Наталия Козлова (далее Н.К.): Итак, сегодня у нас 3 декабря 2015 года. Находимся мы в помещении «Союза Чернобыль» в городе Харькове. Беру интервью я, Козлова Наталия у… Представьтесь, пожалуйста.

Олег Векленко (далее О.В.): Векленко Олег Анатолиевич.

Н.К.: Очень приятно.

О.В.: Да.

Н.К.: И первый мой к Вам вопрос, он достаточно обширный, это такой вопрос-просьба – просьба рассказать историю вашей жизни. Вот что считаете нужным. Можно с самого начала: где родились, кем мечтали быть, чем занимались и так далее и так далее.

О.В.: Родился я 17 августа 1950 года на Дальнем Востоке. Есть такое –  станция Бурья, вот. Там работал мой отец, который по комсомольской путевке поехал туда, на эту железнодорожную станцию, и там же он встретил мою маму, которая была секретарем комсомольской организации станции.

Н.К.: Угу.

О.В.: И вот они поженились и я, в 50-м году я родился, вот. Ну, отец мой был с Украины, с Полтавщины. Вот. И через 2 года по разным обстоятельствам и, в частности, там связано было с моим здоровьем, потому что мне климат там не подошел. Вот. И врачи посоветовали всё-таки переехать сюда, на восток. И отец забрал маму и вернулись сюда. Вернулись сюда, поскольку он был железнодорожником, то он, его направили – станция Гребенка. И вот он там работал некоторое время в вагонном депо, есть такое там. Потом мама, она, у нее было образование педагогическое, и она работала в детском саду. Вот. И через некоторое время мы переехали – там рядом город большой такой, старинный город Лубны.

Н.К.: Угу.

О.В.: И вот туда они переехали. Отец начал работать преподавателем: его пригласили в школу тогда паровозных, потом тепловозных машинистов, которая в это время была в Лубнах. А мама поработала в детском саду, и потом ее поставили заведующей детским садом. Вот на должности этой заведующей она проработала всю жизнь, и отец тоже он всю жизнь, насколько я его помню, вот он проработал в Лубнах в этой школе тепловозных машинистов. Я учился, пошел в школу там, в Лубнах. Учился в средней школе. Вот. А отец, у него была такая мечта, чтобы… Он сам когда-то мечтал стать художником. Он вырос в селе Полтавской области, там село Ивановка.

Н.К.: Да.

О.В.: Тогда была – Семеновский район, сейчас это Оболонский, а то было Семеновского района. Вот. И он в детстве очень хорошо рисовал. До сих пор у меня есть его рисунки. Вот. И даже были у него попытки поступить в художественную школу, в художественный институт. Вот. Ну, вот это такие неудачные попытки. Неудачные скорее потому, что это был, тогда были очень сложные времена, особенно после войны, в 47-м году там был и голод, и в общем нечего было есть. Короче, он даже поступил в институт. Вот. Но потом сбежал оттуда, потому что очень тяжело было жить. И вот у него была такая мечта, чтобы сын, сына сделать художником. И хотя мне это не очень-то нравилось занятие, но, тем не менее, он, как только я там пошел в 5-й класс, он меня привел в студию.

Н.К.: Угу.

О.В.: Такая была студия художественная. Ну, она и сейчас есть художественная школа в городе Лубны. И такой очень интересный человек, там Семенюта Василий Иванович, художник, который, в общем, всю свою жизнь он вот как-то тоже с детьми занимался и он хороший такой, честный художник, который, ну, вот на Полтавщине он достаточно известный. Та, собственно и в Украине его работы очень такие интересные пейзажи, всё, они хранятся в разных музеях. Вот. Он, кроме того, он еще заведовал музеем историческим, и, в общем, он был знаток своего края, и вот он с детьми, всё время занимался с детьми. Его ученики, вот те, которые прошли школу, а каждое это занятие были, там, в каждый четверг, каждый, каждую субботу и воскресение. Это ходили на этюды. А в четверг собирались рисовали. И вот там, самое интересное, это настолько был, вот такой неординарный человек, что он мог создать в этом маленьком городке такую просто моду на то, чтобы люди приходили туда и рисовали. И вот когда меня отец привел, мне было страшно, там по вечерам занимались. И я, значит, не мог голову оторвать от этого листочка. Там что-то рисовал, кругом тоже сидели люди, рисовали. Вот. Но когда я поднял глаза, то мне стало еще страшнее, что вокруг меня сидели все бандиты, все бандиты Харькова, вся эта там, районная там, «Заващено», «Поселок», «Вокзал». И вот все эти бандюки… Было модно ходить в студию и рисовать. И вот люди, закончив эту студию, либо в тюрьму шли, либо становились хорошими художниками, в институты поступали, то есть…

Н.К.: Третьего не дано, да?

О.В.: Третьего не дано. Это фантастический такой был момент. Вот там я впервые – я ж с такой вроде интеллигентной семьи – ну, я там увидел впервые кастеты, там, ножи.

Н.К.: Та Вы что?

О.В.: Пистолеты таскали.

Н.К.: Что серьезно?

О.В.: Ну это вот такое время было, это в 60-е годы.

Н.К.: Угу.

О.В.: Ещё там близко всё, воспоминание и про войну и про всё. Ну, то есть с урками такими, местными. Ну и это было очень интересно, потому что вот после этого, значит, никто, ну, обычно ж там всякие разборки, драки, но вот если ты там знаком с тем, с тем, тем… А там, в этой студии ходили, там, ребята «Речка», это район такой, «Поселок», «Вокзал», «Заващино», они все там вместе собирались и (смеется) таким образом я все эти группировки знал, все меня знали и никто, никогда ни… Все были знакомы. Вот. Ну, и действительно, после вот окончания, там много ребят, которые поступали во Львов, в Харьков. В Москве даже, вот. И то есть, они когда приезжали, ну я уже там ходил в эту студию, значит, на равных правах, но они когда приезжали, там, на каникулы или что, они там учили. Вот. Как, приходили туда, в общем, такое было братство, в общем. Ну, и естественно, вот сюда тоже, здесь в Харькове учились мои друзья, которые раньше закончили и они просто меня уже там подтянули.

Н.К.: Угу.

