: «Да пошли. А что это такое? – Сейчас выпьешь, говорит, поймешь, что это такое». Ну, налили в солдатскую алюминиевую кружечку, ну, выпил этого, этой жидкости, мутная такая жидкость. Думаю, что это такое, кто его знает. Ну, а потом уже, когда запах этого одеколона, я понял, что это такое. Говорю: «Что это такое?» А он говорит: берется одеколон, потом банка вот этой сгущенки и водичка…

Н.К.: Рецепт?

М.Т.: ...газированная. Да. И вот это получается такой рецепт —  выпивается и это прозвали: «Ликер Чернобыльский». И вот есть стихотворение, оно у меня, конечно, на флешке оно есть, вот. Именно то, которое написал мне друг, как я ему рассказал вот эту историю и он написал стихотворение по этому поводу. Так что, вот, и тут же такие были жизненные моменты, хотя там, вот, много говорили, что, вот, там пьют, пьют. Нет, я Вам хочу сказать, это было строго запрещено. Ну, я имею ввиду офицеры – да, привозили. А вот чтобы солдат там, ну, находили, я же говорю, вот умельцы находили с этой, с такой стороны, вот, что-то такое вот.

Но после Чернобыля, конечно, чтобы доказать свою правоту и что мы действительно что-то делали в Чернобыле – нужно было организоваться. Но, Вы понимаете, Советский Союз, значит, такая была тоталитарная страна, которая... в которой нельзя было организовываться и что-то говорить, вот именно, что у нас очень плохо и так далее и так далее. Что, вот, именно произошло, такие вот жертвы и, вот, есть проблемы со здоровьем у людей, которые отселены с зоны отчуждения и те ликвидаторы, которые участвовали в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. И будучи… на «Коммунаре» работая поговорил с ребятами, вот. Была идея моя организовать общество. И мы организовались на «Коммунаре», спасибо Сан Санычу, это директор Асмолов, директор завода «Коммунар». Они подошли к нам с вопросами, то, что с этим вопросом, что вот именно у нас есть такая, такие проблемы, вот. Ну, они включали льготные программки заводские для тех людей, которые участвовали в боевых действиях других государствах и в том числе нам. Ну, начали мы, а потом к нам примкнулись вот те люди, которые афганцы и люди, которые были (непонятно). Вот, ну, я хочу Вам сказать, спасибо, конечно, руководству, что оно отозвалось и я не скажу, что там очень большие такие были льготы, но что-то, вот, в первую очередь, детей можно в садик было устроить. Там, значит, было там, ну, типа 13-й зарплаты или не 13-й — ко дню трагедии нам давали какой-то по 100 рублей там или, ну, это были большие деньги тогда — 100 рублей, вот. Потом, ну, какие-то там были продукты, пайковые какие-то, пайки такие некоторые давали, потом эти, ну, часть одежды там, ну, вот такое.

(неизвестный): Та и мебель там.

М.Т.: А?

(неизвестный): И мебель же.

М.Т.: Нет, мебель не то, то нам мебель ни какую не давали, а именно вот там можно было телевизор взять без очереди, тогда же с телевизорами были проблемы, вот такое. И ставили на очередь внеочередное, это, жилья получение, но я так и не получил внеочередное, хотя стоял один из первых. Ну, ничего страшного, в жизни это не огорчение, самое главное, что я жив. Вот это всё.

Н.К.: Угу.

М.Т.: Организовались мы и потом, вот именно участвовал, активное участие принимал в организации, вот именно когда первая организация в Харькове, она называлась «Чужой беды не бывает». Встретились мы в парке Артема. Вот, и там, спасибо, конечно, ребятам, которые участвовали, уже некоторых и нету. Многих нету уже в живых, вот. И мы очень… чтобы заявить о себе, нужно было где-то поговорить с правительством. Вот, именно пришлось ехать в Москву, вот, есть человек, который еще жив, с которым мы ездили — это Красовский Олег, вот. И довольно-таки, пришлось объявить голодовку в нескольких медицинских учреждениях. Вначале началось это все в медрадиологии, вот, это получается 89-й год конец, 89-го года, вот. И другие наши ребята, это и 20-я больница, которая принимала чернобыльцев, поддержали нашу голодовку. Выехало центральное телевидение, вот, озвучило эту проблему, которая вот именно существует. И, действительно, тогда была создана комиссия правительственная о том, что, да, есть такая проблема. Ее нужно, вот действительно, узаконить. И ее узаконили, вот. И получилось, что тогда у нас было все, ну, в начале харьковские объединения «Союз Чернобыль». Назвали мы «Союз Чернобыль» потому, что все-таки что такое «Союз Чернобыль»? Был у нас союз СССР, а было много людей, которые были не только украинцами, да. Мы состояли, страна состояла, была из разных республик. Вот и сделали мы тоже Союзом потому, что действительно много было, многонациональная страна. Вот, ну, будучи когда уже мы, видите, рассоединились, все равно осталась эта символика и все «Союз Чернобыль».

