Наталия Козлова (далее Н.К.): Сегодня у нас 17 января 2014 года. Беру интервью я, Козлова Наталия, в помещении «Союза Чернобыль» у, представьтесь, пожалуйста.

Надежда Бойко (Н.Б.): Бойко Надежда Пантилеевна.

Н.К.: Ух, ты какое отчество.

Н.Б.: Врач первой категории, ликвидатор аварии, отличник здравоохранения, врач первой категории. Была в июль, конец июля – начало августа, до 17-го числа в самом городе Чернобыль на скорой помощи, тогда уже открылась скорая помощь. И проживали мы, в общем, круглосуточное пребывание. Проживали мы на территории Чернобыльской больницы в неврологическом отделении, где всё зашкаливало – от аппаратуры до кровати, матрацев и всё.

Н.К.: А расскажите сначала: как Вы узнали об аварии, где до этого жили, чем занимались, как жизнь проходила до? А потом…

Н.Б.: Знаете, узнала, как ото говорится, цыганская почта. Приехали люди, ехали через Киев и на, в Киев никого не выпустили. И двери и окна всё закрыто было, и сказали, что что-то случилось. А что случилось – никто. Ну, потом уже ж просочилось сразу, еще до того, как объявили.

Н.К.: А Вы жили тогда в Киеве?

Н.Б.: Нет, я жила в Харькове, в Харькове.

Н.К.: А расскажите историю свое жизни.

Н.Б.: Жизненную?

Н.К.: Где Вы сначала жили? Как?

Н.Б.: Жила я, в общем, родилась в Донбассе. А потом во время войны – отец был шахтером – он нас эвакуировал, он был до последнего, пока не закрыли шахты, не позаливали там, что-то. Вот, он нас эвакуировал пешком с моей сестрой, инвалидом первой группы на тачечке. Патефон с собой вез, нас вез и мама. Вот мы у мамы, что было, она меняла по дороге, кольца там, что с дорогого. Отец шахтер был. Вот. И так мы прибыли в Курскую область. Это там, где родился отец и мама – Беловский район, село Белое. Ну, никто из родственников нас не принял, так как у всех было много детей. Вот. Ну, где-то там пристроились. Отца сразу забрали на фронт. То есть, в первом же бою снайпер его ранил. Ранение тяжелое было – контузия головы, проникающее. Возле уха вошла пуля, а челюсть, всё было повреждено, нижнюю челюсть там вышла. Мы отца не видели до 47-го года, не знали о нем ничего. Он был в Барнауле, в Бийске. В общем, по госпиталям всюду. Конечно, контузию, он потерял сознание и всё, и, короче говоря, в 47-м году он явился. Ну, явился. Мы на квартирах, кто уже что-то своё, какое-то разбитое здание было. Вот. И мама нас всё поднимала, поднимала на ноги. Вот. Что еще? Пошла я в школу в этом селе. А сестра у меня инвалид первой группы с детства – она горбатенькая была. Вот. У нее травма позвоночника с детства.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Мама, когда ходила пропитание, обмен там вещей, что поручила соседке. У соседки было шестеро или семеро детей, и эта соседка поручила своим детям, чтоб посмотрели. Они уронили, не сказали, и обнаружилось это, когда надо было ходить уже.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Она не ходила, а согнувшись за коленочки бралась. А там, это еще в Донбассе. А там, это самое, была колония немцев.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: И вот посоветовали туда обратиться. Обратились туда и там фельдшер, или кто он был – медицинский работник – сказали: «Срочно езжайте в центр и девочку надо лечить». И отправили, там кроватка гипсовая, она лежала. Ну, в общем, короче говоря, она умница, с отличием кончила школу, мед. училище, была врачом, с отличием все, у нее все дипломы. Ну и меня же тоже.

Н.К.: По примеру сестры решили в медицину?