О.В.: Ну и поскольку отец тоже он был как-то, сюда в Харьков чаще ездил в командировки – здесь управление железной дороги, поэтому он меня вот сюда в Харьков, тут и снарядил. Вот я поступил. После студии там, кстати, вот ну, хорошая подготовка была и мне удалось вот после школы, в 67-м году я закончил школу и поступил в институт. Это художественно-промышленный институт. Ну, надо сказать, что вот это вот рисование сначала оно, кончено, не нравилось и отец меня там заставлял просто рисовать. Но потом это превратилось уже в такое, ну, не просто увлечение, просто, когда человек этим занимается, уже я без этого не мог. Я, например, ну там, мы ходили в школу на вторую смену. Вот первая смена – где-то с 7 часов утра и до 12 там где-то, это я где-то на этюды, на велосипед и на этюды, там в леса, поля всякие.

Н.К.: Угу.

О.В.: А потом в школе, быстро придешь, там что-то перед уроками поучишь, уроки быстренько сделаешь, что-то спишешь, в общем… Ну, а… Ну и тоже в школе это ж тоже такое было, что на занятиях та меня просто выгоняли, потому что я рисовал всё время (смеется). Да. Ну, такое. И когда… вся школа тогда знала: А, та то художник, то бесполезно что-то делать. Вот просто не то, что там, ну это вот внутри оно сидело, а просто, вот, когда ты в такой среде находишься, то уже какой-то внутреннее такое ощущение, что надо что-то делать и тебя тянет это. Ну, таким образом я вот поступил с первого раза, хотя всегда поступить было сложно. И в основном поступали после училищ, после… Такие взрослые люди, мне там, сколько было? В 67-м, это было 17. Ну, вот 17 лет как раз исполнилось, а людям там уже где-то было 25, ну, под 30. То есть это были взрослые уже такие ребята, мужики. Вот. И фактически я был, в этой, на курсе самый младший. Вот. Ну и тоже самый младший, но я не скажу что у меня там… Они покончали училища, конечно они хорошо работали. И первое, что я получил в первом семестре, я получил там двойки, тройки, в общем, еле вылез. Ну, как-то всё-таки от мамочки, от папочки оторвался, всё. Вот. Жил тоже в общежитии. Ну, и вот, я так понял, что для того, чтобы выжить и нормально как бы к тебе относились надо работать. Ну, раньше такого не было, чтобы там за деньги какие-то оценки ставили или что. Ну, в принципе у нас сейчас тоже такого нет, это невозможно, потому что то, что ты делаешь, оно видно на стенке.

Н.К.: Угу.

О.В.: Ты выставляешься, делаешь выставку. Ну и, в общем-то, я начал очень, очень активно работать. Вот. И сначала меня, конечно, не принимали как-то во внимание. Ну, там пацан бегает, вот. А на курсе, а вот где-то с третьего курса уже эти здоровые мужики начали ко мне подходить и говорить: «Слушай, а ну глянь мой рисунок». Уже все там: «Ну, давай, что-то подправь, тут, да?»

Н.К.: Серьезно?

О.В.: Да, да. Не, ну, это естественно, потому что… Вот у меня тоже мои студенты и для меня очень странно если я у них, они приходят поступать на дизайн и учатся на дизайне, там, год, два, три, ко мне попадают. Я спрашиваю: «Ты знаешь кого-то из, там, выдающихся дизайнеров современности, там украинских, там, или зарубежных?» Очень мало кто из них может сказать, ну, назвать какого-то дизайнера известного, назвать его работы. Вот. Ну, потому что сейчас немножко другое, сейчас на слуху там – дизайнер это всё классно, это всё супер, но никто не понимает, что это работа. Это 12 часов за ящиком, за монитором сидеть. Потом и спина, и глаза и главное мозги. Очень сложно. Вот. Если быть хорошим дизайнером. Так вот, ну я, конечно, когда, когда еще сюда поступал, вот, в Харьков, то я там в библиотеках рылся и книжки покупал, и в общем всё. А… Ну, здесь так просто я до, ну скажем, до четвертого курса я не вылазил из библиотеки.

Н.К.: Угу.

О.В.: У нас библиотека – после занятий приходишь, и пока не закроется, ты сидишь, роешься, там что-то смотришь. Вот.

Н.К.: На паузу. Угу.

О.В.: Ну, вот, короче так, так вот сложилось, что, ну, действительно, к последнему курсу я уже сдал диплом, сделал на отлично. Вот. И, ну, на хорошем счету был. И меня, в общем, пригласили в институт преподавать, но пока на ассистента, вот. Раньше это было очень так почетно. Вот, оставили преподавать и всё это давало какие-то… Ну, то есть это престижно было, хотя как все, там зарплата была маленькая, никто туда, в общем-то, особо не, с этим не считался. Тогда это было очень престижно. И вот, год я преподавал, а потом забрали в армию. Вот. Забрали в армию. Тоже мы там служили ж в армии после, после института тогда служили не 2 года, а год. Ну и год я прослужил вот здесь в ХВАУ. Это высшее военное авиационное училище, которое раньше было на Рогани.

Н.К.: Угу.

О.В.: Вот. Ну и так по большому счету это было в роте охраны. Но я там, еще мой товарищ мы занимались в политотделе, рисовали, что-то лепили, какие-то скульптуры, всё. Вот это наша была в основном служба. Но, тем не менее, мне было интересно, и я там самостоятельно бегал. У меня была просто задача, вот в армии накачаться, спортом заняться. Ездили на учения, стреляли. Так что это было для меня, вот, как бы, не потраченный на что-то год, а это такая школа была хорошая. Вот. После того, после армии, значит, я вернулся в академию. Вот. И вот уже больше сорока лет я там работаю.

Н.К.: Угу.

О.В.: Как началось в 72-м году, то уже больше сорока лет. Ну, с одной стороны это может как-то странным показаться, потому что так я общался с людьми разными и всё. Вот для них, они там искали себе как бы разные, разную работу – от дворника, там, до какого-то научного сотрудника. И много ездили по разным местам, и всё благодаря этому. Но мне как-то получилось всё наоборот. Я, работая на одном месте, только благодаря этому и мне пришлось, как-то вот так случилось, что я поездил очень много, посмотрел и по миру, и по разным, там странам и… Когда это было Советский Союз, то и по Советскому Союзу. Ездили очень много, ездил со студентами своими на практику.