Ну, что еще Вам рассказать, я являюсь председателем Киевской районной организации «Союз Чернобыль». Возглавляю, был замом с 92-го года. Сейчас, с 2002 года и по этот день председатель Киевской районной организации «Союз Чернобыль». Построили первый памятник у нас, вот. Памятник находится возле 10-й поликлиники, который построил заслуженный скульптор Украины Гурбанов Сейфаддин Алиевич. Это был первый памятник, который поставили в этом, на территории Харькова в районе, в первом районе. Вот, мы были первенцы. Ну, кем я был еще? Активно участвовал в жизни города и района — был депутатом района, избирался не один раз. Потом, вот сейчас от нашей организации, наша организация инициировала и поддержана была руководством района о построении церкви. Создавали мы эту религиозную общину, которую тоже я возглавлял ее, вот. Было освящено место под строительство храма «Иконы Чернобыльский Спас» еще Никодимом, Царство Небесное, вот. Но мы никак не можем его построить, потому что, вот, из-за того, что у нас чиновнический подход неправильный, я так думаю, вот, было очень много перепонов в оформлении документов. И все крутилось, вот, знаете как-то… Ну, не знаю, тот подвиг, который совершили чернобыльцы, он очень такой весомый и то, что пережили эти люди, они должны вот именно увековечены быть. И, вот именно этот храм — это, ну, памятник на всю жизнь для всех поколений: детей, внуков, правнуков и так далее. И была идея там, чтобы были выбиты имена и фамилии на стенах этого храма. Но сейчас отошли от этой идеи, почему – потому что все-таки людей очень много и как-то исписано это все и есть, может быть, он другой религии. Это не будет правильно, если его туда не внести. И решили другой вариант: там будет строиться рядом эта, церковно-приходская школа — и сделать там музей, музей вот тот. Вот это будет правильнее расположить все, вот именно тех людей, которые заслуживают внимания на долгие века. Вот, и сделать при церкви еще музей. И рядом у нас располагается этот памятник. Вот это, если бы, конечно, то, что мы задумали его построить — это было бы очень прекрасно и это был самый лучший подарок для таких людей, которые действительно достойны, вот, героизма.

Н.К.: А такой вопрос: а, вот, будут поколения, которые будут рождаться дальше и дальше. И вот сейчас, например, многие узнают дети о Второй мировой войне, там, из учебников, потому что бабушек и дедушек уже давно нет, времени много прошло. Вот, вопрос в чем, вот что бы Вы посоветовали или, вот, что Вам кажется было бы важным записать в этот учебник, как какой-то может вывод, может что-то, о чем нужно помнить или о чем нельзя забыть? Как письмо будущим поколениям, можно сказать?

М.Т.: Ну, я бы…

Н.К.: Что важно?

М.Т.: Важно то, чтобы… Вы знаете, что все-таки вот, то, что произошло, это человеческий фактор. Важно то, чтобы не было экспериментов, которые, вот, люди, которые не ответственность, не ответственно отнеслись к этому эксперименту и не усмотрели то, что какие последствия, какие разрушения и сколько горя будет после этих экспериментов. Прежде чем сделать что-то, нужно просчитать. Обычно, вот, я учил своих детей, чтобы они хотя бы учились смотреть в 3 раза, 3 раза, вот, в 3 раза наперед. Или, вообще-то, в 5 должен человек уже… вот 5-6 это очень классно. А если будем мы смотреть в будущее на несколько веков вперед, что может быть, вот именно, вот когда вы что-то делаете и что приведет к чему, к каким последствиям. Вот, вот это нужно. Самый вывод – вот это одно: прежде чем что-то сделать, нужно посмотреть вперед.

Н.К.: Спасибо. Что-то еще хотите добавить?

М.Т.: Ну, что я могу еще добавить. Знаете, очень тяжело, во-первых, выживать нам сейчас. Вот этот подвиг, который мы совершили, я не думал никогда в жизни, когда мы все-таки уже сформировались и нас признали, что да – есть мы герои, мы защитники Отечества. Вот, и что мы уважаемые люди, что должны нас оценивать и нас приводить как пример и достойно, чтобы мы и наши семьи, вот, жили. Но у нас получается все наоборот. Нам еще приходиться бороться непонятно за что, доказывать, что, вот, мы еще, вот, имеем то, что мы должны иметь. И вот эта борьба с нашим правительством – это очень плохо.

Н.К.: Ну да.

М.Т.: Мне хочется, чтобы, вот, в заключении сказать, что мне хочется, чтобы действительно люди, которые сидят в верхах, которые, вот, возглавляют наше государство, которые формируют законы, вот, не трогали тот закон, который был создан для нас. И чтобы мы, вот, были не в тени и не брошенные как, вот, выброшенные, как использованные непонятно что, а чтобы мы оставались действительно теми людьми, которых можно приводить в пример, героический пример. Вот, вот это мне хочется, чтобы… И чтобы у нас все было хорошо и было здоровье.

Н.К.: Дай Бог.

М.Т.: И никто не дождется, мы еще будем долго-долго, еще вся жизнь впереди. У нас, вот именно, радиация теперь молодит, дает нам вторую молодость, второе дыхание жить. И мы будем жить, потому что нам еще нужно много сделать на этой земле.

Н.К.: Спасибо. А кстати номер батальона не помните?

М.Т.: Не батальон, я же Вам сказал — управление бригады 25-й. Я в управлении 25-й бригады.

Н.К.: Спасибо.