Сергей Чубенко (далее С.Ч.): (Смотрят фотографии) Это я в Чернобыле. Это вот вместе в одной роте мы были, и потом он стал председателем Коминтерновского района, где на сегодняшний день проживает. Ну, давайте, наверное, так вот.

Роман Казанков (далее Р.К.): Это, это 86-й год, да?

С.Ч.: Да. Это август или начало сентября 86-го года.

Р.К.: Это возле станции где-то или это военкомат?

С.Ч.: Нет, это в Вороном. Мы располагались Вороное, 25-я бригада с Харькова. Вот это Вороное. Так, я, как бы, вот накидывал, у меня… Как бы я третью часть, наверное, использую, поэтому давайте я даже вам вначале сейчас буду вот как бы читать то, что я, а потом дальше вы мне вопросы будете предлагать.

Р.К.: Ну да, историю жизни, и то, что Вы посчитаете нужным.

С.Ч.: Ну я, да. Я б, например, разделил свою жизнь именно бы вот таким, на два крупных отрезка. Это жизнь до Чернобыля, жизнь в Чернобыле и жизнь после Чернобыля. То есть, два, три «ж». Вот так бы я сказал. Я работал… Прямо буду читать (читает): «Я, Чубенко Сергей Николаевич, председатель городской организации и областного комитета «Дети Чернобыля». Находился на специальных сборах по ликвидации аварии на чернобыльской АЭС с 21 августа по 10 октября 1986 года, войсковой части 83279, 25-я химбригада, в должности заместителя командира роты по политической части. Рота называлась ОРО сокращенно. Это особая рота». Особая рота – это не обозначения… Сейчас, где-то ж я писал… Так, об аварии… Я потом вспомню, особая рота. Почему я, как бы, так старался… типа снабжение. Вот. Первый раз я столкнулся с, чисто вот с Чернобыльской катастрофой – это в конце июня. Я был послан в командировку в город Киев. И вот увидел, что, ну мы уже услышали, наверное, как вы знаете уже партия наша руководящая эта и генеральный секретарь Горбачев уже рассказали, что произошла авария, уже были жертвы. Вот, и я вот увидел, что Киев пострадал очень, это, люди. Во первых, какие у меня впечатления с тех пор осталось – это, что Киев, лето уже началось, а деревья практически все осыпаны, все это. И находился, жил в это время в гостинице так называемой «Днепр», потому что на левобережное метро находился объединение «Укрпластик» так называемое, это Министерство химпромышленности Украины, оно как бы объединение было. Поэтому были мы буквально, вот Днепр выходил, мы смотрели на это, и всё время по Днепру мотались катера и мыли с брандспойтами, наверное, там были установлены, так называемые, вот эти помпы, и мыли, мыли набережные. Вот это у меня осталось это, такое впечатление, наверное, очень опасная, хотя мы понимали, что уже знали, что это. Но я совершенно не думал, что это через буквально через пару месяцев после приезда я так попаду в самое пекло, на 3-й блок и будем его это. А получилось так, что меня вызвал так называемый, у нас был директор СКТБ. Я был начальником, работал в то время начальником экспериментального цеха, в моем подчинении было 35 человек. Вот вызвал к себе, ну я себе, наверное, думаю что-то по служебным обязанностям. Захожу – сидит, как сейчас помню, майор. Он говорит, вот знакомься это представитель военкомата Ленинского. Мы относились к Ленинскому военкомату. Говорит, вопрос стоит это – мобилизации тебя как политического состава в зону повышенной радиации на Чернобыль. Говорит, я старался это, объяснял, что он, как бы говорит, старался тебе, как раньше делали, так называемую броню…

Р.К.: Бронь?

С.Ч.: Да. Говорит, ничего ни это. И мне ответ был так, когда я зашле, он сразу говорит, что если бы вы были не политический состав, говорит, не было б вопросов. Был бы это, можно было бы это. Но политический состав… Ну, наверное, мы все знаем, что такое раньше это. Вот. И меня забрали. Стоял ГАЗ-69, забрали в этот, в военкомат. Я там прошел комиссию. Вот что сказать, там многие, наверное, этого не проходили, забирали и это. Я прошел медкомиссию, был признан это, и мне дано было предписание, сказали: в течении двух дней необходимо быть в зоне Чернобыльской АЭС. Я думаю, что вы высокое это, сознательный товарищ и будете это самое. Я сказал, ну, да: «Есть». Ну, по-другому, наверное, мы так и не думали, потому что не понимали, ведь как это, если нас это, забирают, необходимо было. Я это, пришел к жене, сказал, продумал что. Ну, конечно небольшая эта, я жене сказал, что еду. Уже знал, что первое место, куда я должен буду приехать – это так называемый… белое, не так, это город Белая Церковь, в которой был призывной пункт, и оттуда уже отправляли на зону, это. Вот.

Р.К.: Угу.

С.Ч.: И тогда был это ж это, было 19-го числа, это, где-то 20-го,вот, я, это, начал пробовать, это. Билетов до сих пор еще было, то есть уже прошло сколько, это, билетов на киевском направлении практически не было и они, не понимаю почему, но достать невозможно. Вот. И тогда у меня, інтересно, жена вспомнила, что у нас есть товарищ, который друг, одноклассник, который работает в аэропорту. Так вот, я вот по блату доставал билет, наверное, единственный, вот тут я вот еще себе и написал (читает): «Я, наверное, один из немногих воинов запаса офицеров, которые по знакомству, как раньше говорили, по блату приобрели билеты, чтобы добраться на чернобыльскую АЭС». Вот. Взял билеты, всё прекрасно это. Сложился, это. И ехал, это, прилетев, это, на Киев. Я ж говорю еще раз: по блату. Приехал в Киев я уже, мне как бы маршрут весь объяснили. Я на электричку через Фастов и на Белую Церковь. Приехавши на Белую Церковь, нашел эту призывную часть. Ну там, как в улье: приезжают, часть приезжали ребята с АЭС, замена была – уезжали по домам, часть вот таких, как мы приезжали и это, и отправлялись, на оборот, в зону. Поэтому преодели меня там, переоделся я и оставили свои вещи гражданские, оставили в этом, на складе и ближе к вечеру где-то 20-го числа… или? Да, 20го числа, потому что 21-го, ближе к вечеру 20-го числа уже была собрана, эта, колонна солдат и это, была команда по машинам. Подогнали целую колонну машин тентованных, так называемых, ЗИЛ-157-х, то есть, эти, грузовые, и мы начали загружаться. Загрузились мы это, и где-то ближе к вечеру была команда отправиться, и мы оправились часа, наверное, уже поздно, а, и отправились в путь. Постоянно ближе, когда заехали в Иванково, это недалеко от Чернобыля. Это район начала уже как бы вот этой зоны, в Иванково. После Иванково начали, вот, по частям, где была дислокация, останавливаться машины.

Р.К.: Угу.