Н.К.: Угу.

О.В.: А практика тогда была это там, и в горах в Азербайджане можно было рисовать, и в Крыму, и на Севере. И для меня, вот, север, такой русский Север он очень был таким интересным моментом, это причем студенты сами меня потащили туда. Ну, им интересно было. А я такой был динамичный и вместе с ними ездил, причем там тогда как: палатки, какие-то спальники, все собрались и ушли автономно там в лес, в тайгу, по каким-то деревням заброшенным, по рекам. Вот. Вот они меня потащили туда и мне это… А перед этим мы ездили, действительно, и на Кавказ, и в Молдавию, и по Украине здесь, в Карпаты. Вот. И я вот много ездил. Ну, а потом как-то запал на Север и много ездил по Северу где-то лет 15 подряд. Вот просто ездишь, сначала это практика была, а потом уже самостоятельно я начал ездить, там, с женой. Вот тоже на острова, Белое море, туда на озерах, вот, на… по красивейшим местам. Вот. Ну, вот, вот как художник, может быть, вот я во многом и сформировался как раз на Севере. Вот. И здесь устраивал несколько выставок…

Н.К.: Угу.

О.В.: …таких. Вот. Ну, а кроме того я еще, поскольку я еще преподавал и преподавал я на графическом дизайне, тогда он назывался промграфика. Это сейчас называется графический дизайн. Я занимался плакатом. Ну, занимался и оформлял книги и делал плакаты, делал фирменные стили и очень, достаточно много здесь, в городе разных событий, там, там «Свято Шевченко» было и… Ну, очень, достаточно много всяких моментов, когда делал там айдентику, фирменные стили разные, проспекты, книги. То есть, ну, это, в общем-то, была такая вот, с одной стороны работа, которой можно было заниматься в то время параллельно с преподаванием. И это с одной стороны. С другой стороны это была практика такая, которая, которая позволяла там работать со студентами: ты знал как раз практическую сторону, куда они попадут и что они будут делать. Вот. Ну и кроме того занимался плакатом. Плакаты, вот, делал политические плакаты там разные на выставки. Это в основном это антивоенные плакаты. Ну, и экологические плакаты тоже делал и тоже получил какую-то премию – диплом союза художников СССР. Вот. И… Ну, а параллельно, поскольку я был с высшим образованием и прошел, прошел армию, то мне, там, однажды вызвали в военкомат, сказали: «О, ты тут. Надо на сборы поехать». Тогда обязательно, вот, всех забирали и там на какое-то время, на месяц…

Н.К.: Угу.

О.В.: …или, там, на 20 дней, я уже не помню, увозили, там вот, в Васищево, в разные места. Вот я там прошел сборы, мне взяли и присвоили звание лейтенанта и приписали в химполк.

Н.К.: Угу.

О.В.: Вот тут у нас был возле аэропорта химполк. Вот. И тогда по Советскому Союзу было несколько вот таких вот полков. Один был здесь, другой в Калининграде, третий еще где-то, я уже не помню. Не, не в Калининграде, а в Калине, Калинин тогда. Сейчас, сейчас я уже не знаю, как он там называется. Вот. И у меня была такая должность там, тут же ж, поскольку лейтенант, меня ставят на определенную должность – начальник клуба. А клуб – это, ну, в стационарных условиях это обычный солдатский клуб, там кресла стоят, кино надо показывать. А если это в полевых условиях – это такой пак, машина с будкой, там стоит аппарат, киноаппарат, у тебя в подчинении водитель и киномеханик.

Н.К.: Угу.

О.В.: Вот. Ну и такие пару раз были всякие смешные сборы, на которых там одевали противогазы, бегали, но в основном где-то доставали водку и в палатках пили.

Н.К.: Серьезно?

О.В.: Ну. Ну, там все взрослые мужики…

Н.К.: Ну понятно.

О.В.: …всех с работы там, инженер, кто работает, кто рабочим, кто еще кем-то.

Н.К.: Ну да, не стеснялись, в общем.

О.В.: Та, причем там стесняться, это ж нормально было, когда от жен там выскочили – классно. Тут кругом все свои, всё, всё нормально и тем более не далеко.

Н.К.: Угу.

О.В.: Ну, не настолько это серьезно как бы было, но тем не менее это, ну как-то. Ты хотя бы понимал, где ты и что ты там находишься. Вот. Ну и вот однажды, у меня была мастерская уже, и я был уже, меня приняли в союз художников. Вот. Это было тоже очень почетно, но по-прежнему я там преподавал, уже был, по-моему, даже старшим преподавателем. Однажды… Вот здесь на Иваново у меня была мастерская, мы с товарищем такое помещение, мансарду занимали. Вот. У нас всё время был включен приемник и весной как-то мы услышали такое тревожное сообщение, что вот, случилась авария на Чернобыльской станции. У нас постоянно был «Маяк» такая станция, такая, и там было включено. Ну, оно достаточно так было нормально, что был, был радиационный там какой-то выброс небольшой типа и сейчас там ликвидируется. Как-то мы, ну я, в частности, я не придавал какого-то значения. Ну, что-то случилось и случилось. Всё ж ликвидируется, всё нормально. Но, тем не менее, вот, пару раз вот это сообщение прозвучало, но а в Советском Союзе там немножко народ привык читать между строк и слушать между строк. Вот что-то тревожное всё-таки было.

Н.К.: Угу.

О.В.: Вот какое-то состояние. Хотя… ну что ж. Я к этому вроде бы как бы и не причастен, я не причем, да? Вот. Это где-то, может быть, может быть, двадцать какого-то, восьмого уже. Но факт тот, что 29-го числа мне жена говорит с утра: «Ты, ты ж купи вина, первое мая на носу, мы пойдем шашлык, на шашлыки, там, всё». Вот. А тогда водку, вино и всё такое продавали только до 7 часов.

Н.К.: Угу.

О.В.: Да, тут вот был гастроном, там, где детский магазин. Вот этот.

Н.К.: То есть, в то время везде так было, да?

О.В.: Да. В то время борьба с пьянством. Еще и надо было достать это вино.

Н.К.: Ага.

