Наталия Козлова (далее Н.К.): Сегодня у нас 24-е декабря 2013-го года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я, Козлова Наталья у, представьтесь, пожалуйста.

Надежда Дегтярь (далее Н.Д.): Я Дегтярь Надежда Тихоновна.

Н.К.: Дегтярь, да?

Н.Д.: Да, Дегтярь.

Н.К.: И первый у меня будет к Вам вопрос, он достаточно обширный, вопрос-просьба: рассказать историю своей жизни.

Н.Д.: Ну, с мужем мы поженились в 80-м году, сразу после армии. В 81-м родился старший сын, в 82-м – второй сын. Ну, и жили мы как бы нормально, покаместь не случилась авария на Чернобыльской АЭС. Одному было 4 года, второму – 5, детям.

Н.К.: А Вы жили где? В Припяти?

Н.Д.: Нет, мы жили в Харькове.

Н.К.: А!

Н.Д.: Его забрали через военкомат.

Н.К.: Ага.

Н.Д.: Вечером повестка – утром с вещами. Ну вот, я осталась одна с двумя детьми, а он там. Жил он там, говорит, в палатке. На крыше убирал там мусор. Ну и пришел фактически оттуда больной. Он сразу пришел оттуда, держался за стенки. А мы жили с соседями, с подселением. Она говорит: «Он что у тебя, пьяный?» Я говорю: «Нет, не пьяный». Идет, за стенки держится, у него голова кружится. И через месяц он уже попал в больницу. Там начали обследовать, ну, все ж не могли писать. Все это было как бы закрыто, поэтому подлечили чуть-чуть, выписали. Он работал на заводе ФЭД. Только пойдет на работу, опять, теряет сознание, головокружения, опять на больничном. И так продолжалось фактически до 90-го года. Больничные без конца, ему предложили группу. Фактически в 28 лет он стал инвалидом II-й группы.

Н.К.: Угу.

Н.Д.: И уже он с 91-го года вообще не работал, покаместь это все оформлялось. Ну, а потом что, кроме своих болячек он ничего в жизни… Ну, если потерять сознание и человек думает, как выжить. Я тоже спасала его, научилась делать уколы, покаместь скорая приедет я уже его спасала сама. И в вену делала и внутримышечно. Фактически медицинский работник стала возле своего мужа. Ну, детьми он уже не занимался, потому что он только думал о своей болячке. И с каждым годом они все увеличивались, увеличивались. Диагнозы на пол-листа уже были.

Н.К.: Угу.

Н.Д.: Потом он начал резко как-то полнеть. Он говорит: как только лягу в больницу, наколют там всякой… И начало разносить, что называется. Он с 70-ти килограмм дорос у меня до 120-ти. Каждый год его перло. Он и сам был не рад, потому что ни наклониться, ничего, живот мешает. Ну, а здоровье от этого не прибавлялось. Обкомовская больница и 15-я это бывшая или 3-я она сейчас, не знаю, ну психиатрическая. В общем, ему там вставляли электроды в вену.

Н.К.: Ух!

Н.Д.: Да, и чистили кровь. Вот это его еще как-то спасло. Каждый год очищение крови было. Ну, обкомовская тоже хорошо помогала: капельницы, капельницы. Фактически он прожил 27 лет после Чернобыля, это очень много считается. Потому, что он у меня был сельской закалки…

Н.К.: Здоровый.

Н.Д.: Здоровый мужик. Но превратился он… В 12 году у него приключился рак. Сидели за столом как раз перед 8-м марта, даже на 8-е. А он говорит: «У меня треснул язык, я вообще ничего есть не могу». Говорю: «Ну, надо идти к врачу». Это ж такое дело – полоскание ничего не даст. Пошли к врачу, нас отправили в Померки. Там взяли анализ на рак, и пришел анализ подтверждающий. Причем уже вторая стадия была, покаместь он не лопнул. Ну, они говорят, он у него уже был давно, но не проявлялся.

Н.К.: Угу.