С.Ч.: И часть этих начали по списку оставаться в частях. Вот. Ну совсем где-то, по-моему, в районе около 12, потому что уже лето было, это, жара, а уже начало темнеть, то есть и 11, это, наверное, а то и может это уже начало так довольно это. Мы приехали в это, как оказалось, в Вороное, поступила команда выгружаться и весь остальной, практически самая большая часть это, была выгружена. По ротам нас раз-это, проверено по ротам это, что какой-то. Я ж как говорил я попал в ОРО, особая рота обеспечения. ОРО, так называемая. У замполита роты я это. Первое, что – ребята были рады, тут замена, замена. Даже еще и по 100 грамм наливали уже это. Люди доставали, хотя вот говорят там: пили – ничего. Был сухой закон, не отвертишься. То есть мы ведь по блату там где-то, ребята доставали вот то по 150 если как будет, то есть, практически не у кого, чтоб вино давали – этого не было. Вот. Первые, вот, то есть 22-го у меня было записано уже это я, приступил к выполнению обязанностей. Мне были, этот, начальником, прошел инструктаж у начальника политотдела. Это, замполит роты мне так же проинструктировал, познакомнил с офицерским составом меня, с начальником штабов, который этот, и … (листает свои записи)… что у меня дальше? Так…

Р.К.: Расскажите, пожалуйста, рота обеспечения, вы снабжали только свою бригаду?

С.Ч.: Только свою бригаду. И у меня в основном был транспорт. И как казалось, ну рота обеспечения, 8 дней до 29-го числа, у меня начались это… 29-го, по-моему. Да, 29-го первые выезды. До 29го я, так называемо, «сидел на фоне». То есть, я входил в курс дела, офицеры старше ездили, которые добирали, это чтобы быстрее уехать. Потому что там 25 или до 25-ти рентген ставили дозу, вот, и всё, и человек мог уехать на замену. То есть, 8 дней я был это. Первые вот это ознакомился, что нужно после каждого вот возвращения домой, я подводил итоги вот так вот, вот здесь вот на фотографии. Это мы до отъезда. Кто впереди, кто лучше отработал, мы это всё, кому готовили грамоты. Вот тут где-то у меня осталось, а те я тоже подвезу. Здесь, сейчас, а…

Р.К.: То есть, что-то вроде боевого листка, что-то отмечали. Именно боевой листок?

С.Ч.: Да, да, да. Не что-то отмечали, а именно боевой листок. Совершенно верно. А, вот она (показывает грамоты).

Р.К.: Это уже у Вас по возвращении у вас?

С.Ч.: Нет, это всё, это всё в зоне получали. Я вот, то есть, думаю с вами встретиться и я еще поднесу, у меня там ряд есть тоже: и грамота ЦК ВЛКСМ есть, потом вот эти наши, что вручали именно в зоне Чернобыля, как бы эти, типа грамоты, но не грамоты, они как? Даже не знаю как назвать – что принимал участие, благодарим за…, написано. Я же говорю… Вот (показывает грамоту). Двадцать, то есть, вошедши уже в курс дела, уже всё-таки с 22-го по это. Да, первые что дни это, значит в офицерской, как бы, между прочим, и было довольно тихо. И это, в офицерской среде было, как бы, обсуждалось это, что 19-го числа где-то застрял этот, была авария эта, и вагон с этим в районе четвертого блока рядом, где это вывозили отходы ядерного топлива, по-моему, потерпел аварию, пока его. То есть вот эта, как бы, новость такая обсуждалась. Ну, в основном это было среди офицеров. Так как я руководил, это да… В основном начальник роты у нас не ездил, была такое, что они должны быть всё время в этом при…

Р.К.: Штабе.

С.Ч.: Да, в штабе, при части, то есть все вопросы. То есть, в основном, когда я начал это, все вот, у меня 21 выезд на, именно, как раз началась такая, как потом, наверное, писали самая из, вы слышали, может быть… Самая такая, может быть, тяжелая работа – это очистка кровли третьего блока. И когда было принято решение, что солдат послать, до этого там работали тоже и с этим, и роботизированные системы. Я, в принципе, много их видел, даже с ребятами общался. Я сейчас скажу, вот. И видел, как падал робот. Роботы потом завалились, потому что, наверное, не выдерживали это, вот. И первого, то есть 29-го числа я был, этот, вечером, это, подготовленный приказ. Была сделана эта, в своей роте, кто едет в зону, кто с других там, нас же ж, 25-я бригада состояла из трех батальонов, так называемых. Вот. Были получены списки приказов. Тоже со всех батальонов, потому что как бы машины предоставляла-то рода обеспечения. Вот. Позже я получил пропуск, буквально через второй-третий день после начала выезда со штаба, это, особой оперативной зоны – пропуск всюду. Я не знаю, как люди правда это, у нас всё строго забирали это. Вот я вижу, что привозили домой на гражданку, я этого не. У нас это четко контролировали. Вот.

Р.К.: А вот когда Вы ехали, точнее, летели сначала в Киев, потом ехали, вот с какими чувствами Вы туда ехали? Может быть ощущения неизвестности, может…?

С.Ч.: В Киев, я нет…

Р.К.: Я имею в виду, вот, в командировку, в Чернобыль.

С.Ч.: А в Чернобыль. А, не, я уже отлично всё понимал. Уже разговоры были, всё это я, уже четко, я, ну, набрал целую пачку витаминов, так называемое, помню, может, вы сейчас знаете, лучший он витамин был. Я знал, что необходимо как бы, то есть, не поначалу даже, первые, вот, два дня, на второй день я начал, я как бы занимался такой вот, будем так говорить, здоровым образом жизни. Я даже, когда выбежал из дома, мне говорят: «Ты что дурак, что ты делаешь?», да, вот, то есть, не подумал. Вот. Поэтому я понимал, куда я приехал. Куда это и что это. И через 8 дней, когда первый высел, был полностью морально готов, то есть у меня не было никакого это. Просто я вам скажу первый раз, когда в Киев в командировку, вот, потом это, всё это, чувствовалось вот это, говорили, металлический привкус на зубах.

Р.К.: Ага.

С.Ч.: Скрипит. И когда вот это приехал через два месяца, как бы позабыл, и опять этот металлический привкус на зубах, вот до того, что сводит, это, зубы. Вот, то есть, вот это первый мой выезд, значит, мы вот это провели утром рано ж, в 5 часов встали. Это первый выезд, я вам его опишу, а потом они практически они все похожи. Первый : встали, сделали проверку, я про свои проверил все это. Передали старшему от каждой части это, была часть и я это, в кабине, когда офицеры в этих больших это и отправились часам к 8, наверное, ну так где-то мы приехали на ЧАЭС. Перед площадка была с этими уложена уже эта. Сделали очистку это еще до нас, наверное. Не наверное, а точно, чтобы снизить это, радиационную безопасность, были уложены бетонные плиты. Вот. Это так называемый перед станцией. А, проезжали и это тоже часа два, приехали это, поворот на Чернобыль и как бы через косую и выехали к станции. Вот. Приехали на эту площадку – так называемый второй АБК. Это административно… административно…(стучит по столу)… комплекс.