О.В.: Но тут вот было какое-то вино. Я помню, что надо было купить, а там мы чего-то заработались и я так смотрю – я уже не успеваю. Уже 7, уже 8 часов. Без вина. Ну, думаю, загрызет сейчас жена. Пошел же ж. Обычно домой так достаточно поздно, где-то часиков, там, в 9-10 возвращались. Та, собственно и сейчас так, если на мастерской – так ты сидишь там долго. Вот. И я так, ну я, да, я где-то часиков в 9 пришел домой. И абсолютно я не связывал как-то информацию. Я просто увидел, что на кухне лежит такая повестка, достаточно странная, с какими-то вырезами. Обычно такая справка, на которой ты расписываешься, а тут немножко как-то по-другому было. Где-то она у меня еще долго валялась.

Н.К.: Угу.

О.В.: Вот. На ней было, там, обычная стандартная вещь: иметь с собой паспорт, там, кружку, ложку, паспорт и военный билет и явится в сборный пункт, который у нас на Широнинцев. Я живу на Салтовке. 50 на 50 там. Сейчас, наверное, как-то переименуют. Тогда это 50 лет ВЛКСМ и СССР. Вот там 16-этажка и рядом, ну, не рядом, там на Широнинцев школа. Это недалеко. Ну, жена, скорее всего, где-то пошла к соседям, там, или что. В общем ее не было и я так думаю, чтоб не налетела сейчас из-за этого вина, я думаю, сбегаю, возьму паспорт, военный билет, сейчас сбегаю в эту школу, и потом уже приду – будет поздно, поем, спать, всё классно. Я взял паспорт, ну, ложки не брал (смеется) и пошел, побежал в эту школу на Широнинцев. Пришел. Ну и тут действительно непонятка какая-то, народ сразу меня так: «А, давай, нормально. Иди сейчас в спортзал». Обмеряли там. Год такой – 57, так. Какой размер? Всё записали. Ну, давай, паспорт, военный билет, в класс. Захожу в класс, а там еще человек 10 сидит…

Н.К.: Угу.

О.В.: …уже. Я такой думаю: «А чего? С чего бы это?» Вообще, абсолютно не связывал. Спрашивают, ну там тоже ж ребята. Ну, мужики, которые ж типа не выпускают. Уже ж, сторожат. Я спрашиваю: «А что такое?» «Та что? В Чернобыль». Абсолютно никакой. Ну, в Чернобыль, так в Чернобыль, я, ну, у меня никакого ни страха ничего не было. Я не имел же отношения ни к химии, ни к радиации, ни к чему. Разве что краски, там. Вот это вся, химия (смеется).

Н.К.: Ну да.

О.В.: Да. Ну и, вот, в этом классе я сижу и думаю, а у меня мысль другая, что вот это ж на праздники обычно преподавателей назначали дежурить, чтоб ничего не вышло там. А тут еще тысячелетие православия, там что-то такое. В общем, думаю, вот. Меня назначили, ну, как всегда молодых там – в общежитие на праздники.

Н.К.: Угу.

О.В.: Ну, вот, и у меня первая мысль: «Это ж провалится дежурство».

Н.К.: Угу (смеется).

О.В.: То, что меня ректор сразу начнет мочить. Ну, еще и такие отношения с ректором не очень были. Ну, думаю всё. Что ж делать? Спрашиваю: на сколько хоть забирают? На полгода.

Н.К.: У!

О.В.: Я так. Ну, как это?! Ничего, а как же, а как жене сообщить? У нас, у меня телефона не было тогда. Ну, тогда очень сложно вообще с телефонами было. Не то, что сейчас…

Н.К.: Ну да.

О.В.: …мобилка, да. Я, значит, думаю, что ж делать? Надо ж как-то хотя бы другу там позвонить. Еле попросил у тех ребят, там в школе автомат был. Там 2 копейки бросаешь.

Н.К.: Угу.

О.В.: Звоню. Звоню, значит, другу Володе своему, там на ХТЗ. Говорю: «Володя, ты ж, пожалуйста, подмени меня, потому что мало ли что там в общежитии, подерутся, а потом… Никаких Чернобылей (смеется). И скажи жене, там, как-то ей передай, спроси ее, потому что ни у кого, ни у соседей, нет ничего».

Н.К.: Угу.

О.В.: «Ну ладно, говорит, всё сделаю. А куда ты? Где ты?» «Та, – говорю, вот вроде в этот, в Чернобыль» (смеется). «Что?» И ну, вот так. И жена тоже ж она не знала, он где-то только на следующий день. Она там начала уже ж психовать – где, что, нету. Да. И, ну, вот там собралось человек 20, нас вытащили, в автобусы посадили и отвезли, вот, в Васищево.

Н.К.: Угу.

О.В.: Тут рядом, там. Ну, просто там были вот эти, наверное, сборные пункты. Вот. И ночь, на трассе стоят так ряд машин, вообще в темноту уходящие автобусы.

Н.К.: В смысле так много, да?

О.В.: Очень много было. Ну, из этого полка, я не знаю, сколько там по численности, но разворачивался в случае опасности. Поскольку я был в химполку, то это сразу же разворачивается и бригада. Бригада – 3 тысячи человек.

Н.К.: Угу.

О.В.: И призывали в основном, вот, и первый это был из Харькова, из близлежащих районов. Это водители. Ну, работяги в основном вот это были. И там, ну вот несколько человек было таких, вот, из университета, сейчас, по-моему, он декан или он в Киев уехал, не знаю. Я знаю парня. Я знаю, что с института радиологии, но это я уже потом узнал, вот, парень был. Это единственный бородатый человек, который знал, что такое радиация. Он просто мышей, в институте радиологии на мышах делал опыты.

Н.К.: Ага!

О.В.: Он кандидат, там, наук. Он кандидатскую писал.

Н.К.: И он был тогда с вами, да?

О.В.: Ну, вот его забрали в первую, в первую волну. И вот в этом лесу, это тоже интересное ощущение: ночь, уже часов 12, там костры горят, такое ощущение, что война. А мужики там греются, где-то пришел, где-то каши, там, эти полевые кухни. Ходил, ходил, нашел какую-то землянку, зашел. «Так, ты кто?» «Та вот же ж я, там, Векленко». «Так. О! Ты правильно попал, всё! Закрыли вопрос, у нас уже полный штат и начальник клуба есть, всё» (смеется). Ну это, там, как бы политотдел там или, ну что-то там такое было в этой земляке. Нас переодели. И вот это вот, я помню, что достаточно холодно было, даже ну, так…

Н.К.: Это какой месяц был, простите?

