Наталия Козлова (далее Н.К.): Сейчас я вступительное слово скажу. Итак, сегодня у нас какое число?

Игорь Постельга (далее И.П.): 27-е с утра было.

Н.К.: А, точно. 27-е января 2015 года, находимся мы в помещении «Союза Чернобыль», беру интервью я – Козлова Наталия, у,  представьтесь, пожалуйста.

И.П.: Меня зовут Игорь, Игорь Васильевич Постельга, 27.04.1963-го года рождения. Вот. Участник ликвидаций последствий аварии на ЧАЭС 86-го года (июнь-июль 86-го года). В данный момент инвалид 2-й группы. Ну, и по закону, естественно, инвалид или как, участник, инвалид Великой Отечественной войны, так как мы приравнены.
Н.К.: Понятно. Ну, и тогда мой первый к вам вопрос, он достаточно обширный, это вопрос-просьба. Просьба рассказать историю вашей жизни.

И.П.: Давайте начнем с предистории.

Н.К.: Отлично. Давайте.

И.П.: Потом перейдем к истории, хорошо?

Н.К.: Давайте.

И.П.: Предыстория заключается в том, что в 1985 году в город Харьков, который был, значит, первой столицей Украины, а когда в 85-м я приехал, это был 2-й город Украинской ССР. Приехал молодой мальчик, можно сказать, 22-х лет, окончивший госуниверситет по специальности инженер гидрогеолог, получивший распределение в проектный научно-исследовательский проектно-конструкторский институт в харьковское отделение «Атомтеплоэлектропроект», который находился и до сих пор находится, ну,  чуть-чуть под другим названием Московский проспект 10/12. Вот. Этот институт «Атомтеплоэлектропроект» был всесоюзного так сказать значения, куча отделений по всему союзу. На Украине была в Харькове, в Киеве. Если интересно по Советскому могу еще сказать там Ташкент предположим, Рига, Москва, Свердловск, Ростов и дальше-дальше, то есть, много-много…Новосибирск. Вот. Значит, этот мальчик приехал трудиться.

Н.К.: Откуда приехали?

И.П.: С РССР тогда, город Саратов. После окончания госуниверситета, геологического факультета. Вот. Значит, наш институт занимался проектированием и строительством атомных, в том числе атомных, электростанций. Значит, в то время вели Запорожскую, Южно Украинскую, Хмельницкую, по-моему. Значит, проектировали АЭС на базе уже более нового реактора, ВВЭР-1000 называется. Тот, который пострадал на Чернобыльской, он назывался РБМК. Это предыдущее поколение. ВВЭР они более так сказать надежнее, мощнее, двухконтурные, ну, более чистые, скажем, чтоб перевести на человеческий язык. Поэтому, так сказать, в проблематике, ну, чуть-чуть я уже разбирался к тому времени. Вот. Это предыстория. Теперь мы переходим к более близкой истории историй (смеется). К 86-му году. Значит, если обратили внимание, вначале я назвал в интервью 27.04 – это мой День рождения. Вот. В 86-м году я пришел на работу в институт, в отдел взыскания в хорошем настроении, потому что мне исполнилось 23 года. Вот. Подъем был в душе, радость какая-то, предвкушение хорошей, счастливой жизни впереди. Вот. Поздравили меня на работе, и к концу дня вдруг прошла информация, что взорвался блок на Чернобыльской АЭС. А откуда пришла информация? Она пришла с киевского нашего отделения института. Хоть они не, ну как, не имели никакого отношения к Чернобыльской, потому что проектированием и строительством занимался институт «Гидропроект» киевский, и в Харькове было отделение «Гидропроекта» на Ленина, в этом, «Гипростали». Потом отдел, занимающийся проектированием на атомных электростанциях, передали в наш институт с института «Гидропроекта». После уже аварии где-то, то ли конец, да конец 86-го либо начало 87-го года у нас уже тогда прошла переорганизация, стали Бюро комплексного проектирования и этот отдел сделали Бюро комплексного проектирования. Вот. Пришла информация с Киева, к осени они там тоже с ГИДЭПом, тоже имели связи, и оттуда произошла такая вот утечка телефонная или какая-то. Они, естественно, перезвонили же в Харьков, там знакомым, по знакомым все это разнеслось, по курилкам, по коридорам. Вот. То есть, уже в… ну, я тогда не воспринял эту информацию. Я был на подъеме, у меня День рождения, ну, взорвалась и взорвалась там, ну, в принципе, не взорвалась, а информация тогда была такая: произошла авария. Какая авария, ну, мало ли там, да бог его знает, что там могло произойти, скажем, какой тяжести, может, легкое чего-то там, легко восстанавливаемое. Вот. Поэтому так оно, информация была, ну, слава богу, как говорится. Вот. Вы ж помните, наверное, я не знаю, те времена? Нет?

Н.К.: Я потом родилась.

И.П.: Уже позже, да? Еще не застали вот эти первомайские демонстрации с транспарантами?