Р.К.: Угу.

С.Ч.: На АБК-2 разгрузились. Уже было налажено обеспечение, это, водители загрузили доставку газированную воду в кузова маш... Газированную воду мы только тут со станции и привозили и как бы это, основной «Нарзан» были такие, «Боржоми», то есть вот такие вот марки. Зашли мы все, все, там 10 человек где-то нас всегда было, это, во второй АБК. Поднялись направо, по-моему, повернули и кабинет, короче, военного радиолога. Пока же им доложили, что мы это, нам сказали, что работайте на такой-то это. Ну, я же говорю, была крыша, чисть, именно солдатами практически была, как бы, вычищена, хотя она могла бы, сейчас вот говорят, что грязная, но была вычищена. Ну, потому что всё, вот эти твелы, так называемые, графитные стрежни, всё, жара была такая, что они все еще тушились, наверное. Все были так запрессованы в эти, в эту крышу, что их приломом это. Вот, получив всё это, буквально с первого раза мне сказали вот такие-то это. На крыше, например вот, далеко ли там, не далеко от вентиляционной трубы будете работать, а вот такие-то это работы столько. Я считаю, что может и еще кто-то это, я говорю, нет, я ни... Когда пришли мы это, это было не того лестниц на это и проходили мы обычно работали или 60-ая или 70-ая, в основном 70-ая, это, так называемая отметка. Это где-то 70, вот как они, или 70 метров или 70-й этаж. Вот. И там были помещения, в котором нас переодевали, так называемые, вот эти свинцовые эти.

Р.К.: Полностью свинцовые или вставки?

С.Ч.: Нет. Как бы вот свинцовые, вот такое вот резиново-освинцованные, спереди, сзади.

Р.К.: Костюмы?

С.Ч.: Да, не костюмы. Костюмы на нас переодевали в начале. Мы заходили на втором АБК, этот. Переодевали в форму, свою оставляли в шкафах, а когда уже на вот эту 70-ую или 50-й отметке работать – нас переодевали в этот, военный в основном, хотя с ними очень тяжело работать. Военные эти, как называется?

Р.К.: Респираторы?

С.Ч.: Респираторы. Капюшоны на голову, прокладки на это свинцовые тонкие, наколенники тут вот. То есть вот это всё…

Р.К.: А руки как-то защищали?

С.Ч.: А руки в перчатках. Вот это ж типа надеваешь этот и так вот…

Р.К.: А и притягиваются, чтобы руки не…

С.Ч.: Да, да. Типа, не гимнастерки как бы это, а гимнастерка само… А как бы вот плаща тип, вот такое и завязаны, и в рукавицах. Я говорю, я не вижу. Вот. И всегда при это, вот сколько раз – вот 21 раз был и 21 раз я выводил. Та, ребята тоже, наверное, не известно все. У меня со мной часто ездили, так называемо ребята с Донецка, шахтеры, которые… Они поняли, что, во-первых, когда мы из, я имею в виду эту, радиационную обстановку в той или иной зоне, я могу у радиологов потом, когда спускались, человек, который там вот, на вот этой отметке и этот, выставлял, я мог ему доказать, давай это. То есть я привозил всегда в это время было 2, 1,8 рентген, даже и больше двух рентген это те. Это уже, наверное, начинали как бы хитрить, не ставить. Поэтому ж ребята шахтеры, которые за 10-15 дней набирали дозу и уезжали. Они с удовольствием ездили. Я говорю, ребята, кто это? Выйдет на крышу, здесь.

Р.К.: Угу.

С.Ч.: Этот же товарищ, офицер представитель станции показывал, всегда. Вернее не офицер, а я говорю, то мы офицеры, в белых всегда представители станции в белых этих балахонах всегда, в костюмах этих белых. Вот, и товарищ этот, я, зная уже обстановку, я, во-первых, даже обычно нас всегда больше. Всегда станционщикам лучше больше поработаешь, больше как бы это, очистишь это. Поэтому всегда у меня это получалось доказать что потом у главного радиолога, я говорю, вот, товарищ ваш поставил, всё это. В то время, вот я говорю, что я расскажу это ж. Я как бы кратко коснулся, вот, чистили большое применение вот этой крыши третьего реактора применялись роботизированные это. В один из дней, как бы, уже когда уже это, освободился я даже с ребятами, они там чуть ниже были на 50-ой отметке, так называемой, они это. Я посмотрел, всё наблюдалось, как они чистили, по монитору всё видно. И вот. И в один из дней спустившись уже в сторону четвертого края, вот угла ближе этого, как бы был начало блока именно четвертого, был как бы целым он. И мы стояли уже, спустились, собирались это проходить потом на АБК, чтобы помыть это и опять потом выезжать. Вот. Мы в это время сидим со стороны, вот, возле двери, а дверь выходит на сторону эстакады, туда, куда заезжали вот эти машины-бетономешалки и заливали бетон, когда его как раз время окончания строительства началось этого четвертого, закрытие вот это, так называемого, укрытия уже начались. Поэтому одна за одной машины сливали туда этот, бетон, чтобы под реактор и охладить его и это. И смотрим, задышал реактор, как раз реактор задышал. Время от времени он начинает это и сразу повышается по всей станции радиационная обстановка – начал дышать, то есть начали эти, так называемые извержения его. Вот. И смотрим, по краю видно, что едет, мы видим как его называли луноход, гребет, гребет и ссыпает как бы, ведь сыпется, очищает это. Потом раз – и окунулся и упал прямо в этот. То есть, я, мне, как бы уже такое событие, которое я считаю, что вот видел, всегда ребятам рассказываю. Видел, как падал этот. А ребята, ну, я общался с этими с ленинградцами это, что с ленинградского института какого-то научного. Они разрабатывали эти роботы и ими руководили. То есть, такое было.

Р.К.: То есть, роботы были свои, советского производства?

С.Ч.: Уже были разработаны. Вот в наше время и двух роботов в одном месте ближе к трубе. Там были очень, потому что высокие это вот, чего у нас это, что все это в этом в грунте. Не в грунте, в этой покрытии было за это, была жара и всё залито, то есть, что было столько отходов, что их было трудно это. И вот, почему ж нас это солдат, так называемых, живых роботов потом привлекли к это, к очистку. Выскакивая да, и мне рассказал это, выскакивают ребята, вот переоделись, мы выстроились, выходили 4-5 человек, потому что всегда, чтоб пара была – один с ломом, другой с лопатой. Ковырял, подобрал. Если и бывал,о что и это, и 6 еще или тот же с пары кидал на носилки и бежали к развалу четвертого блока.

Р.К.: Угу.