Н.Б.: Да, да, да. Нет, она настояла.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Короче говоря, до 52-го года мы были в селе, так как по прибытии отца сразу обложили налогами – и яйца, и мясо, и всё, что можно было.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Ну, построили там домик. Ну, жить в нем почти не жили. В 52-м году, в 50-м сестра занималась в мед. училище в Харькове и попросила директора, чтоб отца устроить где-то хотя бы дворником, истопником, кем угодно. Ну, нужны были рабочие, директор сказал: «Пусть приезжает». Жил он там в полуподвале, там же, где кочегарка. Потом в 52-м году он нас всех забрал к себе.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Ну, выделили тоже там, в полуподвальном помещении такую коморочку. Ну, ничего это всё было. Всё было как надо, как говорится. Потом я пошла в школу здесь в четвертый класс. Первая имени Ленина была женская школа. Хорошая, имени Ленина. Уже столетие ей было, я была на юбилее. Вот. Закончила я там 7 классов и после 7 классов поступила в мед. училище № 1. Окончила фельдшер-лаборантское отделение и сначала я поступила препаратором, или как называется, санитаром к профессору Альтгаузену. Такой, в институте мед. радиологии была кафедра лабораторной диагностики. Вот. Я туда препаратором пошла, потом закончила мед. училище, после получения диплома меня перевели фельдшером-лаборантом. Тогда ставка у нас была 45 гривен, 5 гривен за фельдшера и за лаборанта. Фельдшеру 40, а нам, фельдшеру-лаборанту 45 платили. Вот. После окончания… Да, я еще в 60-м году из кафедры ушла в институт эндокринологии, на… лаборатория гормональной терапии.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот. И, в 60-м, с 60-го года я уже начала поступать в институт. Первое было уже в 59-м поступление, но неудачное – там заставили по украинскому писать, и стажа не было. Потом я поступала 5 лет, и как раз в период поступления вышел закон, что военнослужащие вне конкурса.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот. Поступила я в 61-м году в мединститут. В 70-м году закончила. В 71-м – интернатура в областной больнице. Вышла замуж в 68-м. Была внематочная беременность – первая. Лечилась, потом две дочки имеем.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот. Мужа потеряла в этом году в июле месяце 7-го числа.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Так. Ну, дочки: одна кончила два института – авиационный и политехнический заочно. Вторая кончила только ПТУ № 5 – станочник широкого профиля с программным управлением, ЧПУ-шник. Ну, тоже не работала, рано выскочила замуж в 18 лет. Родила ребенка. Сейчас трудятся обе дочки. Вот. Ну, что еще? Ну как…

Н.К.: Хорошо. А когда, как получилось, что Вы поехали в Чернобыль? Как? Вы работали или Вам…

Н.Б.: Значит, я работала врачом скорой помощи от 4-й больницы, от неотложки, на 4-й подстанции, это Московский район.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот. И там же…

Н.К.: Это в каком городе? Здесь, да, в Харькове?

Н.Б.: Здесь, в Харькове. Да, на Салтовке.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Московский район. С нашей подстанции из-за скорой помощи, наверное, нету таких, что не ездили. Все. Во-первых, на Харьков была большая нагрузка – тут же своя радиация была когда-то: когда и атом расщепили, когда и там, на Пятихатках что-то было. Ну, и нас, по-моему, не было таких, что… Задействовали и лаборантов со всех больниц, и водителей с области, и наших харьковских, и машины наши туда…

Н.К.: А были такие люди, которые не хотели ехать, например?

Н.Б.: Ну, Вы знаете, я таких не знаю.

Н.К.: А, то есть все…

Н.Б.: Вот, многие от военкомата забрали. Вот, один даже у нас Сальников Коля, он только отслужил срочную и тут же его забрали. И после этого у него, значит, до того у него дочка одна ничего, а мальчик ДЦП.

Н.К.: Понятно.

Н.Б.: После Чернобыля.

Н.К.: А как у Вас это проходило? Сказали, что… Добровольцы или как, надо ехать?

Н.Б.: Вы знаете что…

Н.К.: Или по очереди отправляли? Как это происходило?

Н.Б.: Да, по очереди, в общем-то. Как, по желанию или… Не, не, даже не по желанию, просто вот какое-то было… Молодежь было жалко. У меня уже было две дочери на тот момент. И всё равно я думаю: это продлится, это надолго, всё равно когда-то надо ехать. Лучше поехать, когда еще тепло.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот. И нас группами по два человека, ну и плюс потом еще водителей подключали.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Фельдшер и врач. И такими, таких бригад и по три, там, ежеме, еже… Как оно?

Н.К.: Квартально, месячно?

Н.Б.: Нет, не квартально. Там было сначала по 5 дней, потом по 10, потом 15, я была 20 дней. Потом уже последние по месяцу были.

Н.К.: А в какой период Вы были? Где-то Вы…

Н.Б.: Я была с 27 июля, ну, командировка, 28-го мы прибыли, по 17 августа.

Н.К.: 86 года?

Н.Б.: 86 года. Ну, что я Вам должна сказать, обстановка была, как это говориться, легиартс.