Н.К.: Не, я не знаю, я уже тут…

И.П.: Потому что 27-ое, это было то ли конец недели, я сейчас не помню. Вот, по-моему, перед выходными, так что получилось, что, так сказать, в предвкушении первомайской демонстрации нас уже расписали всем кто какой флаг, какой там транспарант несет. Вот. Где это забрать утром 1-го мая там, куда подъехать забрать с этого, с тыльного входа института там со склада. Ну, разошлись же по домам. Вот. Прошло там сколько, два дня, наверное. 30-го апреля звонит в двери посыльной. Вот. С военкомата. Говорит: «Постельга есть?» «Есть. А что вы хотите?». «Срочно в военкомат». Я говорю: «Слышишь срочно, что значит 1-е мая, тут демонстрация, тут уже настрой такой. После праздников». «Нет срочно». Вот. Звоню своему начальнику сектора, говорю так и так, он говорит: «Это скорее всего что-то с Чернобылем связано. Ты, - говорит -, не шути, лучше пойди, узнай». Вот. А дело к вечеру уже смеркаться, ну, то есть, где-то часов, наверное, 7-8 вечера. Я оделся, пошел в военкомат. Прихожу, говорю: «Вот посыльный принес повестку. Что тут за проблемы?». Сидит один прапорщик на проходной, говорит: «Да что ж вы все тянетесь так долго, длинно, вот может часть увезли, а что ж с тобой делать?» Я говорю: «А что со мной делать? Отпустите». (Смеется) Тем более праздники. Вот. «Нет, отпускать тебя не буду, давай…» Значит водитель, там у него свой, на УАЗике посадил меня и еще один подошел паренек, отвез на Основу, в школу. Там был типа сборный пункт, куда всех направляли вот с военкомата. Приезжаем туда тоже пустота, мы говорим: «Слышишь, командир, отпусти. Ну, мы по-честному придём когда, завтра, предположим, явимся». Ну, этот такой настроен прапорщик серьезно, говорит: «Нет, ребята, ни за что. Бывает это дело подсудное». И вот мы переночевали в одном из классов школы на партах. Да, всю ночь пытались спать (смеется), сидели, общаться.  Вот. Утром приехали на автобусе, в автобусе были там кто-то, видимо с утра, может быть, подошли в военкомат, военком Червонозаводского райвоенкомата, нас подсадили и повезли в Васищево, в Сосновый Бор. А там разворачивалась 25-я харьковская хим. бригада. Приезжаем, ребята все в шинелях с красными глазами, очумевшие. Мы говорим: «Вы чего такие». Он говорит: «Ну ты представь…» Это ж только апрель-май месяц, начало мая месяца, холодина ж еще, заморозки ночные. «И костры жгли, и все, что, и холодина, - говорит, - такая, мы тут  померзли чуть ли не до зубовного стука».

Н.К.: Ничего себе.

И.П.: Я говорю: «Что? Мне повезло, что я еще переночевал (смеется) в школе, да, - говорю, - чем здесь с вами, ребята, под елками». Вот. Значит, военком наш с делами, с личными делами пошел, смотрю, какая-то палатка стоит, то ли штаб там был, то ли что-то. Пошел с их делами туда. Вот. Минут 15 там или полчаса прошло, выстроили нас человек 10, наверное, или 15, по фамилиям назвали то ли четверых, то ли пятерых. Вот я сейчас, ну я уже так вот эти мелочи с головы выветрились, вылетели. Вот. «Вы, - говорит, - ребята, пойдете в первую очередь». Мы все, которых фамилию не назвали, выдохнули громко. А он говорит: «А вы не радуйтесь. Вы пойдете их менять туда». И действительно, вот значит хорошо, что не попал в мае месяце в первую, как говорится, в первый заезд пионерлагеря, а то, может быть, уже царство небесное было. В июне месяце, да, прислали повесточку, говорят, явитесь, пожалуйста, для исполнения своих обязанностей гражданина и военнослужащего. Вот. Дали же направление на войсковую часть в Белую Церковь и сказали, что, ну, это в рай. военкомате говорит: «Подъедьте в облвоенкомат, он там типа выпишет проездные документы, что-то такое, там командировочные». Подъехал. Они говорят: «Нет, с билетами типа проблематично, надо к этому, к коменданту вокзала Южного». И вот я туда почухал, он благо рядом там с Кацарской там чуть-чуть пройти было. Сейчас я не знаю, где он военкомат. Тогда там почти был у Южного вокзала. Вот. Пришел же к коменданту и пересекся там с ребятами, с которыми до сих пор дружу. Вот. Серега Кузич, Миша Смирнов. Нам всем выписали на всех троих предписание, билетики организовали на киевский поезд. Вот и мы благополучно двинулись. Приехали в Киев утром, это где-то тогда, то ли в 8 часов утра он приходил туда, наш вот этот 63-й, который…Вот. Ребята потянули, говорят: «Давай на электричку в Белую Церковь, потому что, чтоб, - говорит, - не ездочиться, там автовокзал, с автовокзала там в итоге, - говорит, - мы просто на одном вокзале пересели и поехали дальше». Вот. А я ж такой…анархист подбил их на нехорошее дело. До сих пор мы иногда вспоминаем. Я говорю: «Ну как вам?». Они говорят: «Ну, а что, в принципе, ты молодец, ты поступил правильно». Вот. Я ж был первый раз попал в Киев, я ж так….был мой первый приезд в Киев и ну, как знал там чуть-чуть, что там, чего, как, а тут на площади тогда привокзальной кричат в мегафоны: «Экскурсия по городу Киеву автобусная». Там то ли полутора, то ли двухчасовая. Я: «Ребята, - говорю, - мы в Белую Церковь еще успеем в течении дня. Поехали, съездим на экскурсию». И они согласились, поддались на мой подзыв (смеется). Вот. И мы чуханули, проехали, я до сих пор вспоминаю. Значит, нас привезли, показали Крещатик, показали, свозили в Бабий Яр. Вот. Свозили на этот… стадион Лобановского, который сейчас называется Лобановского, тогда Динамо был. Ну, то есть, мы покуролесили, посмотрели и такие в расслабленном состоянии сели на электричку, поехали в Белую Церковь. Вот. Приехали к вечеру, нашли эту войсковую часть. У местных говорим: «Где тут такое?» Кто-то знает, кто-то не знает, ну, в конце концов направили, сказали, сядьте там на автобус, доедите. Приехали, говорю: «Вот, прибыли, значит». Они говорят: «Ну что, ребята, теперь ждать до утра, потому что уже, - говорит, - дело к вечеру, значит, мы утром отправляем туда, значит, в Ораны, ну, скажем, к Чернобылю транспорт сам с личным составом на смену которому. А они пока, ну, туда доехали, забрали тех, которые меняются, привозят сюда и вечером мы их типа уже, поэтому до утра». Переночевали у них, утром сели и поехали в нашу родную 25-ю хим бригаду. Вот. Как выяснилось, удачно мы попали все вот эти друзья-товарищи. Я служил в одной роте в принципе, Сережа Кузич в другой роте, Миша оказался начпродом батальона. Хорошая должность, веселая. Кормил нас там всех. Вот. Приехали и началось…

Н.К.: А почему веселая?