С.Ч.: Вот. Развал четвертого и ссыпали вниз. В один из дней я точно так вот возвращаясь, наверное, уже, по-моему… где у меня большой перерыв где-то был… (листает свои записи). Вот, наверное, 19-го числа, вот, 19-го сентября как раз самое такое было это. Вот это числа с 11-го началось очень часто сильные это, очистка, это и выбросы. Выбросы всё время, они как часы, время от времени начал задышал, вертолеты – полетели, начинают сбрасывать жидкость вот эту дезактивационную, всё уже это. Сразу видно, то ж обычно летает там один-два, то сразу как только повышается, сразу несколько вертолетов, может 5-6 начинают сбрасывать этот, доломит этот, свинец стараются особенно, как раз в жерло этого ж реактора. Числа, по-моему, это нам да, это скорее всего, я так по памяти  19-го числа, вот вы видите у меня 19го потом аж 24-го. Тут почти все одинаково, один за одним, а тут вот самый большой. Это вот приехал, еду с этого, проехали уже это, все вот эти ПУСО. Каждый раз мы по несколько раз, а работали в три смены. Ну, в основном я вот ездил, потому что первая, вторая смена, это с двух часов, первая и вторая смена была. Первая-то с восьми, а вторая где-то с двух часов, вот. Потому что я в основном всегда занимался вопросами вот такой вот, что получше отработал, что докладывал это совещание в этих, у начальника политотдела. Вот, еду, вернее еще даже не ехал, а еще только спустился, у меня началось это, боль. Крутит меня как этот, как сверлом в этот в спине, вот. Приехал кое-как, сидел и помню как сейчас, как страшный, сижу вот так, во. Чтобы как-то придавливаю приехал это, а тут еще какое-то построение, общее, это, бригадное что-то. Отпросился. Три дня у меня потом чуть-чуть попозже началась большая эта, рвота. Настолько вот это боли в этом и рвота, рвота, рвота. То есть, мне сказали, что ты вот, наверное, подхватил вот это хороший этот. Ну, потихонечку потом дня через… 24-го, я говорю, я уже как бы поехал уже, наверное, и спокойно начал это.

Р.К.:: То есть, не смотря на вот такие сильные боли, плохое состояние, Вас никуда не – в медсанбат, не вывозили за пределы?

С.Ч.: Нет. В медсанбате меня положили. Мы ж как раз, я хочу добавить, что я вот с лета уже всё-таки больше это к закрытию дела. Мы после, люди, которые свободны были от выезда на станцию, особенно солдатики, а мы ж как офицеры руководили, ну, вот такая судьба рядовых и офицеров. Мы это, была, продолжала строительство обихоживания этого, нашей части 25-ой бригады. Уже появились в начале, я вот приехал вот, в начале ж 21-го августа еще не было это, потом это душевых. Ездили мы аж в Чернобыль – в банно-прачечные дни нас возили. А потом уже у нас в части были, построили хранилища для…, к зиме ж начали готовиться хранилища продуктов, вот эти. А, хочется мне еще это, вот. Уезжая, мой предшественник, начальник политотдела, который меня обучал, он любитель оказался бани парной. И вот, он говорит, давай как-то это, хочешь? А я тоже как бы люблю потому, что спортом, ну не спортом, а бегал это. Ну, говорю да, вот. И он меня в Иванково он отвез меня. И я потом время от времени, раз хотя бы в неделю или так думаю было полезно, так намного мне сохранило здоровье, не смотря на то, что вот я 7 лет на первой группе был, вот. И в Иванково мы ездили париться, баня работала. Был там банник такой еще с усами помню, такой импазантный, вот.

Р.К.: А кроме бани, какие были условия бытовые? Ну, проживали…

С.Ч.: Клуб. Смотрели кино.

Р.К.: Художественная самодеятельность?

С.Ч.: Ну, самодеятельность – нет. Я вам как сказал, вот приезжала ж…

Р.К.: Таривердиев?

С.Ч.: Таривердиев с Еленой Быстрицкой. Потом уже знали, что приезжает Алла Пугачева, а мы как раз были на второй смене, поэтому ну никак ни это, хотя уже было в договоре, я думаю, нам уже, это Зеленый Мыс. Между прочим, потом и Таривердиев в Зеленом Мысе. Там где-то четвертые, шестые. Это мы, по-моему, в это время ж была и Пугачева, что-то мне такое. Буквально Таривердиев чуть раньше приехал, еще там какой-то поет был тут. Ну, тут я вам принесу вам это, более такую, вы сделаете копию. Газету я, наверное, оставлю. Вот. 29-го как бы меня официально набрал допустимую дозу, у меня перестали это… Но так как не было это, не хватало офицеров, то есть, они, они должны только при старшими всегда мы офицеры это, вот. Я еще 30 января не ездил, а 1-2-го я был это, выезжал просто в просто, это нигде не отмечалось, я выезжал на станцию, как раз вот в один из дней, по-моему, не по-моему, а это один, первого числа была эта, окончание как бы строительства это, очистки, окончание очистки третьего блока считалось. И чего-то у меня все время думаю, чего же у меня запомнилась эта… Чего-то мне запомнилось, что как бы это, окончание уже это строительства, думаю, вот, окончание это. И по этому поводу, у нас же ж…Тогда же ж мы лю-любили собрания, на станции организовали собрание, и три там, по-моему, ликвидатора не с нашей этой, флаг этот, по направлению это, как его, что направили типа вот это, кран на это. И вот они полезли, один, я помню, рассказывали потом вот, а мы ж как раз только это спускались в это уже то, сказали, что один потерял сознание, ну, два человека. Я не думаю, что у них прекрасное будущее, вот. И второе, второго числа тоже были на это. Опять чего-то опять со стороны этого выходили опять этого четвертого блока выходили, этой эстакады, куда это, вот. И слышим так взрывы так, сказали тоже, то этот вертолет разбился, то есть я как бы… Ну, наверное такое время было, все самое напряженное, самое опасное наверное вот это все и послучалось, что, что я как раз вот присутствовал при этих вот. Что еще вот? Я, например, был вот тут бы я как бы и приступил наверное может к рассказу, ну знаете, после вот… до Чернобыля, Чернобыль, и после.

Р.К.: Если не возражаете, я еще вот к этому времени, когда Вы находились там. А вот какие…

С.Ч.: Давайте теперь задавайте, я может…

Р.К.: …наиболее запоминающиеся, может быть…

С.Ч.: Запоминающиеся?

Р.К.: …ситуации, может, трагические, может быть…

С.Ч.: Ну трагических…

Р.К.: …комические? Конечно, сложно говорить про, может быть, ну, что-нибудь такое воодушевляющее, может быть, или трагические какие-то ситуации, что-то запомнилось вот?

С.Ч.: Трагическое вот это вот…

Р.К.: Про трех ликвидаторов?

С.Ч.: Вертолет.

Р.К.: А, вертолет.