Н.К.: Это как?

Н.Б.: Это в смысле – спокойствие, никакой паники. Мы приехали… Вот первым досталось тяжело. А мы приехали, уже была и столовая организована, и одежда, и купание, и парикмахерские и культурные мероприятия. Был создан там кинотеатр, что там, где там. Приезжали к нам и Пугачева приезжала в тот период, и многие артисты приезжали. Ну, мы, так как мы были непосредственно могли отлучаться, вот. Нас, так вот, как очередь своя: если надо одну машину – едет, за ней стоит вторая уже на поготове. Или две надо, значит.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот таким методом. Вот. Ну, что еще?

Н.К.: А в чём конкретно заключалась ваша работа?

Н.Б.: Врач скорой помощи.

Н.К.: То есть, там Вам как кому-то плохо – к Вам приводили, да, или?

Н.Б.: Всё, да. Нет, нет, мы выезжали на вызовы. Куда? Выезжали и в Припять, вот, из бункера забирали тех, что были под реактором, возили. И такие, что… Ну, приходить – тоже приходили. Их тут же увозили в госпиталя или в больницы – и под Киевом и даже вблизи, там, ну, за Иванково, в Иванково, Горностай был, Ильинки. В общем, куда надо, в зависимости от того, что, что…

Н.К.: То есть, в основном…

Н.Б.: По скорой помощи.

Н.К.: В основном кому плохо, просто брали и увозили?

Н.Б.: Перед нами, перед нами эвакуировали переселенцев.

Н.К.: Ага.

Н.Б.: Вот перед нами были, там, задолго, даже вот эти, что первые ездили, они эвакуировали, оказывали помощь, ну, там в основном.

Н.К.: В основном нужно было оказывать помощь кому плохо?

Н.Б.: Да. Да, да, да.

Н.К.: А с чем в основном обращались?

Н.Б.: Ну, в основном обращались как проявление, вот, лучевой болезни: и поносы, и тошноты, и рвоты, и головные боли. И, ну, ну, всё, что хотите. Понимаете, это такое. И острые респираторные и это. Ну, как, с чего у кого начиналось как.

Н.К.: Угу. То есть, как кому плохо, он просто обращался.

Н.Б.: Да, да, да, да, да.

Н.К.: Ага.

Н.Б.: Ну, если человек даже бывает плохо, но еще в состоянии там. А если уж действительно плохо…

Н.К.: То увозили.

Н.Б.: Да. Да, да, в основном госпитализировали, почти не было. Ведь один был случай, что оказывали, оказали помощь, и то – это был министр здравоохранения, по-моему, он приехал, и его укусила оса…

Н.К.: Ой (смеется).

Н.Б.: …или пчела, что-то такое.

Н.К.: Ага.

Н.Б.: Ну, прямо на скорой ему оказали помощь.

Н.К.: А, то есть у него такая реакция сильная была?

Н.Б.: Да, да, да, да. Да, была сильная реакция. Ну, это так.

Н.К.: А когда Вы там были, скажите, наблюдали ли Вы, что были, возможно, какие-то работы, которые выполняли мужчины, а какие-то женщины? Было ли какое-то разделение?

Н.Б.: Вы знаете, что разделение, вот, в банно-прачечных, там, на выдаче одежды, кухня – там и мужчины и женщины. А в основном мужчины водители, водители техники всякой.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Водители, я же говорю, и бензовозы там, и цементомешалки – и это были мужчины.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Ну, и мужчины всюду и везде. И мужчины охранники, и мужчины…

Н.К.: То есть мужчин было больше?

Н.Б.: …работники КГБ (смеется) – заберут, кого хотите.

Н.К.: Но мужчин было больше, да? Как Вы думаете?

Н.Б.: Ну, да. Ну, да, ну, да.

Н.К.: Ага. А скажите, был ли, ли, может быть какие-то ситуации, которые Вам запомнились или впечатлили Вас во время?

Н.Б.: Ой, ужасные.

Н.К.: Да?

Н.Б.: Так как я медик, понимаете что – это, вот, невидимый враг.

Н.К.: Ага.

Н.Б.: Вот что бросилось в глаза сразу – это кошки облезшие и куры без перьев, без ничего.

Н.К.: Что, серьезно?

Н.Б.: И прогиб у них спины, в общем, эти уроды. Природа буяла. Всё цвело как раз, цветы яркие. Но, а бросилось в глаза первое – это заброшенность домов, это, ну, тишина, спокойствие.