И.П.: А?

Н.К.: Почему веселая?

И.П.: Ну, с продовольством, она всегда веселая.

Н.К.: Да?

И.П.: Ну, конечно. Пища – это…

Н.К.: А, понятно. Вкусно покушать - это хорошо.

И.П.: Да. Хорошо поспать, вкусно покушать (смеется) – это одна из заповедей человеческих. Вот. И начались наши чернобыльские будни. Вот. Уезжали мы тоже с Серегой вместе, с Кузичем. Ну, получилось так, что вот у нас там наработали мы… чуть больше месяца выездов.

Н.К.: А с какого по какое вы были?

И.П.: Ну, значит, с 25-го, ну, это в часть уже, которая в Оранах располагалась. Значит, наш 54797, по-моему, батальон радиационной химической разведки. Ну, это в составе 25-й химбригады. Официально в военном билете записано с 25-го июня по то ли 27-е или по 29-е июля 86-го года.

Н.К.: А реально вы немножко больше были?

И.П.: Нет, ну, учесть то, что скажем мы выехали, то есть, мы прибыли уже 25-го, это значит, 24-23-го…ну, или 22-го или 23-го вот я с Харькова, скажем, уехал. Вот. А Миша уже потом, скажем, остался, потому что у него там с продовольствием со своим он дольше поработал, чуть дольше, чем мы. Вот. Рассказать что-то интересное?

Н.К.: Да, конечно.

И.П.: С трудовых будней?

Н.К.: Да.

И.П.: Ну, во-первых, интересное началось с того, что вот когда приехал и там нас с бригадного штаба привели в батальон, значит, я первый вопрос задал, говорю: «Ребята, а чего у вас тут паленой резиной пахнет?» Ну вот, когда живешь в каком-то помещении или скажем на какой-то площади, то ты привыкаешь к этим запахам, которые, ну, естественны для этого, да, места? А вот тогда, как я приехал со стороны, для меня было, вот я сразу поймал носом. Оказалось…но они меня не поняли, говорят, типа какой паленой резиной. Я говорю: «Что у вас тут холодно, может было, вы костры жгли с покрышек или что-то такое?» «Да нет, типа, у нас наоборот днем жарко, а ночью, вроде, не мерзнем». Вот так пятое, десятое. Ну, потом я сам дошел своим умом, когда вот первый раз поехал на станцию. Это был запах жидкости химического реагента, которым с вертолетов поливали всю…

Н.К.: А вот это вот?

И.П.: Да. Площадь вот эту, территорию, дорогу, вот этот придорожный кювет, чтоб не пылило. Оно такое с  битумом или с чем-то связывающее, так вот и вот этот запах химический, оно в принципе не резина, а вот какой-то химический запах я принял, который…вот это был специфический. Для меня Чернобыль - вот этот запах.

Н.К.: Ага, то есть, первое…

И.П.: Я закрываю глаза и вот, да, по запаху я вспоминаю все сразу. Это ассоциация вот как это назвать? Это визуальная, а это?

Н.К.: Чувственная можно сказать.

И.П.: Ну, чувственная да, чувственная. Вот.

Н.К.: А какие работы вы выполняли? Что вам приходилось там делать?

И.П.: Ну, в принципе так сказать мы прибывали каждое утро на разнарядку туда, на АБК (административно-бытовой корпус), где это руководство располагалось Чернобыльской АЭС и там, скажем, нам ставили задачи какие-то определенные, которые нужно было выполнить. Ну, что могу вспомнить, скажем, или что интересно, что интересно это в принципе…. На спец. прачке работали в АБК-1. Это там значит в левой стороне административного корпуса, в полуподвале, там на верхних этажах располагались помывочные душ, где люди после того, как поработали на территории промплощадки, выполнили какую-то работу, загрязнились, они снимали с себя одежду, в которой работали, вот эти белые там брючки, курточки, чепчики, бахилочки. Вот. Значит, и шли мыться. Вымывались, одевали чистое и, так сказать, в этом чистом уже уезжали там куда-то в часть или куда там.

Н.К.: То есть бахилы не выбрасывались?

И.П.: Нет.

Н.К.: Их стирали?

И.П.: Их дозиметрист, скажем, обследовал, насколько загрязнена одежда, обувь и можно ли ее, так сказать, постирав, очистить и использовать вторично? Если она была достаточно еще чиста и позволяла это сделать, значит, это, она сортировалась: обувь отдельно там, брюки отдельно, курточки отдельно. Вот. И она опускалась вниз, в это полуподвальное помещение – спец. прачку, где на промышленных стиральных машинах она простирывалась, просушивалась и подавалась опять туда же наверх, в помывочные для переодевания. Если загрязнена была сильно, то она складировалась, и мы потом вывозили ее в Копачи, потому что встал вопрос куда же девать? Уже так организовалась такая небольшая кучка и задали вопрос руководству: «Куда ж девать то?» Они говорят: «Да не знаем сами куда, зарывать вроде, может мы ее постираем потом более тщательно несколько раз по возможности, если получится так. Давай, - говорит, - отвезем пока в клуб, в село Копачи». Вот мы машину загрузили, отвезли, там сгрузили. Не знаю потом судьбу, потому что мы, до нас она не дошла.

Н.К.: В Копачах, наверное, очень рады были?

И.П.: Да там не было никого еще. Да. Это было село в 3х км от станции, которое отселили, в котором остались жить… курочки и гуси. Стадо, которое выходило вот так, у них уже видимо выработался условный рефлекс, что утром едет колонна машин на станцию и едут солдаты, которые привезут хлеб с собой, набросают им вот эти куски, которыми они кормились.