С.Ч.: И как бы тоже вот. Ну, мы понимали, что нас гонят туда на эту крышу. Оно как бы не трагическое, потому что мы все готовы были. Вот моя вот эта боль вот эта, когда я вот, я до сих пор с ужасом вспоминаю, как вода льется, льется. Вот, знаете, как говорят, вот чума или холера, по-моему, тоже жидкий стул. Вот так вот это – боль и это. Вот этот вертолет, мы его взрыв видели, потому что мы как бы были за, он был за… где-то за блоком это, но мы видели, слышали, вот. Что еще? Из таких вот… А, еще вот, хочу рассказать такой случай. Это случай, это товарищ молодой, только вернулся с армии, буквально полгода прошло, забирают, забрали его, вот он приехал. Так меня чуть не, чуть не посадили за него, ну, как бы, грубо это. Я на те – «Не поеду и все», собираем, формируем группу для выезда на станцию: «Не поеду и все. Мне детей… Не поеду, и все». Начальник, командир роты ж пошел, доложил, а в первую ж очередь (два раза стучит по столу) эти ж работали кэгэбэшники, особисты и это начальнику. Вот вызывает меня, я говорю «Ну…». Так я, заказывал это,  ну, доказал, хватило мне, вот, говорю: «Я руководитель цеха, вот работал  это… Ну, что вы хотите, давайте мы его потихонечку отправим, и мы это…» И я отстоял. Вот это я считаю своей заслугой, что я вот спас человека, который вот, у которого не было детей, я думаю, родилось здоровое потомство.

Р.К.: Так это действительно правда, что в зону старались… Просто я слышал, что не направляли очень молодых и у кого не было детей.

С.Ч.: Не знаю, был разговор. Ну, я говорю…

Р.К.: Ну вот, вот…

С.Ч.: При том, было…

Р.К.: …ни один такой…

С.Ч.: Не один такой случай.

Р.К.: …что приезжал молодой там, без семьи, без детей.

С.Ч.: Да.

Р.К.: Было там?

С.Ч.: Были, были, были. Ну, я ж говорю, что они, как бы, не были постоянно, что вот да, это все время это, ну, было.

Р.К.: Было, да.

С.Ч.:Он полгода где-то, ну, это было это, он, наверное, в мае, а вот это уже в августе. Или наоборот, или еще в этом, в октябре, когда этот призыв был, вот так. Ну, и все, до истерики: «Хоть меня сажайте и это…» Я когда начал говорить, надо ж как-то «Что ты это тоже?!». Но потом как-то. Ну, человек не хочет, нам кому-то легче станет, что отдадим его под трибунал по законам военного времени? Ничего, отстоял. Такой случай был тоже.

Р.К.: То есть, вы упоминали, ну, особисты, это понятно в воинской части есть, а Вы упомянули про представителей КГБ. Вы встречали, приходилось с ними встречаться?

С.Ч.: Они с нами обзательно.

Р.К.: Были, да?

С.Ч.: С начальником политотдела, и с начальниками это, замначальниками по политической части, замполитами, все время работали, как, что, к какому это.

Р.К.: То есть, они в работах не принимали участие, но при обсуждениях, скажем так…

С.Ч.: Я думаю, они выезжали, и они ставили, у них получалось это… Человек, который попал в этот, я вам скажу так, я вынес… человек, который это обязательно должен привести то, что он был и это… и должно, но это… иначе как бы, все. Что ж он, офицеры и ничего это. Это с точки зрения патриотизма нас, но что ж ты только сидишь это, а твои солдаты… То есть, это четко это было.

Р.К.: То есть, чувство патриотизма было преобладающим во всех…

С.Ч.: Вот, я – пример, если я…

Р.К.: Ну, да.

С.Ч.:  …не делал это, я ж говорю. Потом вот ж… А, после того случая у меня ж тоже, в санчасти это, про это, кровь взяли впервые, а потом начало все хуже, хуже ухудшается. И сейчас вот у меня как бы, вот чего у меня сейчас вылезла вот эта онкология именно по крови, вот. Все хуже это. Я прошусь уже, говорю, я уже три раза ездил, уже даже без этого, чисто говорю старшим. Что я застал, говорю, это именно на станции, когда вертолет вот это, надо ж как-то это. Вот, еле уговорил, меня уговорил, уже как раз поменялся новый, стал новый командир роты, пришел, вот фамилию чего-то не запомнил, ни одного, ни второго. Один такой невысокий был, а второй высокий и наоборот черненький такой, вот. Он говорит: «Ты останься хоть», а 7-го сентября это, День Конституции брежневской: настроение, праздник, при том уже ж, была эта, как его, уже кончено это…

Р.К.:Строительство, нет?

С.Ч.: Строительство в конце… уже мы въехали, в конце, по-моему ноября. Закрыто это, первое было так название это – великая стена ее назвали, закрыли вот этот разлом.

Р.К.: А-а-а.

С.Ч.: Уже это, вот. И вот будет построение все это. И уговорил, я 7-го числа я провел, какое-то там награждение было, были всякие грамоты. Это меня, между прочим, наградили, когда это, но я чего-то не сохранил вот это, электробритва, как сейчас помню. Ценный подарок – электробритву вручили. Хотя подавали на награждение, но в основном вот офицеры, вот в этом я так ничего, в работе никаких, а вот в этом вот срочные офицеры, срочной службы, они себя просовывали вот. Нас вот, которых партизанами, это… Вот такое.

Р.К.: То есть, ради Дня Конституции работы отменили или все-таки было праздничное построение?

С.Ч.: Работы? Не помню. Праздничное – не помню. По-моему, не отменяли, нет, нет. По, это часов, те, кто оставался, те часов в 10 было построение.

Р.К.: А первая смена работала?

С.Ч.: Первая смена работает всегда. Нет, нет.

Р.К.: А остальные на построение?

С.Ч.: Вот я сейчас думаю, тоже думаю (смеется).

Р.К.: А скажите, пожалуйста, а вот как система питания, хватало, ну, скажем, хватало? Это было как-то специально сбалансировано, чтобы поддержать силы или же обычный армейский паек?

С.Ч.: Я думаю, я думаю… Не, нет, не, довольно питательно, калорийное питание было, нельзя сказать, что вот, что. Хотя вот после этой крыши, я ж говорю, на этих, с этими робами, с этими свинцовыми прокладками, и на… То есть, и все ж быстро, быстро, потому что чем меньше ты будешь, чем меньше… Ну, работали, были, я ж говорю, что нам от, будем говорить, от минуты до полутора, вот такие то есть были где-то 300-400, вот выскакивали это. Потом все, все было на стадии так бы как радифицировано, потом вот это как загудел – покидайте, бросил все, где лопату за… остановился, и назад бежишь.

Р.К.: А еще ж в тяжелом костюме бежать непросто.

С.Ч.: Конечно, да.

Р.К.: Вы там были два месяца, знакомства…

С.Ч.: Я – 51 день.

Р.К.: Пятьдесят один день? Вы там были?

С.Ч.: Да. Из них 21 день выездов на станцию, именно на станцию, в зону. Работали на крыше третьего реактора, я ж говорю. Наверное, поэтому у меня это все боком вышло. Я ж говорю, у меня 7 лет, когда я приехал, в ноябре, у меня перед октябрьскими приступ прихватил, и потом, я ж говорю, все хуже. Я ж говорю, 7 лет я был на первой группе, а потом выкарабкался всякими своими, и считай что и обращением к Богу, и все.