Н.Д.: Ну и потом начались наши мучения. В радиологии начали его облучать. Попалили все: и сверху, и внутри. Есть он, фактически, уже не мог. Потом химию предложили: ничего это не дало, абсолютно. Потом… ну и резко он начал худеть. Он у меня начал худеть 5 килограмм каждый месяц. До конца смерти он похудел у меня до 40 килограмм. Хоронить уже фактически нечего было. Он высох, что называется, скелет. Ну, и мне одна врач посоветовала в кардиологии обратится к травникам. Когда уже все врачи от него отказались в декабре 12-го года, то он еще прожил полгода благодаря травам.

Н.К.: Угу.

Н.Д.: Вот если какие-то проблемы лучше идти туда. Там они давали ядовитые травы, которые убивают раковые клетки, восстанавливающие. Ему как бы стало легче. В течение 3-х месяцев он пил у меня эти травы: настойки на спирту и водяные. В общем, целый день я только этим занималась, что кормила его этой травой. Питался он уже через блэндер – так ничего и не мог уже есть, абсолютно. Ну, и, в конечном счете, в январе ему начали 13-го года колоть уже морфин обезболивающий. А до этого еще и трамадол и целый Божий день, и день и ночь я колола ему уколы. Всю аптеку, можно сказать, скупила. Врачи говорили: «Подбирайте лекарство хоть какое-нибудь сами». Потому, что морфин, он хватает не надолго – на 5 часов от силы. А в сутках 24 часа. Ему начали утром колоть и вечером, 2 раза в день. А ночью я уже просыпалась и колола ему сама другие лекарства. Ну, вот так он… Мы не жили, а мучились. У него были приступы с потерей сознания, с судорогами такими, что, когда скорая приезжала, они не знали, что делать: его тянуло во все стороны. Кто этого конечно не видел, он не поймет, что это такой болезнь чернобыльца. У меня видели это и дети…

Н.К.: А как дети?

Н.Д.: …и соседи выносили не один раз его на одеяле в скорую. Ну, а что дети? Дети тоже они, чем они могут помочь? Они фактически отца не видели. Я занималась воспитанием сама. Школа – это я, все остальное – тоже я. Мало того, что муж больной, надо было еще и детей поднимать. Ну, он пытался там… Врачи некоторые советовали употреблять алкоголь. Ну, но он пил, но немного, бросил даже курить. Думал… Видно проблема у него с горлом уже была. А вот это потом оно пошло и на ухо. От языка пошло на ухо и на горло и фактически оно его съело. Так что болячка – не дай Господь. Я уже говорила, у меня 2 сына, они говорят: «Если еще раз взорвется, никто туда не пойдет».

Н.К.: А как в семье обсуждается вообще эта авария? Как?

Н.Д.: Ну, вот внук сейчас говорит: «Мой дедушка защитник Родины, он погиб из-за этого», понимаешь? Ну и дети ж все, конечно, в шоке были, когда узнали этот диагноз смертельный. Еще с теми болячками, как говорится, можно было жить, но с этим раком – это уже всё.

Н.К.: Угу. Да, это жутко.

Н.Д.: Ну и потом Донецкая экспертная комиссия дала заключение, что это связанно с Чернобылем.

Н.К.: А до этого не связывали никак?

Н.Д.: Связывали. Еще с 1991 года у него была уже связь, что вот связанно это с Чернобылем. Он уже и щитовидка пошла. Но, вот говорят, что это не отражается на родственниках – я в это уже теперь не верю. Потому, что я сама перенесла кучу операций после него. Щитовидка у меня, в 93-м году я попала на операционный стол. Откуда она взялась? Потом, через год – желчный. Они говорят, что тоже – неправильный обмен веществ. Ну и куча болячек: аллергия вот эта без конца, чихаешь по 20 раз. Откуда оно взялось, не знаю. Но до этого у меня тоже этих болячек не было.

Н.К.: А как Вы думаете, как вообще на всю Украину в целом, на украинцев повлияла эта авария? В общем плане, может быть, как-то в культурном? Сделали ли люди какие-то выводы или?