Н.К.: И они вот это организованно выходили?

И.П.: Выходил петушок, да, с десятком курочек пестреньких таких. Да. Выходило гусей штук 7 на обочину.

Н.К.: Такая самоорганизация у них уже выработалась?

И.П.: Да. Ну, видимо чувство голода гнало. Вот. И ребята, зная, что они выйдут, вот, завтракая, набирали с собой куски хлеба и приезжая, там кто-то кричал «Копачи», все приготовились (смеется), летели куски хлеба на обочину. Кормили эту живность. Потом они правда где-то к концу, к концу августа, вот перед отъездом моим, где-то в 20-х-25-х числах они пропали. То ли их так сказать ликвидировали, то ли, ну, я не знаю. Но я не думаю, что их кто-то съел, потому что понимали, что…

Н.К.: Ну, вряд ли, конечно.

И.П.: Что они загрязнены, грязные, конечно. И про те же Копачи коль уже начал, в августе месяце, нет, в начале июня вишни такие (шепотом) рясные, как в этих садах вот в хозяйских….пустых.

Н.К.: И как?

И.П.: (Шепотом) Обсыпано. Красное все.

Н.К.: И как все держали себя в руках?

И.П.: Ну, некоторые не сдерживались, хотя я им рекомендовал, говорю: «Ребята, есть не стоит. Вот хочется, но не надо». Но я ж не мог заставить взрослого человека, вырвать у него изо рта? Я мог ему дать совет и все. А как ему поступить это было его дело.

Н.К.: То есть, были такие, которые…

И.П.: Были ели, да. Да. Вот в частности, когда мы вывозили, скажем, в этот, в клуб обмундирование, эти вещи, мы остановились там. Я говорю: «Ребята, не ешьте». «Да мы только попробуем одну-две штучки». (Смеется)

Н.К.: Ну да, такие красивые.

И.П.: Ну да, вроде, от двух штучек ничего не будет, но, может, кто-то хапанул чего не надо в то время для себя много.

Н.К.: Ну да, конечно.

И.П.:  А в августе яблоки. Такие сыпные…

Н.К.: Тоже самое.

И.П.: … что ломались ветки просто вот под тяжестью. Деревья крупные, красивые такие и бурьян высотой в человеческий рост.

Н.К.: Ничего себе.

И.П.: Выше плетней или заборов, как называют. Это я запомнил.

Н.К.: Это потому что их никто не убирал, или от радиации, как вы думаете?

И.П.: А потому что, наверное, не убирал, не уничтожал. Они просто разрослись и все. Чисто вот, как говорится, так люди с ними боролись, а тут…с мая по август месяц.

Н.К.: А что вам еще приходилось делать?

И.П.: Ну, да, я отвлекся, растекся, мысли по древу.

Н.К.: Ничего-ничего.

И.П.: Что еще интересное, значит, еще один раз, вот чего я запомнил, мы готовили, были такие машины итальянские, назывались то ли «Касагранды», то ли… Это для того, чтобы, значит, вот встал вопрос изолировать промплощадку от…так как там речки рядом и отводные всякие каналы отводные. Вот. Изолировать промплощадку по периметру. Значит, что делала эта машина? Она прорывала шириной то ли полметра, то ли 70 см, такой вот, на глубину 40 метров яму, которая тут же сразу бетонировала или что-то делала, а получался, что, вот она идет и за ней такой получался как бы забор бетонный до глубины 40, до глинистого, там, по-моему, глина какая-то пролегала.

Н.К.: То есть, вы этим занимались тоже?

И.П.: Нет, не этим занимались. Мы, машина была итальянская хитрая и она шла по такому, значит, вот хитрого строения канаве, то есть прорывали экскаватором прямоугольную, а ее надо было  W-образную сделать, то есть, срезать по шаблону углы. Вот мы с ребятами по шаблону, вот, подготавливали, чтоб она могла идти вот по этой. Там сидел оператор.

Н.К.: То есть, специально под эту машину…

И.П.: Да, ну да.

Н.К.: …нужно было?

И.П.: И она работала, это где-то в районе торца, там вот административно-бытового корпуса. Туда дальше, даже вот промплощадка где-то пуско резервная котельная, такое вот где-то, ну, там забор был, естественно, ну, это я чисто так ориентируюсь, что где-то в тех районах, в тех участках. Потому что… А самая максимально, если интересно в каком уровне радиации мы находились, это один день нас завезли вот как раз с Серегой, с Кузмичем мое отделение, его отделение там взяли на крышу хранилища отработанного ядерного топлива. Значит, это практически в сторону, вот куда произошел выброс, взрыв, ну, значит, там срубили рубероидное бетонное покрытие до, скажем, плит, значит, и надо было сделать стяжку новую, там были проложены рукава, и уже на эту стяжку собирались новую крышу, потому что это хранилище оно работало, там находилось ядерное топливо, которое выгружать никак нельзя было, потому что оно после того как…

Н.К.: Поэтому надо было, да.

И.П.: Надо было сделать прямо на месте все это. Вот. И максимально чтобы там это 1,5 рентгена облучение. Работали где-то…Ну, я говорю: «Давайте либо разово, так сказать, там минуту или 1,5 поработает каждый и получит свое все, либо…» Мы разбили, лучше говоря, давай… с каким-то перерывом меньшие дозы. Оно для организма легче. Вот мы по два подхода, так сказать, там  где-то по полминуты, по 40 секунд.

Н.К.: А, ну, в принципе, да. Логично. Быстренько.