Р.К.: А, насколько я знаю, там же пребывание там, определенное количество рентген, по-моему, набирается, до 25, а потом идет замена, если я не ошибаюсь.

С.Ч.: Да, ох, а меня ж… я сидел же ж, два раза выезда, потому что из-за офицера, и сидел же ж «вот сиди…»

Р.К.: Не было замены? Или…

С.Ч.: А я без замены, да, забыл сказать. Уехал, так и уехал без замены, опять, по тому же маршруту: Белая Церковь…

Р.К.: Белая Церковь, Киев, Харьков, самолетом, да?

С.Ч.: Белая Церковь… Нет. А, понял, нет.

Р.К.: Я хотел – Белая Церковь, в Киев на маршрутке, а…

С.Ч.: Белая Церковь, потом Киев, переоделся, оттуда отвезли, и с поездом.

Р.К.: А, поездом.

С.Ч.: С поездом уже ехал назад. Нам же ж по две, по два пятьдесят это выдавали так, в конце, это, в финчасти получи. Оформлялись документы, было написано в военном билете, что принимал участие, в картах военных, в карточках. Карточки мы носили в начале с собой, вот эти радиационной зоны. Была карточка радиационного, этих, ежедневного учета, было проставлено, написано, пропечатано, выдано в части, в финчасти, это, справка, на что имеет, это. Плюс 100% заработной платы, кроме того, заработная плата плюс 100%, за каждый 21 день выезда. Это, было это, я вам показывал, было в трехкратном было написано это, оплата в трехкратном размере, вот. На дополнительную пенсию три дня. То есть такое, все это.

Р.К.: Скажите пожалуйста, а во время Вашего пребывания женщины были в том, в составе, там, в роте, в батальоне?

С.Ч.: В роте нет. Женщины, я в основном часто был же ж, когда я оформлял дозы подписывал это, там напротив вот это ж АБК, кабинет главного радиолога, а напротив вот эта столовая, где питались работники станции, иногда мы заходили, когда время было это, питались это. Вот там женщины работали.

Р.К.: То ест,ь поварихи, да, ну и медсестры медсанбата?

С.Ч.: Да, да. Конечно, конечно. Вот врачи были, в части были два или три медика, хотя много мужчин было, наверное, как бы делали тоже.

Р.К.: Берегли все-таки?

С.Ч.: Молодцы, да. Наверное, все-таки берегли, что большинство мужчин медсанбата было. Хотя было там у нас две или три женщины у нас, я помню, было.

Р.К.: А скажите, пожалуйста, Ваше общее впечатление об организации ликвидации последствий.

С.Ч.: Я считаю, было на высшем уровне. Я, знаете, многому научился. Я приехал это, я все-таки работал, как вы помните, я говорил, начальником цеха, так вот я научился там это. Я создал в цехе у себя бригады, которые работали по единому наряду, то есть заработки у них стали подниматься до трехсот гривен, триста пятьдесят. То есть, что на высоком уровне было, это уровень организации. Я считаю, это высочайший уровень. Все-таки, когда петух клюнул, он так клюнул, что (смеется), поэтому было очень на высоком уровне.

Р.К.: А вот во время Вашего пребывания, Вы с семьей как-то поддерживали связь, или?

С.Ч.: Письма, у меня целая это – я могу их, может и это, принести – хранятся до сих пор, целая… Мне ж… Чего-то вспомнил, вот вы спросили (плачет), ой, ладно. Целый этот, и один раз мне получилось, все-таки я ж работал в роте, в которой все машины, мы ездили даже за генералами, которые приезжали, да, вот, на вертолетную площадку в Чернобыль, вот. То есть, ребята меня знали, и я с одними связистами договорился, и они меня соединили, телефон домашний был. Жена рассказывает, говорит: «Звонит: «С вами будет говорить Чернобыль», чуть не усралась» (смеется). То есть мне…

Р.К.: То есть, Вы ж не сказали изначально, когда уезжали, Вы сказали, что командировка некая?

С.Ч.: Я сказал, да. В этот, а потом она еще узнала, что это, кинулась же ж спасать, кинулась спасать.

Р.К.: А, то есть она узнала раньше, чем Вы сообщили, что Вы из Чернобыля звоните?

С.Ч.: Нет, нет, нет. Она как узнала, она… в военкомате у нее подруга, нашем Ленинском, она говорит: ты знаешь вот она тут и забегала к военкому ж в Ленинском военкомате, где я стоял на учете. При этом, говорит: «Что же это? Он уже свое получил, так что пусть…» – «От того это, что ты мне сейчас заплатишь это, заплатишь деньги…» Говорить или вы там, говорить это? – Деньги. «От того, что он уже всё, он все равно уже свое получил». И то я ж говорю, меня наверное не отпустят, потому что пока не приедет это, а меня в это, оказией в Белую Церковь завезли, оттуда тоже как бы я попал, что необходимо, ехали решать вопрос по замене. А так бы…

Р.К.: А после Вашего возвращения вот семья, друзья, работа, вот как-то отношение поменялось вот к Вам? Вот вы предстали как герой?

С.Ч.: Как бы это (смеется). Конечно, написали, это я когда меня в больницу вот, конечно как героя. И в трудовой было записано, что выполнял это, геройский это. Письмо ж пришло ж на это, на работу с политотдела, что является это и несет на высоком уровне, то есть… Ну, как бы немножко боялись, что тебя мол это…

Р.К.: Ну, побаивались, что… То есть, незнание основ, скажем так, все-таки, некая боязнь была.

С.Ч.: Да, да, да, общение.

Р.К.: Вот, а интересовались, что Вы делали, находясь в Чернобыле? Или все-таки пытались…

С.Ч.: Я кратко как бы это старался этот вопрос обходить. Рассказывал, что работал в основном на крыше, вот это ж чистили крышу, потом ее закрыли, говорю.

Р.К.: А инициатива исходила от, скажем, сослуживцев, ну, чтобы Вы рассказали, что Вы делали?

С.Ч.: Сослуживцы интересовались и друзья, с которыми вот близко это тоже: «расскажи кратенько, что ты это», тоже.

Р.К.: А вот из Ваших близких, знакомых кроме Вас кто-то еще попал под, ну скажем…?

С.Ч.: Из моих близких? Я вот тут взял фотографию, вот эта фотография, вот то, я говорю, я начпол, начпол, а он замполит, вот он замполтех. Он председатель Коминтерновского района Союза Чернобыль был, он первый организовал.

Р.К.: То есть, вы встретились?

С.Ч.: Это Витя Быстриченко, да.

Р.К.: И потом поддержив…

С.Ч.: Мы не встретились, мы…

Р.К.: … служили вместе, а потом сохранили связь?

С.Ч.: Да, конечно, конечно. Потом это уже нужно, я могу принести. Оставить вам эту фотографию?

Р.К.: Ну, если можно, отсканируем ее и тут же вернем.