Н.Д.: Я думаю, что повлияло больше на нервную систему, это точно. Люди какие-то стали раздражительные, неуважительно, вот как будто бы вот крышу у них снесло. Они не соображают, что они делают. Я считаю, что повлияло.

Н.К.: А как Вы думаете, а почему именно так или?

Н.Д.: Нет, этого я не знаю. Это что-то связанно с экологией.

Н.К.: Да? То есть, считаете более восприимчивыми стали, да, более, как, нервными, чувствительными?

Н.Д.: Ну, люди раньше были добрее.

Н.К.: Ага.

Н.Д.: Сейчас они намного злее. Значит с чем-то это связанно? Я считаю, что это все-таки нарушение нервной системы.

Н.К.: И Вы связываете все-таки как-то с этими событиями?

Н.Д.: Конечно. Ну, почему люди раньше были не такие как сейчас?

Н.К.: Ну, да.

Н.Д.: Нам то, мне вот 59 уже, я старше своего мужа, ну. Вот ему сегодня 54 бы исполнилось, у него сегодня день рождения. Но дело не в этом. Жизнь как бы 33 года я с ним прожила, двух детей мы воспитали.

Н.К.: А что Вы вспоминаете чаще всего, какие, может быть приятные моменты семейные?

Н.Д.: Ну, мой муж был, как сказать, трудолюбивый, очень трудолюбивый. Вот как ему было не плохо, но он дачу построил.

Н.К.: Угу, молодец.

Н.Д.: И вот мы ездили на дачу, и он говорит: «Мне тут лучше, чем в этом Харькове». Сам он с Сумской области, жил в селе, можно сказать. Между лесом сосновым и лиственным, а посередине – село. И, конечно, он любил очень природу, поэтому без дачи нам никак нельзя было. Вот он, сыновья, мы купили эту дачу, ну, участок, когда детям было 14 и 15 лет. И они все втроем строили. Я там помогала, как говорится, сами шлакоблоки лепили. Ну, люди мы были небогатые всю жизнь, поэтому.

Н.К.: То есть чаще всего вспоминаете – это провождение на природе?

Н.Д.: Да (играет музыка). Сейчас, минутку. Галя, я сейчас занята. Это его сестра звонит, хотела вспомнить о своем брате. У него 2 сестры в Сумах осталось. Приезжали часто, звонили без конца. Ну, это он семьянин был очень порядочный. Люди его во дворе все уважали. Когда он умер, это было такое нашествие народа. Ну, и чернобыльцы ж, они ж как-то созванивались. Часто встречались, когда он уже болел, приходили проведывать.

Н.К.: То есть друзья, с которыми он работал в Чернобыле?

Н.Д.: Да, да-да.

Н.К.: А Вы как-то сейчас поддерживаете связь с этими друзьями?

Н.Д.: Да, поддерживаем, а как же. Они приходят в гости.

Н.К.: Ага, то есть, как-то продолжаете общение?

Н.Д.: Продолжаем, конечно. С вдовами я тоже общаюсь. Даже с переселенцами уже познакомилась. Они мне действительно рассказали, что там было и что им досталось тоже нелегко. Как наши раньше кричали, что: «Та, они такие же льготы получают, как и мы. Вот мы ликвидаторы, а они переселенцы». Я говорю: «Ну, они ж тоже ж пострадали, эти ж припятские».

Н.К.: То есть, горе как-то сплотило, да?

Н.Д.: Ну, да.

Н.К.: То есть подружились.

Н.Д.: Я считаю, что, да. Они тоже пострадали не меньше наших. Я понимаю, что мой был на крыше. И ему написали в военкомате, что он получил 25 рентген. Но сами врачи уже потом мне говорили, говорят: «Какие, говорит, 25, тут все 50». Но писать-то не разрешали. Ну, единственное его спасло крепкое его здоровье, я считаю, то, что он был здоровый мужик. Ну, а государство, я Вам скажу, отнеслось неуважительно к чернобыльцам, поэтому сказать в пользу государства ничего хорошего не могу.