И.П.: Да. Ребята, выстроили ребят, проинструктировали, кто кого меняет. Один вышел, этот шланг подержал, значит, залил, ушел, второй прибежал, взял, тот ушел, потом разровняли. Вот. Ну, то есть, все по конвейеру. Мы эту крышу залили в конечном итоге. Вот. Вот это тоже интересно было, занятно. Везли быстро-быстро. Закрыли нас в этом, зашнуровали в этот… тент. Я говорю: «Зачем? Смысл?» «Там, - говорит, - такой грязный поедем, что, - говорит, - чтоб меньше залетало». Вот. И мы туда где-то на 80-ти км в час, назад также быстро. Это было интересно. Ну, и чего еще скажем. На пуско резервной котельне работали, там, где вот сама эта котельная, баки с топливом, с дизтопливом, которые, ну, для запуска там ну, если там что-то, какие-то механизмы для поддержания жизнедеятельности, скажем, станции. В экстренных случаях используется. Снимали грунт 10 см, загружали в эти, в контейнера, а уже потом на место, так сказать, клались где-то 10-15-ти см бетонные плиты, которые потом еще бетоном заливались. То есть, практически вот старались всю территорию промплощадки забетонировать.

Н.К.: То есть, как-то чуть-чуть прочистить с такой целью, да?

И.П.: Ну, скажем, прикрыть, прикрыть это. Для чего? Потому что вот это бетонное покрытие оно мылось легко. То есть, если даже пыль какая-то радиоактивная надулось на это проехали вот эти промывочные машины, смыли это все быстренько и все. А, если это земля, то оно, естественно, попадало все и продолжало светить. А так, скажем, в целях радиоактивной безопасности вот это вот…Ну, а так что…

Н.К.: А где вы жили? Какие были условия?

(Звонит телефон).

И.П.: Извините.

Н.К.: Ничего. Так. Где вы жили, в каких условиях? Где спали и т.д.?  

И.П.: Ну, вообще-то наша 25-я бригада и наш батальон радиационной химической разведки располагался село Ораные Иванковского района Киевской области на окраине. Когда я приехал, мы жили в тех палатках, которые поставили в мае месяце первые ребята, которые разворачивали, так сказать, этот лагерь. Вот. Палатки были и на 8 человек, и для рядового состава большие, то ли на 20 или…Вот. Питались тоже в таких палатках. Вот, ну, такого. Кухня, по-моему, единственная была вспоминаю построенная такая более-менее деревянная, вот с крышей все.

Н.К.: Кормили хорошо?

И.П.: Ой, кормили замечательно. Вот. По тем временам, конечно, это было, но оно, оно в горло не лезло, потому что…

Н.К.: Да?

И.П.: Да, честно говорю. Я не знаю, как другие, но я просто по специфике работы понимал опасность радиации. Просто и ну, как, подспудно оно давило это чуть-чуть на психику, давило. Тем более, скажем, я не знаю, как другие, но у меня бывало такое, что утреннее носовое кровотечение. Умываться идешь, чего-то так сморкнулся просто, смаркаешь, как обычно, там в умывальник, раз, щелк - из носа кровь.

Н.К.: Ну, да, я слышала, что у людей такое бывало.

И.П.: Да, ну, я тогда не придавал сильно значения, ну, пошла, она чуть-чуть пере это, промыл, ватку заложил…Теперь я уже понимаю, что это, видимо, все-таки были какие-то там звоночки, которые… Регулярно нам делали этот, анализы крови. Как я задал вопрос, говорю: «А чего вы нас так это усиленно?» они говорят: «Нам лейкоцитоз, за лейкоцитозом проверяем, потому что, - говорит, - под радиационным облучением лейкоциты число увеличивается, а потом, вот если доза высокая, на организм нагрузка, резко происходит обвал, то есть, лейкоциты уменьшаются, и чтоб не прозевать вот это вот…»

Н.К.: Момент.

И.П.: Да, момент. Вот. Поэтому…Жили…А, значит, в августе месяце мы уже начали строить зимний лагерь.

Н.К.: Угу.

И.П.: Когда…да я уже…

Н.К.: То есть, этим вы тоже занимались?

И.П.: Ну, а как же? Это ж дембельская работа, если кто ребята знают, вот так это называется дембельский аккорд. Да…Комбату своему говорю, у нас был подполковник Данькив. Говорю: «Когда ж меня домой? Я ж уже выездил все ж, дозу получил свою, надо ж…» Он говорит: «Дорогой, ну, смены нет, ну, что сделать могу, ничего не могу сделать. Дембельский аккорд тебе, - говорит, - надо строить вот это зимний лагерь. Будешь здесь». Я говорю: «Ну, что ж, надо, значит надо». Вот. И мы делали уже, так сказать, большие, то ли на 50, то ли на 100 человек. Здоровые такие зимние палатки, деревянные стены закладывали там с двух сторон, значит, доски в средину закладывали, то ли солому, то ли сено, что такое теплили, устанавливали эти палатки, переносили, потом все это кровати…Вот. Это где-то уже в 20-х числах августа мы все это переделывали лагерь, перестраивали. Вот. Хорошо, повезло с тем, что ребята попались хорошие там, до сих пор вот вспоминаю: дончане, луганчане современные, тогда ворошиловградцы. Вот. Шахтеры. Молодые такие же ребята, хорошо работали, честно, не отлынивали, не перекладывали на других там свои, так сказать, каждый выполнял…

Н.К.: А вы потом с ними поддерживали какие-то отношения или разъехались и всё?

И.П.: Не, как, списывались в принципе так вот там, как же он… Сашка Казак, это с Донецка был, а этот Костя…Смирнов, Смирнов Костя, вот с Костей с Луганска, там из-под Луганска как-то списывались еще, когда молодые тогда еще были, сразу где-то в 90-х годах. Потом как-то потерялись на этой волне. Поэтому вот так вот.

Н.К.: Понятно. А такой вот вопрос. Вот, когда вы там были, интересно, какие работы… ну, понятное дело вы, как военнообязанный, там, в основном мужчины работали, да? А там, когда вы находились там же в зоне были женщины, да? Какие работы доверялись мужчинам, а какие женщинам? Было ли какое-то разделение или не было?