О.В.: Это апрель, 29 апреля.

Н.К.: Ага! Ну да, холодно, конечно.

О.В.: Апрель, 29-е. Ну, и морозец был еще и в мае даже. Там замерзали у нас умывальники в Чернобыле. Вот. И потом, на следующий день… На следующий день, это было 30-е число, мы там… Я помню, что я нашел там какой-то стол, сбитый там из этих, из досок и я на него ото прилег и заснул под утро (смеется). Да. И на следующий день у нас были какие-то сборы, нас там строили и я потом уже нашел даже снимочек, у меня есть. Я могу Вам, потом я сброшу, покажу.

Н.К.: Ну хорошо, да.

О.В.: Да. Вот. Мне, мне показали там, я уже не помню как, привели, сказали: «Вот у тебя – вот твоя машина, ты тут командир». Что делать? Не понятно. Что за машина? Я тут должен чем-то командовать. А там еще был прапорщик, который на… Ну, вот у них был штатный как бы начальник клуба. Ну, он был на должности начальника клуба вот там, в полку. Ну и получалось, я над ним командовал.

Н.К.: Угу.

О.В.: Он должен был куда-то уйти, в другое место. Ну, естественно клуб – такое шикарное место. Да, и… Поэтому он не ушел и поэтому первое время всё, что, все мои обязанности он выполнял. Да (смеется). Я, таким образом он меня ввел меня хоть что надо делать. Вот. Строгирян, такой молдаванин. Но он, кстати, он пробыл, наверное, недели три и, очень сильно, там, хотел оттуда как-то удрать, уехать. Вот. Ну, ну, перед этим он подал заявление, ну, в этот… И его отправили куда-то заграницу. Ну, в Африку его отправили. Тоже из одной горячей точки поперся, я не знаю. Как там?

Н.К.: Понятно, так бывает, так бывает.

О.В.: Да. Ну, там, видать там хорошо платили. Ну, тогда все, народ стремился. Да.

Н.К.: Угу. И куда Вас привезли? Это было?..

О.В.: Нет, это всё было там, формировались мы там. А потом несколько раз строили, вот. И потом, в конце концов, вот тут я, точно не помню, я помню, что тридцатого, да, тридцатого еще у меня, поскольку я уже как бы на сборы ездил, я знал этого Строгиряна, он меня, значит, подхватил, и я помню, что мы поехали вот здесь, там же возле аэропорта на другой стороне, там где сейчас разборка, там машины, которые разбиты, старые разбирают. Вот там был, стояли, стояли вот эти вот машины – АРС-ы, там…

Н.К.: Которые должны были ехать туда?

О.В.: Да. Да. Вот их там приводили в порядок, ремонтировали. Я помню, что вот в этот момент он, он говорит: «Давай, ты еще, это самое. Ну, давай вместе тут. Приходи к нам». Или он меня взял, в общем, я вместе с ними, там. Там ребята ж, ну, приводили в порядок машины, их расконсервировали. А потом, значит, на этой машине: «Ты знаешь, говорит, я, это самое, я сейчас еду домой, я живу, там, кстати, тоже на Салтовке. Вот живут в триста… в 602 микрорайоне. Если хочешь, я буквально, там, на 15 минут заеду, могу тебя завезти, вот. И назад буду ехать, подхватить, только ты смотри, говорит, не удери. Пойдешь под трибунал» (смеется). И вот у меня было еще каких-то минут 20, мы поехали, он меня выбросил, там на углу. Я тоже забежал домой. Ну, жены то опять не было. Вот это единственное, что я, вернее ей не сообщил, там Володя мой друг. Но я уже написал записку. Ну и как всегда, так как я человек такой, походный – у меня всегда были там какие-то карандаши, блокнот, вот я его вот это всё схватил, быстренько в рюкзачок и назад (смеется). И в общем, и мы поехали. Ну, скорее всего это было рано утром, где-то часа… Ну, рано утром, не помню когда, но это где-то рано, может быть часа в 4-5. Поехала, уехала очень большая колона, ну, вся эта бригада, вот которая, ну, вот эти вот маленькие БРДМ-ы, машины разведки…

Н.К.: Угу.

О.В.: …такие маленькие бронетранспортеры, они уехали раньше. Они самые там первые уехали и, там, дозиметристы. Это были срочники. А это уже партизаны, которых набрали. Вот они, вот эта колона где-то километров, ну, может, на 3-4 растянулась. Это очень большая колона была. И я помню, что мы проезжали – вот как раз, да, было 1-е мая. Мы проехали где-то, вот, за Лубнами, за моим вот этим, вот, городом, где мои родители там были как раз. Мы остановились. Вроде бы нам сказали, что давайте, мы там, сейчас мы будем там ужинать. Поужинать, там, походные эти кухни развернулись, потом, значит, ночевать, спать и поедем дальше. Ну, мы действительно поужинали, какие-то там, каша… Ну, что-то, что-то съели в этих, на кухне этой. Ну, как кухня – это ж полевая, на колесах.

Н.К.: Угу.

О.В.: То, что ты приходишь, насыпали. Вот. И я уже так наладился спать в машине прямо в этой, ну и прям в этой машине еще там ехало пару человек, эти прапорщики. Ну, достаточно удобно было ехать (смеется). Вот. Лавка там такая. И, но потом команда поступила – давайте опять ехать. И где-то мы поехали, где-то числа… Ехали очень быстро, кстати. Там причем по двое сидели в кабине, чтоб народ, чтоб эти водилы не заснули.

Н.К.: Угу.