Н.К.: А вот что Вы чаще всего обсуждаете? Вот переселенцы и ликвидаторы – вроде как разные судьбы по-разному сложились, но все пострадали от одного и того же. Что чаще всего всплывает у Вас в темах? Что такое общее и близкое Вы бы назвали?

Н.Д.: Только здоровье, больше ничего.

Н.К.: Здоровье, да?

Н.Д.: Только здоровье. Потому, что кроме болячек…

Н.К.: А, то есть все потеряли здоровье и…

Н.Д.: Да, нечего, нечего вспомнить чернобыльцам, нечего. Они все пострадали. Вот у меня друзья тоже приходят, они еле живые можно сказать. Как день прожил – слава Богу. Уже и операции на сердце делали, у одного давление 200 постоянно. Так что, я считаю, здоровье, и они как бы переживают, сколько им осталось. Потому что они уже много друзей похоронили, и они вот сейчас думают: следующий я буду. Как бы нервный стресс.

Н.К.: Угу. Ну да, как Вы говорили, всё на нервах.

Н.Д.: Да, и если учесть что возраст у них, вот моему – 53, а друзья есть даже моложе. Есть 50, вот мы отмечали в том году. Вот, кто после армии попал. Моим уже детям все-таки уже было 4 года и 5. Уже женатый была. Те еще и не женатые.

Н.К.: Ой, та ужас.

Н.Д.: Нет, ну или женились уже, там только родился ребенок, вот такая ситуация. Ну, все равно забирали всех подряд.

Н.К.: Ну да.

Н.Д.: Ну, у меня ничего, слава Богу, дети у меня хорошие повырастали. Так что память от него осталась хорошая. Один работает в МВД – милиционер-капитан. Два внука у меня уже подарили: одному 7 лет, 8 вот будет, родился под Новый год 30 декабря. Так что у кого Новый год, а у меня именины (смеется) Ну, а что? А второму у меня год и четыре внуку.

Н.К.: Маленькие еще.

Н.Д.: Так что дедушка дождался двух внуков.

Н.К.: Увидел хоть, слава Богу.

Н.Д.: Да. Он в ноябре держал – внуку было 3 месяца. Фактически через 10 месяцев он умер, внуку было 10 месяцев, когда…

Н.К.: Ну, увидел хоть внука.

Н.Д.: Ну конечно, дождался.

Н.К.: Рад, наверное, был.

Н.Д.: У меня один сын похож на меня, старший, а младший – копия папа. Как моя свекруха говорила: «Це наш, а це не наш». Кошмар (смеется). То харьковский, о то сумской.

Н.К.: Ну, наверно, в шутку все-таки.

Н.Д.: Ну, конечно в шутку, ну вот…

Н.К.: А скажите, а было ли что-то, что до аварии казалось Вам важным, а после аварии стало второстепенным? Были ли какие-то вот ценности, которые казались ценными, а потом отошли на второй план?

Н.Д.: Да нет, вроде бы. От планы какие у нас были, мы их как бы в жизнь все-таки… Вот он захотел дачу построить, но с квартирой ничего не получилось. Я жила в 4-комнатной, работала дворником. И нас переселили в 2-комнатную, в которой мы сейчас проживаем. Потому что дети оказались у меня однополые, и нам было не положено. Ну, а потом не ставили на квартирный учет. Говорят, у вас полметра лишней площади. И только в 91-м году поставили на очередь, где я и сейчас стою уже вместо него, но толку никакого: очередь-то не двигается. Я уже говорю: ну, может быть, в государстве какие-нибудь изменения произойдут, не буду я покаместь бросать это.

Н.К.: Конечно.

Н.Д.: Мало ли, президент поменяется и что-нибудь (смеется) издаст.

Н.К.: Та сейчас так все быстро меняется, что…

Н.Д.: Ну, надеяться надо на что-то.

Н.К.: А скажите, а что Вы думаете по поводу памяти о том, о разных мероприятиях, которые посвящены тому, чтобы, ну, помнить или вспоминать эти события? Как Вы на них смотрите? Может Вам бы казалось, что можно было б сделать это как-то по-другому?