Н.К.: Ну, да.

Н.Б.: Ни коров, ни овец, ни людей, ни… Ну, людей то были в основном…

Н.К.: Ну да.

Н.Б.: …вот эти работающие. Ну, а так, что бросилось еще? В озерах рыба была – карпы огромных размеров. На пристани, вот там где речной порт, там столько было: моторки стояли припаркованные. Транспорт там, вот этот меня – кладбище машин, скорых наших и всякой всячины. Ну, и вот эти колонны, постоянно идущие вперед и обратно с этими, с цементом, с водой. Ну, потом – обрабатывали вот помещения снаружи, это поливали. Как только выброс, как замер, так и поливались снаружи по улицам прямо, где больше население поселилось, вот. В основном же были вахтенные.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот он отработал и уехал там в ближайший. Бывали, что на ночлег только уезжали. Вот так.

Н.К.: А отдохнуть Вам удавалось? Как был организован отдых вообще?

Н.Б.: Ну, вот мы же, я говорю, если ушла машина – мы на поготове.

Н.К.: Ага.

Н.Б.: Вот. Нас, мы могли пойти и прикурнуть, но не долго.

Н.К.: Немножко отдохнуть.

Н.Б.: Да, да, да. Но это ж, вот, рядышком. Прямо сразу объявляется и сразу.

Н.К.: Но в любой момент могли дернуть, да? То есть, и ночью и днем.

Н.Б.: Я ж говорю – у нас была круглосуточная загруженность.

Н.К.: Угу. Я поняла.

Н.Б.: Но сколько у кого и сколько вызов – по очереди. Вот, кому достался период, что никого не было, значит. А так в основном 12-ти, 24-часовые. Но, а писали нам по 18, а посчитали по 6-ть.

Н.К.: Угу. А потом, когда Вы уже вернулись к себе домой, на работу, как вообще, было ли к Вам какое-то особое отношение как к ликвидатору?

Н.Б.: Я Вам скажу, что первое ощущение было – не только мое, а всех – вот только через границу Киевскую…

Н.К.: Ну, понятно.

Н.Б.: …с Харьковского шоссе мы переехали и в сторону Житомира, вот туда на Малин, все ощутили, вот, как привкус во рту какой-то металлический.

Н.К.: Это когда в Чернобыль ехали, да?

Н.Б.: Это когда ехали.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: И сразу запершило в горле, и в общем, короче говоря. И по прибытию мы ж как – это было вечером – пошли освежиться.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Под душ. Я смотрю на мою, моего фельдшера и говорю: «Слушай, что с тобой? Ты вся покрыта пятнами».

Н.К.: Угу.

Н.Б.: А потом, она говорит: «А Вы сами посмотрите на себя». Уже были, вот, падения тромбоцитов и у нас пошли эти кровоподтеки.

Н.К.: Угу. То есть…

Н.Б.: Вот. Да. Ну, а так. Это у всех почти. У всех, что там находились.

Н.К.: А вот среди, людей, как, Вас, может быть, как-то больше уважали на, я не знаю, соседи, на работе, что вы ездили или? Или? Или никак не реагировали?

Н.Б.: Та Вы знаете, у нас коллектив был не плохой, вот на 4-й подстанции. Все дружные и почти ж все побывали вот там.

Н.К.: А, то есть как-то наравне, да?

Н.Б.: Почти все побывали у нас, да. Даже вот по закрытии, при закрытии были – последней бригады. Так что это как, как обычное.

Н.К.: Понятно. А как в семье относились к Вашей командировке?

Н.Б.: Вы знаете что? Муж не настаивал, в смысле не отговаривал.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Решай сама.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Ну а дети были еще малые. Еще они школьники были.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Ну, я думаю, всё равно поеду, сколько там – 10, 15, 20 дней, это ж летний период тем более.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот, вот так вот спланировали. Муж остался с детьми.

Н.К.: Угу. А как Вы думаете, как вот эта авария, всё, что произошло, и ликвидация, все эти события повлияли на население тогда? Или, может быть, как-то, какие-то остаточные есть и сейчас?

Н.Б.: Вы знаете, ну, народ не ощутил это, в смысле незримое это всё.

Н.К.: Ага.