О.В.: И там вытаскивали, их там дергали, потому что действительно там, ну, собственно мы вторая ночь, или третья у кого-то была. Там где-то в палатках, где-то в лесу, там непонятно что. Вот. Я помню, что мы приехали в Киев часиков в 6 утра. И в то время стояли такие бочки с молоком. Обычно привозили из колхозов и народ с бидончиками в очередь становился и набирали. И вот мы где-то, где-то как-то мы объезжали Киев, уже не помню, вот, что народ так, когда мы ехали, народ очень подозрительно смотрел, так. Ну, как бы все стояли. Тревожно достаточно. Гигантская колона, эти все зеленые машины, ГАЗ-66 эти. Массы. И они вот ехали туда, на Чернобыль. Что я помню, тоже вот когда ехали за Киевом, уже Иванков, да, там вот район. Меня так, немножко покоробило, что все, все колодцы были покрыты полиэтиленом.

Н.К.: Угу.

О.В.: Вот тогда уже, вот тогда как-то кроме усталости ничего не было в голове. Но когда вот это увидишь… Еще один момент, вот едешь, мы ж ехали над Киевским морем, ну, возле моря как раз. И вот тоже там такая ситуация, что самолеты… Вот, маленький какой-то самолет и он всё время и над водой летал. Тоже вот так вот смотришь, что-то летает. Чего он летает – не понятно. Вот. И мы где-то приехали… Да. Мы приехали где-то к середине дня, наверно. Мы приехали, вот, где-то под Чернобыль. До станции оставалось там где-то километров 18. И начали разворачивать лагерь. Это как раз не далеко от реки. Там речка, сейчас я не помню как называется, надо уточнить. Машины начали сворачивать вправо с шоссе и начали там разворачиваться, там уже предварительно тоже какие-то конструкции поставили. Не конструкции, собственно, из досок такие вот.

Н.К.: Угу.

О.В.: Для, для палаток начали ставить. Вот. Начали сбрасывать эти, вот, матрацы, там какие-то еще что-то такое. Ну, там же кровати такие страшные, раскладные. Вот. Где-то со складов потащили. Ну, какое-то время вот стаскивали, потом вдруг, вдруг команда поступает загружаться назад.

Н.К.: Угу.

О.В.: И я смотрю, что мы опять загрузились и я уже в таком каком-то тумане тоже. Ни есть, голодные как черти и спать хочется. Но загрузились, повернули, поехали обратно. Но потом оказалось, что ветер повернул со станции, со стороны, вот, Чернобыльской АЭС с Припяти и резко начала подниматься радиация, уровень радиации.

Н.К.: Угу.

О.В.: И он дошел где-то порядка до 20-24 миллирентген. Не микро, а миллирентген. Вот. И поэтому нас отвезли немножко дальше, в Ораное. Там село Ораное, такое. И вот там возле шоссе, возле шоссе такой, ну, такой был, такая большая поляна и сосновые такие небольшие лесочки там. Это ж Полесье – там сосна и песок, и вроде травка. Всё, мы свернули и там уже начали разворачиваться капитально, всё. Ну, уже было темно, я помню, что дул такой сильный ветер. Вот. И, вот, вечером только смогли там сделать вот эти вот кухни, чего-то какие-то каши там наварить. Вот. Но я помню, что я, было холодно страшно, я прижимался где-то к этой поближе к этой кухне. Единственное что было воспоминание, что песок трещал на зубах вместе с этой кашей (смеется). Это я помню, хорошо очень так, какая ненастная была какая-то погода, нехорошая. Вот. Ну и вот интересно тоже – потом уже говорили: если бы специально делали так, чтоб навредить, то вот нашли бы именно это место.

Н.К.: Ага, даже так?

О.В.: Да. Потому что… Дело в том, что там, вот в Полесье очень такой песок и очень мелкий такой песочек. И буквально через, там, полчаса всё это было, вся эта трава была изъезжена машинами, всё это и весь этот, всё это пыляка поднялось в воздух. И вот вместе с тем, что еще дуло со станции…

Н.К.: Угу. И этот песочек.

О.В.: …это можно себе представить, что народ там надышался. А еще поставили автопарк, поставили за лагерь. Автопарк – это куда машины, которые там ездили постоянно на станцию, да, они набирались, естественно, радиации, всего такого, потом они ехали в этот автопарк и там же ж тоже постоянно и днем и ночью ездили, всё. Кто-то заезжает, кто-то уезжает. Вот. И, вот с этой стороны как раз, ну, роза ветров, по розе ветров ветер преимущественно оттуда дул ветер. Вот всё это, где они ездили, всё это опять дуло на лагерь (смеется). Ну, в общем…

Н.К.: А жили вы в палатках, я правильно поняла, да?

О.В.: Да, жили мы в палатках. Та тоже я Вам покажу фотографии, у меня есть снятый парк. Ну, я предпочитал спать у себя в машине.

Н.К.: Угу.

О.В.: Мне там, потому что там обычно народ в палатках толкся, храпел. Ну, всё было, вот. И мне в машине, ну и поскольку ж офицер, никто мне ничего и слова не сказал (смеется). Поскольку машина моя. Вот. И еще тут мне в этом плане повезло, что у меня был очень хороший начальник, командир – начальник политотдела. Ну, он, кстати, молчаливый. Всегда приходил несколько раз, я знаю, ну такой. Не знаю, жив ли сейчас. По-моему жив еще. Нормальный такой, абсолютно адекватный. Ну, не вояка, не салдафон, а такой нормальный мужичок. Вот. И он очень. Ну, так, спокойно, он позволял вот эти все вещи. Вот. Ну, и потом… Вот, я практически так в этом в кунге своем, я там и спал на лавке.

Н.К.: То есть, всё перебывание там и спали?

О.В.: Да. Ну и там хоть немножко хоть было теплее. Потому что первые дни это был, заморозки были. У нас замерзали умывальники. Вот.

Н.К.: На паузу?

Неизвестный: 15-ть минут и я быстренько скажу.

Н.К.: У меня такой вопрос: Вы всё время перебывали там, в Ораное, да? Или выезжали куда-то?

О.В.: Каждый день выезжал.

Н.К.: Выезжали, да?

О.В.: Ну, первое время я не, не выезжал, там нужно было обустроить вот эту всю политическую и развлекательную жизнь.

Н.К.: А, то есть…

О.В.: То есть надо было построить клуб, надо было там раздать эти какие-то агитационные материалы и всё остальное.

Н.К.: Угу.