Н.Д.: Да нет, все-таки чернобыльцев надо собирать. Они ж часто собираются. Вот как мой ездил в санаторий каждый год и всегда со своими друзьями. И вот это конечно были самые лучшие дни, я считаю, в его жизни. Я даже туда ездила с внуком. Это незабываемые дни, встречи. Поэтому праздники все они как бы отмечали. Даже покаместь я на работе была, прихожу – у меня там застолье. Ну, что делать, это ж не каждый раз. У меня еще сын родился 26-го апреля.

Н.К.: Ох.

Н.Д.: Как раз в день… ну это же было раньше.

Н.К.: Ну да.

Н.Д.: И тут день чернобыльца попало на 26-е.

Н.К.: Ну, просто совпадение такое.

Н.Д.: И я каждый раз нервничала, думаю: «Ну, у меня ж именины у ребенка, а у тебя, я понимаю, встреча с друзьями». Как нам отмечать (смеется)? Ну, я никогда не препятствовала. Именины можно и потом отметить, а встреча…

Н.К.: Ну, правильно.

Н.Д.: Да, а встреча друзей – это должно быть.

Н.К.: А в более общем плане, например, с детьми проводят беседы в школе. Имеется в виду с людьми, которые, может быть, родились уже позже и они не особо понимают, что было когда-то. То есть смотрят с исторической точки зрения. Скорее, ну, если сделать акцент на молодежь, как Вы думаете, как вот эти мероприятия, ну, по Вашему мнению, должны быть или?

Н.Д.: Не знаю, мне кажется, в школе, может быть, мало это детям рассказывают.

Н.К.: Надо больше, да, в этом плане?

Н.Д.: Ну, да, вот за Отечественную ж войну тоже рассказывают.

Н.К.: Ну да.

Н.Д.: Кино показывают. А Чернобыль показывают раз в году – это в апреле. У меня вот невестка тоже родилась 11 мая 1986 года, я считаю, она тоже пострадала. Ну, как бы экология была нарушена. И она тоже болела очень долго. Откуда это? Вот врачи ж они всё скрывают. Судя по моим детям – мои тоже дети пострадали – но таких хронических заболеваний нет, но в жизни они очень много, часто болели.

Н.К.: Ну да, сейчас много болеют.

Н.Д.: И когда я врачам говорила, говорю: «Не связанно ли это с Чернобылем? – Нет, не связанно. – Ну, говорю, откуда же тогда болячки?» Ну, не знаю – вот то ли сказали не говорить, не знаю я. А когда из него, он лежит, а из него пот валит и он теряет сознание – это ж были приступы, не дай Господь. То, что мы пережили. Это ж приступ был не один, а миллион. Если человек, видно, что ему уже он плохо, он падает, отключается и его начинает судороги тянуть во все стороны, выкручивать.

Н.К.: Это, безусловно, для Вас было очень тяжело.

Н.Д.: Та, ну это конечно, это моральная, я считаю…

Н.К.: А что Вас поддерживало в такие минуты? Было ли что-то, я не знаю, какая-то главная мысль или какая-то вот?

Н.Д.: Ну, вот у меня была главная мысль его спасти. Я хваталась за шприцы и спасала. А его сестры, я, допустим, ездила в Сумы, стояли рядом и они ничего не могли сделать. Говорит: «Он будет умирать, я ничего не сделаю».

Н.К.: То есть, такие растерянные были, да?

Н.Д.: Я со своими детьми, да, говорю: «Так, Женя – старший сын – держи руку». Я даже не вязала вот этот шнур, резинку эту.

Н.К.: То есть уже сами…

Н.Д.: Я не могла, я говорю: «Держи просто руку». Я попадала в вену, потому что я знала: если не сделаю укол вовремя, значит всё – хана.

Н.К.: То есть Вы не расслаблялись, потому, что борьба шла.

Н.Д.: Я считаю, что я его спасла, да. Вот благодаря мне он прожил столько лет. И если учесть, что он получил такую дозу, он бы не выжил.

