И рукавицы были резиновые дырявые. Давали лепестки марлевые, не, как говорится, противогазы, а марлевые, обыкновенные марлевые эти самые, которые буквально через 5-10 минут становился мокрым и такой красноватого оттенка. Ну, оно ж там радиация, это всё.

Первый раз, когда меня привезли к реактору, мне стало страшно. Но со мной был человек, который там, в принципе, сдавал на вот эти дела, он был врач, ну мне был задан вопрос: «Страшно?» Я говорю: «Конечно, страшно», я ж, в общем-то, адекватный там дядя. Он: «Ничего страшного». Через там какое-то время, да, действительно, через какое-то время я начал спокойно к этому относиться.

Я не знаю, хорошую это шутку сыграло в моей жизни или негативную, но я не попал в Афганистан. Но через буквально месяц я попал в Чернобыль. Нас собрали, сказали, что вы призываетесь во внутренние войска МВД СССР, едете в Киев, будете охранять стадионы. Не сказали, что мы едем охранять Чернобыль. Сказали: вы будете охранять стадионы, концерты, различные массовые мероприятия. Будете звезд видеть всех эстрадных. Вы идете в охрану всех этих мероприятий.

«Мы, понимаешь, проработали на реакторе, мы сейчас люди в возбужденном состоянии. Ты нас должен сейчас везти, чтобы машина не шелохнулась. То есть, мы не должны этого чувствовать. Мы должны ехать в автобусе отдыхать». А я привык тогда не плановые включать скорости, а немножко оно включалось как бы, что автобус немножко подергивало, когда включение скорости было или переключение.

Вот что бросилось в глаза сразу – это кошки облезшие и куры без перьев, без ничего. И прогиб у них спины, в общем – эти уроды. Природа буяла. Всё цвело как раз, цветы яркие. Но а бросилось в глаза первое – это заброшенность домов, эта тишина, спокойствие. Ни коров, ни овец, ни людей…