И.П.: Ну, женщин я видел чисто, ну, таких должностях и в таких профессиях, где, скажем, ну, не обойтись, то есть, скажем, медсестры, врачи. Вот в медпункте станционном и к нам приезжали, скажем, лаборанты, которые там кровь забирали там…

Н.К.: То есть, в основном, медики, да?

И.П.: Женщины вот еще я пересекался как мы работали на спец прачке, то ни, видимо, остались из того персонала, который работал еще до аварии. Вот там женщины были еще. Вот я помню две или три, а это как бы, скажем, бригадиры или бригадирши, если женщины – бригадирши, которые вот так сказать обучали, обучали, показывали, как надо делать, то есть, вот знали всю технологию процесса. Вот такого плана.

Н.К.: То есть, в принципе, были, но немножечко другой аспект да у них?

И.П.: Ну, видимо, может быть, просто я так пересекался, что мы какие-то вот специфические работы выполняли больше, скажем, вот я говорю по дезактивации или по каким-то вот там подготовительным процессам под что-то. Вот, как я рассказывал, что мы делали там эту траншею W-образной формы под эту машину «Касагранда», которая потом шла и там выполняла какую-то определенную задачу. Вот. Ну, а больше так, скажем, не пересекался. Женщин видел мало там. Это я говорю только медики, такой это и…

Н.К.: А как на тот момент вообще простыми людьми воспринималась авария? Как вы помните? То есть, было ли какое-то, не знаю, особое понимание? Или до людей не доходило? Как вам кажется, вот, когда вы туда ехали, вы ж видели, например, своих сотрудников, друзей, товарищей, как доходило, что случилось или еще нет?

И.П.: Так как я работал в Институте со спецификой атомы…

Н.К.: А, ну да, у вас же…

И.П.: …наши воспринимали это как должное, ну, то есть, с технической стороны правильно. Что произошла там авария, что там радиационная обстановка неблагополучная. Народ в целом, скажем, просто народ, обыватели, они, мне кажется, воспринимали так: ну, авария и авария. То есть, где-то так, не у меня под боком, не в моем доме, где-то далеко. То есть, так. А… киевляне воспринимали более чувствительно, видимо, с осознанием того, что..., скажем, проблема какая-то серьезная тоже. Почему, потому что, во всяком случае, вот нас, ликвидаторов, они уже тогда, скажем, как-то вычленяли или… то ли, может быть, с позиции опасения, что мы все радиоактивные, зараженные (смеется). Потому что мне приходилось ездить, пока я вот находился, строил этот зимний лагерь там, это где-то с неделю, дней 10 я торчал в Оранах и бывало, что, ага, некому этот комбат: «Поедешь на склады, там киевского военного округа, там надо чего-то получить, там продовольствие, чего-то еще». Я говорю: «Ну чего нет людей?» «Ну, ты человек надежный, то есть, ты все привезешь в целости и сохранности». Вот. И мы ехали в Киев, на Оболони там где-то располагались, я помню, что через мосты переезжали на левую сторону. Вот. Получали там… ну, и по дороге вот, пить хочется, там лимонад, водичку какую-то, где-то в магазине притормозили, заходишь там, продавцы сразу: «Что вам, ребята, что вам, ребята?»

Н.К.: Ага. Так сразу готовность помочь, да такая?

И.П.: Да. Этих сразу всех покупателей, которые… «Подождите. Ребят обслужу, а потом вы». И никто слова не говорил, кстати.

Н.К.: Ну, да.

И.П.: «Да-да-да, типа, давай». То ли, может, ну, не знаю, то ли сейчас я не могу просто жестко, конкретно проанализировать, скажем, какую-то позицию. То ли опасение, то ли уважение (смеется), ну, не знаю.

Н.К.: Ну, так было.

И.П.: Было. (Смеется) Так было.

Н.К.: Скажите, а как родные-близкие отнеслись к вашей командировке?

И.П.: Ой, родные очень тяжело это восприняли, потому что… матушка – медработник (Царство небесное), она понимала все это. После того, как я был в Чернобыле, потом поехал же к родителям на родину туда в Саратов. Она ж мне начала рассказывать, по больницам, анализы сдавать. Я говорю: «Да у меня все нормально». Она: «Нет, давай проверим, на всякий случай». Вот. Пока она не убедилась, что, вроде, кровь, все нормально там, самочувствие, врачи посмотрели, поглядели, сказали: «Да ничего, вроде». Ну, я тогда да еще, видимо, организм молодой и сразу не поддался, а уже лет через 5 там, через 4-5, к 90-м годам уже начал чувствовать уже, что все-таки звоночки были какие-то. Поэтому родители или близкие родственники чувствительно это восприняли.

Н.К.: Я прошу прощения, прикрою дверь. Хорошо?

И.П.: Да-да-да. Это Юрий Юрьевич трудится.

Н.К.: Чтоб немножко потише стучало. А такой нескромный вопрос: а были ли вы на тот момент женаты, была ли у вас семья?

И.П.: Нет.

Н.К.: Нет.

И.П.: 23 года мне было на тот момент, ну, там чуть-чуть с хвостиком, я ж сказал, 27-го апреля мне 23 исполнилось, значит, а июнь…

Н.К.: То есть…

И.П.:… 23, два-три месяца.

Н.К.: То есть, уже позже, да обзавелись?