Н.К.: Повезло ему с женой.

Н.Д.: Да, ему повезло. А последнее время я не спала уже ни день, ни ночь. Я уже ж от каждого шороха просыпалась, если чувствовал уже боль, я быстро за шприц. Я ж спала, у меня в головах были шприцы. Сонная, не сонная – бегом. Шприц и уколола – пошли спать дальше. Иначе ж он спать не будет. Вот если морфий укололи в 7 вечера – это самая такая последняя точка – в 12 ночи он уже просыпался от боли. Бывало, что 2 укола в день… за ночь надо было колоть, чтоб до утрешнего укола дожить.

Н.К.: Боже, я не представляю, как дети это все пережили, они ж тоже переживали.

Н.Д.: И дети… Как, он до туалета не мог дойти, будила, говорила: идите, помогите ему отойти… дойти до туалета. Ну, а последнее время это уже было просто ужас. Уже всё, не держалось у него ничего.

Н.К.: Ну, понятно.

Н.Д.: Одевали ему памперсы. С невесткой его еле поднимали, представь себе, досталось и невестке тоже. Она с нами живет уже 10 лет. Так что дети мои насмотрелись на все эти ужасы. Теперь вот не знаю, как Валерий Иванович говорит – деньги мне там какие-то должны были выплатить по потере кормильца, ничего не платят. И говорят: «Вы относитесь к категории оздоравливающих». Я говорю: «Ну, какое же это оздоровление?» Когда он умер, никто не спрашивал, сколько денег я потратила на похороны, допустим. Врач, тот, что вскрывал, сразу выходит, говорит: тысяча. Это я ничего даже вскрывать не буду. Полторы тысячи – это то, что одели его и положили в гроб.

Н.К.: Не, ну сейчас безумно дорого это всё, конечно.

Н.Д.: Это я считаю, ну я же говорю, никто не спрашивает, есть у тебя. А когда он умер, сразу ж вызываешь милицию – приходят домой. 4 милиционера и плюс эксперт – всем по стольнику. Потом машину, вот это, что забирает в морг – 250 рублей, это официально в кассу.

Н.К.: Ну, держитесь, это Вы пережили, конечно, безумно, безумно.

Н.Д.: Ну, понятно, так они не спрашивают. Потом ритуальные там услуги 4 тысячи насчитали. Пошла я в соцзащиту, и говорят они мне: принесите справку, сколько Вы потратили денег, вот это, чеки эти. Принесла на 4000: ну, извините, мы не можем такую суму оплатить. У нас 1200 по ритуальным услугам. Ну, это выплатили, слава Богу.

Н.К.: Ну, хоть что-то.

Н.Д.: И Геннадий Адольфович, слава Богу, 3000 выплатил. Всё, больше я ничего не получила. Плюс его 2 пенсии. Сейчас вот сижу, жду, не знаю, что они мне там насчитают, хочу перейти на его пенсию.

Н.К.: Ну да.

Н.Д.: А Валерий Иванович говорит, что насильно не рассчитывайте – в государстве нет денег. Я говорю: ну это понятно.

Н.К.: Не, ну ни в коем случае нельзя сдаваться.

Н.Д.: Ну, покаместь там занимаются адвокаты без меня. Слава Богу, сын у меня в милиции и знакомых у него…

Н.К.: Молодец.

Н.Д.: …много, поэтому дети мне помогают.

Н.К.: А вот скажите, глядя на всю ситуацию и в стране, и все, что Вы видели, как пережили, ну как, это действительно ужасный опыт с Чернобылем, как люди пострадали. Через, возможно, 50 лет это даже люди и не будут знать и забудут. А если оставлять какое-то знание, наследие, я не знаю, детям, которые могли бы прочитать в учебниках, что бы Вы выделили, что надо, может быть помнить или что-то, может быть, что ни в коем случае нельзя забыть. Вот что главное сказать потомкам, чтобы они знали, чтоб может быть?