О.В.: Вот. А потом, потом разные были ситуации, что мне, меня направляли по зоне, там, где работали наши ребята и где они оставались. Нужно было ездить, там, показывать кино. И просто такие поручения, типа, там, достань краску. Где хочешь. Вот зона, едь куда хочешь. У меня на машине был пропуск. Можно было ездить куда угодно на этом.

Н.К.: То есть везде Вы там поездили?

О.В.: Да, я был свидетелем как раз очень многих ситуаций. Ну, а потом, через некоторое время, вот, нужно просто в политотделе, каждый офицер, должен был ехать каждый день. Ну, там по очереди менялись с каким-то подразделением. Ну, как бы поднимать моральный дух бойцов. Нужно, у меня так, пригоршня была всяких значков, медалей, там, нам с комитета комсомола из центрального передали. И вот если человек что-то сделал, там, хорошее – всё, тут же ему вручаешь это всё.

Н.К.: То есть в основном работа была с людьми.

О.В.: Ну, а как?

Н.К.: Ну, да.

О.В.: Иначе… Вот так. Показывать кино надо было. Там, особенно первое время – это 3000, плюс там еще где-то, ну, человек тысяч 5 людей, которые вечером возвращаются, ныкают, вот так вот ходят. Там где-то нашел, заквасил. Кто-то просто. И первое время это вообще было. Да. И вот только кино и спасались.

Н.К.: Спасало. А вот скажите, когда Вы там были, вот, Вы видели люди, которые выполняли какие-то работы. Какие работы доверялись мужчинам, а какие женщинам? Было ли какое-то разделение труда или это от того не зависело?

О.В.: Конечно было.

Н.К.: Угу.

О.В.: Женщин я видел очень немного. То, что они были там, на станции – это в основном, это медработники, это были из сферы пищевого обслуживания. В общем, я видел просто там, по всей видимости, это были… Ну, у нас то не было, а то, что на станции, ну это, они там продавали… Не продавали, они просто там раздавали там сок, гранатовый сок, я помню, кислятину какую-то. И что-то там, вероятно, на станции в столовой. А то, что мужики делали – та самые разные были задания. Иногда, вот, было такое задание, задача. Вот. Я просто свидетелем был вот этих вот вещей, когда ему рассказывает: «Так, ты пройдешь сюда по коридору, потом свернешь налево, пройдешь там двести-триста метров, потом будет коридор направо, забежишь сюда. Вот зайдешь сюда. И там возьмешь какую-то, какой-то ящик и ты отодвинешь его на 20 сантиметров. Всё. И беги обратно».

Н.К.: Ничего себе.

О.В.: Вот это было у него задание на день. Он пробегал туда, оттаскивал и убегал, и, вот, целый день он потом сидел, ждал, там где-то в ОКБ слонялся, иногда даже ходил, там рыбу ловил где-то там. Придурки были такие.

Н.К.: А, даже ловили рыбу?

О.В.: Та ловили рыбу, загорали.

Н.К.: Ничего себе. А по поводу еды: как вас там всех кормили на тот момент? Хорошо или не очень? Как?

О.В.: Хорошо кормили.

Н.К.: Хорошо, да?

О.В.: Да…

Н.К.: Потому что в разные периоды люди рассказывают по-разному. Поэтому ваш период…

О.В.: Нет. Очень хорошо кормили.

Н.К.: Хорошо?

О.В.: И консервы. В основном, мясо, консервы, всё это давали и всё и… Заботились о том, чтобы на станцию тоже возить вовремя. Людей когда забирали, иногда их не забирали, там оставляли на ночь. Вот даже мне приходили, говорили: «Так, давай, машина у тебя свободная – вези на станцию, там, еду в этих самых». Так что, ну, хочешь не хочешь, приходилось везти. А когда я был, по крайней мере, кормили хорошо.

Н.К.: Так Вы там и пробыли полгода, да?

О.В.: Нет.

Н.К.: Нет? Вам просто так обещали?

О.В.: Нам обещали сначала, что 50 рентген, тогда и всё. Потом 25.

Н.К.: А сколько?..

О.В.: Я пробыл ровно 2 месяца.

Н.К.: Ага.

О.В.: Вот. У меня в военном билете записано, там с 3 по 3. С 3 мая по 3 июля.

Н.К.: Ага.

О.В.: Ну, потом я еще месяц пробыл в Киеве, там выставку готовил и всё такое.

Н.К.: А как, удавалось ли, например, написать письмо жене или вот так вот как уехали и так…

О.В.: Нет, не удавалось и причем, поскольку я, мне приходилось ездить в Иванково и в Киев за фильмами, вот, менять, там, то я старался там вбросить. Я не вбрасывал в этот ящик, потому что тут письма люстрировались, проверялись и многие не выходили. У меня даже есть письма. Но их оригиналы забрали в музей Чернобыля в этот, в Киев, а я, копии есть. Я там ей писал. Так что…

Н.К.: Так что можно было связаться как-то.

О.В.: Ну я… Да. Я ей написал всё и тут. Потом писал, еще ребята мне тут передали. Та тут же Ворошилов тут был еще такой Гнатышин и вот они как корреспонденты приехали, привезли мне из союза художников уже бумагу, там карандаши, сангину и я, ну, рисовал там. Начал просто как художник, там, столько типажей. У одного нос такой, у него морда, овал. И раньше ж просто начал, да, их рисовать.

Н.К.: Как бы даже там…

О.В.: Ну, это чисто психологически как было, как какая-то разгрузка там.

Н.К.: Угу.

О.В.: Вот. А, особенно в первые дни. Ну, а потом начал народ просить, там. Типа: «О! Классно, это я. Дай отошлю, там, жене или матери, там». Набросочек какой-то. Так постепенно, постепенно… Начальник политотдела увидел, говорит: «О! Так давай же ж сейчас будем на доску почета такое сделаем». И начал рисовать такие большие портреты. Вот бумага, ну, не бумага, сначала…

Н.К.: Ну, это там, да?

О.В.: Там прямо. Ну, в лагере, когда случалось, там час-два. Потом уже началось, пошло такое, что ко мне начали приводить людей, там. Приводит, вот этот человек, там, командир приводит: «Вот этот человек тут отличился, надо портрет срочно».

Н.К.: Пожалуйста, да?

О.В.: Ну и там… Да, и приходилось и так делать.