И.П.: Ну, да. Мне, скажем, не женат, ни детей, ничего не было поэтому… ну, что сделаешь. Кому-то надо было делать все это. Когда мы уже туда прибыли, нам говорят: «А чего вы такие, чего вас таких молодых загнали?» Говорю: «Как?» Есть же постановление какое-то, согласно которому не имели права брать туда бездетных, неженатых и моложе там или 35-ти, или что-то такое и не старше, по-моему, 50-ти. Я запомнил такой момент, что у нас в части был, ну, я тогда 23, поэтому я воспринимал, может быть, 60 было, то есть, я его воспринимал стариком. Старик, который один-единственный, мы над ним ржали, говорю: «Слышишь, старый, ты чего тут? Мы то ладно. Ты то чего, как сюда попал? Вот. Иди напиши, что не имели тебя права сюда забирать. И тебя домой отправят». «Та ладно, чего ж я уже, типа, здесь, чего ж…».  (Смеется). Уже да. Вот так вот. Один у нас уникум, тоже молодой такой же, ну, он помоложе даже, по-моему, 22 года, он начал с этим бороться с нашим комбатом, с комбригом, типа что ж не имеете права брать такого, не имели права такого брать. Они говорят: «Мы не имеем права с тобой чего-то делать. Вот кого нам прислали, с тем мы и это… Если есть вопрос, езжай в Киев, в киевский округ, там в штаб, если они тебя типа… напишут, что…» Вот он со счастливой улыбкой уехал, через два дня вернулся с грустной улыбкой. Мы говорим: «Опа». А, провожали, он говорит типа: «Пока-пока, ребята». А потом появляется с грустной улыбкой, мы говорим: «Здравствуй-здравствуй, дорогой. Ну как дела?» А говорит: «Никак». Говорит: «Носом уткнулся, сказал, говорит иди дослужи». И все.

Н.К.: Понятно.

И.П.: Так что ситуация была нормальная по тем временам.

Н.К.: А когда вы приехали, как у вас друзья, соседи, ну не знаю, те люди, с которыми вы общались, задавали ли какие-то вопросы, проявляли какой-то излишний интерес к этому всему или, может быть, какое-то особое отношение к вам, как к ликвидатору? Или…

И.П.: Да не, ну как, в общем, так сильно никто не интересовался.

Н.К.: А, ну, то есть всем все понятно?

И.П.: Был и был. Да. То есть, выполнил долг свой и все. Поэтому, ну как, не было такого ещё глобального восприятия, как вот, скажем, людей, которые сделали какую-то такую весомую, серьезную работу. То есть, да, там через военкомат призвали, выполнил там какую-то, побыл, задачи какие-то сделал, выполнил и все.

Н.К.: То есть, вот как-то так?

И.П.: Ну, да. Так вот чисто, скажем, информационно, что, ну, люди…Ну, то есть, не оценивали никак, а информационно да, ну, был и был все.

Н.К.: Понятно.

И.П.: Ну, как я так понимаю теперь на сегодняшний момент.

Н.К.: А как ваша жизнь складывалась дальше? Вот вы поехали в Саратов, как оказалось, что вернулись в Харьков, как?

И.П.: Не, ну как, почему я поехал просто  в отпуск.

Н.К.: А. Понятно. Я думала просто…

И.П.: Я ж продолжал работать в институте.

Н.К.: А, понятно.

И.П.: Меня ж никто от моих, так сказать, производственных обязанностей не освобождал. Поэтому я так и остался в Харькове. И по сей день живу. Уже считаю себя коренным харьковчанином.

Н.К.: Понятно.

И.П.: Если взять, уже 30 лет. На сегодняшний момент, 15-й год – 30 лет.

Н.К.: Да, уже коренной.

И.П.: Коренной.

Н.К.: Да?

И.П.: Да. Некоторые коренные не знают Харьков так, как некоренные.

Н.К.: Ну…

И.П.: Не коренные. Вот как (смеется).

Н.К.: То есть, Вы дальше продолжали работать и чем занимались? То есть, как складывалась ваша жизнь дальше, скажем?

И.П.: Жизнь та как, как у всех. Работа, жизнь, жена, дети…

Н.К.: То есть, вы женились, завели детей?

И.П.: …счастье. Да.

Н.К.: А сколько, если не секрет?

И.П.: Чернобыльских, (смеется) чернобыльских, которые, на данный момент, не чернобыльские. Дочь, сын.

Н.К.: Ага. Двое.

И.П.: Да. Вот.

Н.К.: Ну, в принципе на то время так обычно и бывало, что по двое детей, да люди заводили?

И.П.: Не, ну, это, как говорится, персональное дело каждого там… ну, сложилось так, значит. Как сложилось, так и сложилось.

Н.К.: Ну, это мое личное замечание.

И.П.: (Смеется)

Н.К.: Обычно у моих друзей всегда двое – брат и сестра. И все.

И.П.: Двое, да? Полный порядок (смеется).

Н.К.: Поэтому…

И.П.: И на этом точку поставить.

Н.К.: Ну, и хорошо.

И.П.: Да. Задача выполнена.

Н.К.: Поэтому, поэтому так простите, дополнила, наверное, не стоило.

И.П.: (Смеется)

Н.К.: Как-то так личное замечание, поэтому… Ну, вот и такой тогда вопрос. Скажите, пожалуйста, вот, ну, понятное дело, что сейчас, наверное, это уже, может, не так актуально, но несколько лет назад среди молодежи там возникали идеи по поводу экскурсий в ту зону. Как вы вообще относитесь к такого рода вещам? Можно ли туда пускать, скажем так, желающих посмотреть и нужны ли такого рода экскурсии, опасно, не опасно? Ну, в общем, как вы к этому всему относитесь?

И.П.:… Ну, вот, подходя, скажем, технически к этому вопросу…прошло почти 30 лет. Вот в следующем году 30 лет уже будет, в 16-м.

Н.К.: А, в 16-м да.

И.П.: 30 лет. За это время те радионуклиды, что это, они естественно попали уже попали, накрылись каким-то слоем почвы, перегнивших листьев, там, скажем, места, где, может быть, еще есть опасность. Ну, я лично воспринимаю как относительно должно быть там уже благополучно, на мой взгляд. Вот. И в принципе, по поводу экскурсий, я думаю, что нужно туда возить, особенно в Припять. Вот какие-то… там уже можно произвести дозиметрическую разведку, огородить места, куда не надо ходить и проложить какие-то маршруты, где можно ходить. Для чего нужно показать? Для того, чтобы люди понимали, что с любой техникой шутить не нужно. Что, как говорил один мой товарищ, в руках дикаря компьютер опасная штука. Может в голову им звездонуть.