С.Ч.: Потом я встречался еще с одним нашим харьковчанином, значимым харьковчанином, который много сделал для становления харьковской организации “Союз Чернобыль Украины” и который работал у меня в цехе. Почему я его знал, он я до работы начальником цеха работал замначальника цеха по производству на заводе “Харпластмасс” в прессовом цехе, и работал у меня Володя Святовец. Крупный мужчина, здоровый, это, молодой, работал на двухтысячных прессах. Это прессы самые крупные, на которых там детали тогда с пресса выходили по 40 килограмм. Вот, забыл как это… а, или балка, или, то есть очень тяжелый. Он работал, здоровье у него было отменное, вот, в то время. Вот мы с ним на станции встретились уже, были внизу вот, и они тоже вот, и с ним встречался. То есть, вот эти, я тут это даже написал, сейчас (листает свои записи). Потом вот он по глупости, как бы. Его врачи не вовремя… аппендицит – “та, он придуряется”, и он погиб. То есть, это два человека, с которыми я встречался непосредственно в Чернобыле. До Чернобыля Витю Быстриченко не знал, а Володю Святовца знал. То есть мы дружили – до Чернобыля, в Чернобыль, и после Чернобыля мы дружили, и это по… вот.

Р.К.: А с кем-то еще связи, Вы говорили, что из Донецка работали, сохранились ли связи после Вашего отъезда?

С.Ч.: Да нет, с ними как-то нет, то вот с харьковчанами. А, еще, еще я такую, еще один у меня это… Мы начали, касаемся это… Значит, в нашей роте был еще один харьковчанин, Митя Чубай. Он, как-то мы сдружились сразу вот, и он мне предложил, и он мне постоянно, я на его машине, машина как всегда сквинтована, но я ездил всегда на станцию с ним. И да, и еще такой расскажу случай. Они приезжали, приезжаем мы, выгрузились, получили команду, пошли это. Если водитель не идет, если у него достаточно там, вот, или он, у них привычка – сидим и курим.

Р.К.: Даже на станции курили?

С.Ч.: На станции, ну не на станции, возле станции. Да, ну это, да, сидят, курят. Я говорю, а… Едем – моем, моем, всегда ж три, четыре, да пять, иногда до шести –светит машина. Хоть что угодно! Проезжала она – уже ничем ее ни… металл впитал. Я говорю: “Вить, – ругался с ним, – чего ты сидишь это? Потом, – говорю, – получишь”. Оно так, честно говоря, и получилось. Через время, когда уже дома это, ногу отрезали. Потом у еще одного друга, тоже работал со мной, это, Сережа, тоже это, он был в Чернобыле, тоже но… То есть, вот эти. А мы сидим, вместо того, оно ж, а сидим, получается, где-то часа два водитель. Ну, что там, чем он занимается: загрузил воду, чтобы отвести вместе, потом будет ехать – привезет в часть. Потом… Я его каждый раз встречаю, говорю: “Я тебе, сука, что говорил, не видишь, что говорил?” Вот так вот это. То есть, это очень дело такое – невидимый враг, а нанес это. Вот с Витей Чубой тоже как познакомились, как был мой личный водитель (смеется). И сейчас с ним встречаемся: “Привет!” – “Привет!”, всегда мы это: «Подвези меня!» – иногда шучу. Это три человека, которые в моей жизни как бы сыграли. Он тоже в Чернобыльском движении такой активный мужчина.

Р.К.: А скажите, пожалуйста, вот в семье после Вашего возвращения и сейчас Вы как-то обсуждаете эту, Ваше пребывание?

С.Ч.: Нет, нет.

Р.К.: Вообще нет?

С.Ч.: Нет.

Р.К.: И детям не рассказываете?

С.Ч.: Нет, ну детям, дети знают.

Р.К.: О том, что Вы были и всё, да?

С.Ч.: Дети знают, да.

Р.К.: То есть, этот вопрос не поднимался?

С.Ч.: Нет. У меня родился сразу ребенок, потом. Как раз, наверное, это была стадия улучшения – в 89-м году у меня родился ребенок, как бы вот у меня стадия стабилизации. А потом 90-й год, и у меня посыпалось, я вообще не это. То есть, у меня как бы, этот вопрос все время это, у меня целый букет этих болезней у ребенка, и сейчас, и глаза, и зрение. И поэтому, как бы, он, вопрос все время. Поэтому он достаточно того, что мы все время это лечим, то я ложусь, чтоб что-то обсуждать.

Р.К.: Понятно. Скажите, пожалуйста, вот, и тогда, когда Вы это все узнали, были там, Вы относились к этому как некая трагедия, катастрофа или же просто авария на каком-то объекте? Или как это воспринимали?

С.Ч.: Я приехал и воспринимал это, я ж говорю, что это трагедия для государства. И такое количество смертей людей, это однозначно трагедия. И я горд, что участвовал в ликвидации этой трагедии.

Р.К.: Сейчас очень много бытует мнений, что, почему это все-таки произошло. А как Вам кажется, что было: халатность, человеческий фактор, что-то технологическое, техническая сторона, почему произошла такая вот?

С.Ч.: Мне кажется, мое личное мнение, мне кажется, я, насколько помню, все время это были это так называемые испытания, свободный пробег ротора. Мне кажется, или недостаточная подготовленность, вот этот вот человеческий фактор, тяп-ляп это сделал. Да и фильмы каждый раз смотришь, эти минуты, когда это. Ну, даже если они ошиблись, они исправили свои ошибки своими жизнями (плачет).

Р.К.: А скажите, пожалуйста, вот когда речь заходит о Чернобыльской аварии, что первое Вам вспоминается?

С.Ч.: Будни, как работали, и насколько вот ответственно относились. И какая-то злость все равно на государство, что сколько людей пожило…

Р.К.: Тогда, или уже после того, как Вы вернулись?

С.Ч.: Тогда.

Р.К.: Именно в тот момент?

С.Ч.: Вот пока закрывали жили, жили. А они приняли, мне кажется, что приняли, хотели этими ж роботизированными это, а не… Они грунты убирали ж, вы ж помните, когда показывают все время это, и как его, «японцы». И уже наши разработали, я ж говорю, и Ленинградский институт, я вот с ленинградцами общался, вот. И не получилось – они решили кинуть людей. Ну, можно было как-то уменьшить, мне кажется, количество, чтоб пожили у нас.

Р.К.: Во время Вашего пребывания много ли было смертельных случаев именно вот внутри? Что перебор…

С.Ч.: Нет. Нет, не слышал. Я вам скажу…

Р.К.: Переоблучение вот, может аппетита…

С.Ч.: Переоблучения мы не знаем. Я ж вот говорю, мне потом, когда приехал, говорили, что это было это переоблучение, вот у тебя и позвоночник, и рвота эта. А вот эти все-таки предохранительные средства, которые тут же ж это, они все-таки сохранили какую-то…

Р.К.: А вот каких-то, не касаясь облучения, но все-таки вот техника безопасности, все делается на скорости, там, яма от взрыва, там еще какая-то арматура – никаких вот ситуаций не было, что…

С.Ч.: Да нет. Я, в крайнем случае, не знаю, не слышал.