Н.К.: А когда Вы вернулись оттуда, ощущали ли Вы среди простых людей к себе отношение какое-то особое? В связи с тем, что Вы побывали там? Или никак? Ну, может любопытство, может быть, я не знаю, там, соседи излишне интересовались или наоборот не интересовались?

О.В.: Вот когда был там, я помню, что в Киеве, когда приезжаешь в Киев, там было такое, что в метро, там, и всё… Это интересно было отношение людей. Часть людей спрашивало: «Ну что там? Уже взорвалось там или что там?» Я говорю: «Спокойно. Нормально всё». Часть людей, ну, вот как-то стремилась поближе, а часть наоборот сторонилась, потому что, ну считало, что действительно, там, заражены, радиоактивный.

Н.К.: Ну, то есть по-разному?

О.В.: Да. А вот когда вернулся уже. Ну, мы все ж себя как-то ощущали героями, там, всё и… Ну, и отношение в общем очень было уважительное, потому что у меня, например, ну, есть родственников много осталось, там, по всему союзу разбросано тогда было. И в, они были военные, там, и на Дальнем Востоке, и в Узбекистане, в Ташкенте там, и в разных республиках. Но они впервые узнали, что я в Чернобыле, ну, это в конце мая приехали корреспонденты, и в частности из «Правды» корреспонденты, как была газета самая, самая вот такая партийная газета «Правда». Да. Орган центрального комитета. Ну, там же ж, что там на станции снимать? Там ничего интересного, лопатой копают землю, таскают что-то, моют стиральным порошком машины. А тут художник рисует! Елки-палки. И они, этот корреспондент снял и дал, и в «Правде» вышел, тут напечатали в «Правде». И потом, значит, все мои родственники там глянули – Блин! Со всего Союза пошли письма в Чернобыль художнику. Вот такой был адрес. И они доходили (смеется).

Н.К.: Ничего себе.

О.В.: Да. Ну, потом уже после «Правды» там эти генералы начали ко мне присылать деньщиков тогда. Тогда я вообще уже никому не подчинялся (смеется).

Н.К.: Вас тогда вообще тогда уже пошла мировая слава, можно сказать.

О.В.: Ну, в общем, да. На весь Союз, да, и… Тогда, значит, генералы присылали меня, привозили, чтоб рисовать их портреты. Вот у меня даже есть там, Кивы, генерал, и Тараканова генерала портрет. Они сейчас в музее, в этом, в Киеве.

Н.К.: Угу.

О.В.: В музее Чернобыля. Так что. Ну так, ну, как… Вот, чувствуешь, что ты на вершине славы, там, и всё такое. Ну, был такой момент.

Н.К.: А скажите, такой вопрос: вот, после Чернобыля люди, когда приезжали, многие боялись заводить детей. Вот как Вы, рискнули или нет?

О.В.: Та, не. Я не рискнул. Ну, так, так получилось, да, после Чернобыля уже не… Вот как-то.

Н.К.: То есть не решились.

О.В.: Да.

Н.К.: А такой вопрос: если бы вот точно знали, что безопасно и можно, например, поехать в те места, где Вы были тогда, чисто с эмоциональной точки зрения Вы бы хотели там побывать или скорее нет?

О.В.: Ну, во-первых, я хотел.

Н.К.: Ага.

О.В.: А во-вторых, я и был.

Н.К.: Ага! Даже так.

О.В.: Да. Раза 3 был. Да. Там везде по тем местам ездил.

Н.К.: И как впечатления спустя столько лет?

О.В.: Первое было очень… Впечатлило очень сильно. Это случилось через 10 лет – в 2004 году. Через 10 лет. Или каком? Нет. В 2004 по-моему.

Н.К.: А…

О.В.: Нет. Ну, в общем, это было через 10 лет у меня. Первое.

Н.К.: То есть 86-й год, через 10 лет – 96-й.

О.В.: Значит 96-й.

Н.К.: Да.

О.В.: Вот. Потом было, по-моему, через 20 лет. Я прошелся по тем местам, поснимал, пофотографировал. Я мог фотографировать, просто у меня может быть у единственного был фотоаппарат, там, в клубе. И мне просто командир приказал: «Я ничего не знаю, чтоб были боевые листки и чтоб были все фотографии». Там в клубе, там полностью все были химикаты, всё можно было проявлять. И всех этих генералов, которые там, учения всякие. Ну, не учения, а там сборы были, приезжали – тоже меня таскали, чтоб я там фотографировал, печатал. Так что мне не надо было разрешений этих КГБ и всё. Всегда был, практика у меня.

Н.К.: То есть Вы были, и смотрели, и…

О.В.: Ну да. Ну, это не, не было специально, просто мне нужно было для боевых листков. И так, таким образом, вот, у меня, ну, вот такая, такая просто серия фотографий, там, по-моему, 90 или что. Есть пленки остались. Ну, сейчас они сосканированы. Я Вам потом переброшу.

Н.К.: Спасибо. Ну, и последний у меня к Вам вопрос: вот оглядываясь на все эти годы, на ваш такой большой опыт жизненный, вот, что бы вот Вы могли такое, вот, посоветовать будущим поколениям, чтобы они, возможно, учли, что-то? Возможно, что-то было бы полезно им как выводы какие-то, вот, ваши, оглядываясь на всю эту ситуацию, прочитать даже в учебниках. Что Вы можете сказать по этому поводу? Вот хочется какого-то, вот, не знаю, вывода, вывода, может быть, из всего. Или?..

О.В.: Вывод? Да жить нормально, честно. Ну, и ничего не бояться потому, что в жизни… Ой, в жизни такие ситуации случаются, что… Да. То, что кажется страшным – не всегда так страшно. А то, что, скажем, нам казалось вообще чем-то, чем-то таким героическим – на самом деле это глупость полная. То, что там сколько людей угробили. И, я так думаю, что история ничему не учит – Фукусима повторилась. Я так смотрю, вот то, что сейчас творится там, на АТО – абсолютно то же самое происходит. Не ценится ни человек, ни человеческая жизнь. Вот. Так что, выводы у меня пессимистические и пожелания просто жить и быть нормальным и адекватным человеком.

Н.К.: Спасибо. Спасибо большое.