Н.К.: Понятно.

И.П.: Вот. Поэтому с позиций того, что настолько сложные энергетические какие-то технологии и процессы человек начинает задействовать в своей жизни, что, которые могут привести к каким-то ситуациям, ну не предсказуемым и аварийно опасным, и смертельным для самого человека. Человеку надо начать жить в гармонии с природой просто-напросто. Научиться понимать природу, и все у него будет замечательно и хорошо. Самый опасный зверь на Земле – это Homo sapiens – человек, потому что он не знает ни меры, ни пределов, ни… вот у него чувство опасности, так сказать, жадности такой степени нет. Вот. Поэтому я считаю, что вот как метод обучения молодежи тому, что не нужно делать и чтобы они понимали вот как, как жизнь людей в одну, ну, это утрировано так, в одну минуты перешла из одного качественного состояния в другое, разрушилась. На свежем примере можем привести это то, что сейчас происходит на востоке.

Н.К.: Ну, да.

И.П.: Так же жизнь качественно меняется: сегодня у человека был дом, человек жил, и завтра у него уже этого всего нет. И хорошо, если он жив сам.

Н.К.: Ну, это, конечно, больной вопрос на сегодняшний день очень.

И.П.: Нет, ну, это вот сопоставимо очень.

Н.К.: Да-да.

И.П.: Вот это вот, вот эти проблемы вполне сопоставимы.

Н.К.: А скажите, а вот с эмоциональной точки зрения, вот если б была возможность, например, побывать в тех местах, в которых вы когда-то там жили, работали, вы бы хотели побывать? Скорее да или скорее нет? Поехать посмотреть?

И.П.: Честно, откровенно?

Н.К.: Ну, да.

И.П.: Мне кажется, я бы не хотел. Там уже все поменялось, там уже не так, как было. Это 100%.

Н.К.: Понятно.

И.П.: Те же Копачи, про которые я рассказывал, просто зарыли под землю. Увидеть, скажем, какой-то пустырь на месте, где стояла часть наша, бригада, на окраине Оран, ну, тоже не хочется, если честно, говоря откровенно.

Н.К.: Ну, понятно.

И.П.: Саму станцию увидеть, ну… я и так вижу это все, вспоминаю, глаза, даже не закрывая глаз вспоминаю.

Н.К.: Перед глазами?

И.П.: Да. Она стоит перед глазами прекрасно с этой надписью по верху «Чернобыльская АЭС работает на коммунизм».

Н.К.: Да. А скажите, пожалуйста, а по поводу мероприятий, которые посвящены памяти этим событиям, вот как вы думаете, как, может быть, было бы лучше в этом направлении, что лучше сделать? Вот, например, у меня в школе учителя 26-го просто приходили, рассказывали, что было и как было, но на этом все и заканчивалось. Может быть, вам кажется, что лучше было бы это делать как-то по-другому? Вот есть у вас какие-то вот на этот счет мысли? Или в принципе… в общем, я вас слушаю.

И.П.: Да я не знаю, в принципе, я так не задумывался сильно над этим вопросом. Очень мелкая пешка в этой, на этой шахматной доске, чтобы что-то, как говорится… Если это будет на уровне государственной программы, государственной политики, это другой разговор.

Н.К.: Понятно. Ну, тогда такой к вам мой вопрос, последний вопрос. Скажите, а что бы вы, может быть, хотели пожелать потомкам, которые еще, может быть, родятся потом-потом и смогут об этом всем прочитать, может быть, только в книгах и чтобы им, может, важно было бы знать из всего этого или что-то о чем… как можно поставить вопрос, о чем важно было бы помнить или о чем ни в коем случаи не стоит забывать? Что им важно вот передать, вот как вы думаете?

И.П.: Ну, пожелать им хочется здоровья, в первую очередь, потому что я смотрю просто по молодежи, что…. Поколение из поколения, так сказать, становится со здоровьем хуже и хуже у молодежи. Поэтому здоровье им нужно будет, вот оно здоровья, ума, чтобы они были умно разумными, думали. Вот. А, скажем…, что чего… природу не разрушать по возможности. Потому что все мы в принципе вышли из этого. Это все равно, что вот как, скажем, родиться, жить в каком-то доме, а потом прийти в один прекрасный момент и сжечь его или там разрушить, развалить. Все мы вышли из природы и вот боремся с ней, потому что кто-то из умных людей, не помню, сказал, что человек - это, так сказать, высшее звено и победитель природы. Я думаю, что он ошибался. Человек он и есть сама природа, поэтому вот ума по отношению ко всему окружающему, живому, чтобы не остаться жить на асфальте, на бетоне, чтобы слышать, как поют птицы и ветер в листочках шелестит. Вот, что нужно, мне кажется. Не гнаться за сиюминутными выгодами какими-то… ну, электричество нужно, да, но и все остальное нужно, ну, нужно разумно к этому подходить: где-то экономить, где-то чего-то обойтись без чего-то. Мы стали обществом потребителей, и вот из поколения в поколение уровень потребления все увеличивается и увеличивается. Мы просто вот гонимся за тем, что нам не нужно. Можно ходить там в тех же джинсах, но почему-то приобретаются другие, которые модные в этом сезоне. Вот. Покупается новый телефон мобильный, потому что у него там еще какая-то определенная функция появилась. Покупается там компьютер другой, потому что там вместо одного экрана появился плоский, стал, там диагональ больше стала. Хотя можно работать на том же самом прекрасно, а вот нас приучают к этому, чтобы… торгаши. Вот чтобы мы не были, чтобы дети наших детей и наших детей не были торгашами.

Н.К.: Понятно. Спасибо.

И.П.: Пожалуйста (смеется).

Н.К.: Что-то еще хотите добавить или все?

И.П.: Да, нет, вроде, если это, то достаточно.

Н.К.: Спасибо.