Р.К.: То есть более-менее все четко выполнялось, соблюдалась техника безопасности?

С.Ч.: Та я знаю, соблюдалась она или нет? Но мы четко знали, что выкопал, а если нет под это – беги, кидай. То есть, не было такого. Все-таки ребята трицдацт, вот основная масса 35 лет где-то была, 36. Вот мне не было… 52-го, 34 года – полон сил, здоровья. Поэтому, как бы, чтоб как бы провалиться, споткнуться, такого не было.

Р.К.: Ну то есть, все проходили инструктаж, что в данном…

С.Ч.: Не инструктаж,

Р.К.: …в данном объекте нужно от минуты до полутора и бегом, все в быстром темпе?

С.Ч.: Это однозначно, это в первую очередь. Это ж и потом я говорю, что этим, через громко… это, по радиосвязи: всё, бросайте, выходим, и все, сколько это…

Р.К.: А вот скажите, пожалуйста, вот сейчас, в последнее время организовываются экскурсии в район Чернобыля, Припять, как Вы к ним относитесь?

С.Ч.: Больше, больше дурость это, что бизнес, и деньги все эти, мозги за это… Все равно, ну не может такого, чтоб это, все равно остается. Это так называемая даже пятнистая радиация. Вот тут есть (удар по столу) – ничего нету, вот тут стал (удар по столу), вот тут, те на крыше, вот тут 100 это, чуть-чуть это – 300. Соответственно даже время пребывания мы знали, почему я выпускал это, добровольцев, давайте измерим, кто идет, измерит. Да потому что, как бы, я разумный это, человек понимал. Когда уже вот это уже после Киева, когда вот это посмотрел, что в Киеве, почитал литературу, а тут перед тем. То есть, это глупость, это затмение, что деньги любой ценой, они ни к чему хорошему… Все равно люди, которые это потом может боком так вылезти, что не захочешь романтики, походить по…, где была авария.

Р.К.: Понятно. Скажите, пожалуйста, Ваша точка зрения: достаточна ли сейчас память об этой трагедии присутствует в обществе? Как это все…

С.Ч.: Нет, ну среди нас, я скажу вот достаточно, на большом уровне довольно это проходит, и наша. И слава Богу, что появился Ющенко президент, узаконил имена, День шанування ліквідаторів. А со стороны смотрел, государство старается забыть, слава Богу. Или чисто это на том, что такие вот пришли политические силы, в этом году два года не проводили слушания парламентские по проблемам чернобыльских этих. Слава Богу в этом. Видно, что социально как бы недостаточно работают, мы не защищены в той мере, в которой необходимо вот. То есть оно старается забыть. Чем это, вот как, наверное, с нашими отцами вот. Чем меньше это, тем легче государству. Так ото и оно, а мы сейчас, считай, большой корень, который хочется вырвать, чтоб о нем забыть, и думают: “Когда ж вы все помрут?” (смеется). А мы…

Р.К.: А скажите, пожалуйста, опять же, Ваша точка зрения, что нужно помнить всегда о том, что произошло? Для потомков нужно ли это память сохранять и что?

С.Ч.: Конечно, надо. И мы все делаем. Вот мы, чернобыльские общественные организации все делают для того, чтобы это осталось в памяти потомков. Проводим вот, сегодня наши, вот я пришел к вам, потому что знаю, что мне надо обязательно. Сегодня нам даже по своему чисто Коминтерновскому району – у нас сегодня встречаются со школьниками, это рассказывают. То есть, мы стараемся все это, чтоб осталось в памяти. Потому что такая это, это большие жертвы и большие, будем даже говорить, расходы, и в финансовом. Это нужно сохранять, и чтобы научены были, что так нельзя, этот.

Р.К.: То есть Вы, если я правильно понял, со школьниками встречаетесь и в школы ходите?

С.Ч.: Обязательно, обязательно. А вы даже, вот, давайте, я две минуты, вот мы проходим (показывает школьные работы). Вот работы школьников, школ города, так называемый конкурс “Мій біль – Чорнобиль”, это вот мы проводим.

Р.К.: Это этого года?

С.Ч.: Это вот этого, да, еще будем подводить итоги 7-го числа это, а 16-го будем уже вручать награды, кого определим. Вот, смотри какие прекрасные, вот четвертый блок, макет.

Р.К.: А, это только четвертый блок, или вся станция?

С.Ч.: Я думаю, здесь это только четвертый блок.

Любовь Ивановна Негатина (из другой комнаты): Это только четвертый блок!

С.Ч.: Только четвертый блок. Смотрите, такая ж такая ж труба. Ну, то есть это… вот мы, то есть мы, как бы, патриотическое воспитание, чтоб и дети запоминали все, что все это было, и уважали, чтоб нас. Что отцы… Как мы, помню когда-то, как мы школьниками уважали ветеранов войны, что положили жизни и кровь, так вот, считаем, что и нас необходимо. Это прекрасно должно быть. В крайнем случае, все делаем.

Р.К.: Понятно, спасибо вам большое, Сергей Николаевич. Можно еще один маленький моментик, если можно, основные биографические моменты вашей жизни.

С.Ч.: Так, с рождения, да?

Р.К.: Ну да, когда родились…

С.Ч.: Родился 5 мая 1952-го года, в семь лет пошел в школу, окончил школу. В 67-м году поступил в электромеханический техникум, окончил техникум, после окончания техникума в 71-м году был призван в ряды Советской армии, службу проходил, службу в группе советских войск в Германии, под Эрфуртом, потом под Лейпцигом, то есть такие два крупных города мне пришлось повидать. После…

Р.К.: А по специальности военной Вы…?

С.Ч.: Нет, нет. После окончания, после окончания армии пришел уже это, поступил сразу в это же ж время буквально, поступил на заочное отделение Украинского заочного политехнического института. Что еще? Окончил институт в 81-м году, в это же время трудиться начал, ну еще после окончания техникума, потом сразу после армии и параллельно ж учился. Вначале мастером, прошел путь мастером, начальником ПДБ, замначальника цеха, начальником экспериментального цеха, был призван вот в августе месяце для ликвидации аварии на Чернобыльско АЭС.

Р.К.: Ну, то есть, Вы коренной харьковчанин?

С.Ч.: Да, я коренной харьковчанин. Нет, я не коренной, но родился в Свердловске, но в год переехали, семья переехала это. Родился Туринск Свердловской области, село Туринск Свердловской.

Р.К.: А в каком году переехали в Харьков?

С.Ч.: Ну, в 53-м, буквально да. Семья дедушка это, и переехали. Он как раз служил, работал в депо вот это паровозном, был вывезен в тот район по ремонту, это будем говорить, он тоже в свое время орденом Ленина за эту работу. Потом вот это ж после прошло окончание, после окончания войны, то есть я родился в 52-м, в 53-м семья уже переехала сюда.

Р.К.: Ну, можно говорить, что Вы коренной харьковчанин.

С.Ч.: (смеется) Да, совершенно верно.

Р.К.: Спасибо Вам огромное, Сергей Николаевич,