Н.Д.: Ну, потомкам нужно сказать, что все-таки деды их или прадеды спасли нашу Украину, чтоб экология как-то давала свободно дышать. Поэтому историческую память нужно, конечно, зафиксировать. Ну, я думаю, скоро все чернобыльцы поумирают и все-таки не будут их вспоминать. Сейчас вот они собираются, с каждым годом они все больше, больше умирают, и назад возврата нет. А молодежь наша – она на это не очень воспринимает.

Н.К.: Ну, может быть, надо, как Вы думаете, записать?

Н.Д.: Ну, записать надо, но будут ли они изучать – это вопрос. Вот сейчас даже ученики, судя по моему второкласснику, не очень они любят читать. У них компьютер. А в компьютер не каждый захочет залазить и смотреть, что там было в этом Чернобыле. Так что я не знаю, будут ли читать нашу вот эту писанину.

Н.К.: Ну, я думаю, что надо надеяться на лучшее.

Н.Д.: Да, ну, надо надеяться, да. Ну, люди, которые всё это пережили, они, конечно, общаются и знают последствия. Поэтому я прожила с мужем-чернобыльцем и насмотрелась всяких ужасов. И так же мои дети. Поэтому, этот праздник, когда вот… Ну, это считается, я его праздником не считаю.

Н.К.: Наверно, День Памяти, можно сказать, скорее.

Н.Д.: Да, 26-е апреля, я считаю это не память, а просто воспоминания какие-то. Праздником его не назовешь.

Н.К.: Ну это да, это да.

Н.Д.: Сколько детей погибло, сколько? В тот же день сколько их… пожарники. Вот даже переселенцы говорят… Вот завтра женщина должна была прийти к тебе – Люда, я с ней общалась. Говорит: «Я на кране работала и, слава Богу, хоть я в этот день не была». Уже та женщина умерла.

Н.К.: Которая была и ее уже…

Н.Д.: Да, ее просто спалило там в этом кране.

Н.К.: Ну понятно.

Н.Д.: «А это мне, вот как Сам Бог отвел, я поехала на дачу». Это какая клубника в том году была? Это они ж… ябл… эти, клубники повырастали больше размера в 3 раза. Значит, ну, тогда еще ж никто не знал – все это ели. А чем это закончится – никто не знал.

Н.К.: Та да.

Н.Д.: Хотя она, тоже вот у нее дети: и сын, и дочка. Дети у нее уже были, я считаю, они тоже пострадали. Ну, она сейчас…

Н.К.: Ну я… все пострадали, конечно.

Н.Д.: Да.

Н.К.: Все пострадали и…

Н.Д.: Я еще после Чернобыля его хотела родить третьего ребенка. У меня два сына, хотела третьего родить. Все мне говорили, какая ж я ненормальная. Так и говорили.

Н.К.: А муж что говорил?

Н.Д.: Ну как, здоровье еще тогда более-менее было. Не так, что уж совсем. Молодой все-таки, боролся со своей болячкой. И в 4 месяца у меня выкидыш произошел.

Н.К.: А…

Н.Д.: Да, у меня замер плод. Поэтому, Бог его мне не дал.

Н.К.: Ну, видимо, экология была такая, что…

Н.Д.: Да, врачи говорили: «Вы хотите смотреть, это, сказать Вам пол, кто был?». Я говорю: «Зачем? Чтобы я потом думала, что у меня там дочка умерла? Лучше, говорю, не надо». На этом все и закончилось. У меня сын пошел в 1-й класс, именно 1-го сентября у меня случился выкидыш. Пришлось соседям забирать его со школы. Ну, что ж сделаешь. Так, буду…

Н.К.: Ну, так бывает в жизни.

Н.Д.: Это точно. Ну, старайтесь там, напишите что-нибудь.

Н.К.: Спасибо Вам огромное. Спасибо, что пришли.

Н.Д.: Да, память конечно…

Н.К.: И спасибо, что рассказали, потому что если Вы не расскажите, то кто расскажет.

Н.Д.: Я думаю, медали ты видела? Сейчас я тебе покажу фотографию.