Н.Б.: Это всё, Вы же сами знаете, вот передачи по всякого, что даже праздновали май.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: И детки в детских садиках в шапочках, панамочках, на босую ножку, как говорится. Правительство объявило запоздалым числом. Вот, и посему… И даже по прибытии скрывали.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Что переболели, перенесли там лучевую болезнь. Не известно, сколько получили, потому что все дозиметры зашкаленные были. Большие вот эти воинских частей, и все, и всё было зашкалено. А как встретила поликлиника лично меня: я приехала с высокой температурой.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Пришла к врачу на прием. Вот температура ничем не сбивалась.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Пришла к врачу и, значит, ему рассказываю. Говорю: «Я перенесла». Какую степень, первую, вторую, не знаю. Ну, я перенесла как, как классическую, как студенческую лучевую болезнь. Вот. А доктор мне пишет же, там пишет и пишет – острое вирусное заболевание. А я говорю: «Вы что?» – говорю, – «Вы хотя бы напишите после воздействия ионизирующего излучения». Он говорит: «Мы не можем. Нам дано указание писать острое респираторное». И это респираторное у меня затянулось, затянулось… Бронхит с астматическим компонентом, потом пневмония, а потом у меня еще в Чернобыле начались приступы – я отключалась. Вот, Вы понимаете, что-то держу, я выронила и как будто бы вот встрепенулась и проснулась.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Это такие малые синкопальные состояния.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Ну, вот это ж я всё на больничном, на больничном. Это был 86-й год. Чуть-чуть оправилась, в отпуск сразу там отпустили, всё. И пошла, поехала, стала я продолжать работать.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот. А приступы учащаются. И так до 91-го года я уже сама боялась и дорогу переходить и даже, может быть, не оказала бы помощь, если надо. Вот из-за этого я, значит, пошла на комиссию. И в 91-м меня комиссовали – вторая группа пожизненно, бессрочная. Вот. Может что-то еще Вы говорили? Что там еще?

Н.К.: Вылетело. Ну, а скажите, пожалуйста, вот сейчас Вы со своими, ну как, товарищами, которыми ездили туда как-то общаетесь?

Н.Б.: Общаюсь, общаюсь. По телефону общаюсь. У многих там с ногами плохо, одни перенесли инсульты, другие – инфаркты. Вот. У третьих еще что-то, в общем, короче говоря, все люди больные. Встречаемся мы, вот, 26-го на кладбище – это парк мертвым и живым, мы так называем. Там раньше было кладбище, а теперь парк и там стоит памятник Чернобыльцам. И 14 декабря.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Тоже туда – возложение венков. Раньше как-то чествовали, в театр, с концертами, что-то такое. Сейчас это так: буквально 10 минут, возложение цветов, пару слов кто-то скажет, пух-пух три раза и всё – кто куда. Но, правда, в этом году и еще когда-то в каком-то году была полевая кухня и по 100 грамм.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот это такие дела. Так, что еще?

Н.К.: А как, как бы Вам может быть хотелось, как можно было бы организовать мероприятия посвященные памяти? Может быть…

Н.Б.: Вы знаете что? Ведь раньше планировалось заранее.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: И детские концерты. И вот, и сейчас даже проводятся в школах мероприятия, деткам сообщают. Потому что многие даже и дети и не знают, что и как, и почему, и к чему. И чем дальше это будет – это, понимаете, скорее забудется.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Вот. И даже так настроено государство, что, собственно, о нас большой заботы не проявило по прибытию. Вот я только после 91-го, в 97-м. Нет, в дветыщи каком-то я оформила через суд 8-ми, минимальную пенсию.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: А то у меня было там 2000, потом 3000, потом там еще что-то такое, в общем, короче говоря. И то, вот то, что за прошедшие годы там, чтоб возместили – через суд даже не удалось добиться.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Ну, многие… Я допустим, вот, добилась и мне сказали, ведомость на почте. Но тут Кабмин и тут этот…

Н.К.: Ну, понятно.

Н.Б.: …Пенсионный фонд быстренько на апелляцию послал и апелляционный суд решил этот вопрос не рассматривать и рассмотрению в дальнейшем не подлежит.

Н.К.: Угу, понятно. Вот скажите, а сейчас в интернете часто видны, я не знаю, обсуждения среди молодежи по поводу того, по поводу экскурсий в зону. Как Вы вообще относитесь к этим тенденциям?

Н.Б.: Ой, Вы знаете, как Вам сказать? Вот я бы, как говориться, не рекомендовала. Но дело в том, что там есть зоны, может быть, какие-то чистые.

Н.К.: Угу. Ну, в принципе не рекомендовали бы?

Н.Б.: Да, потому что, вот, если были какие-то там иностранные и с датчиками, то они, не доходя до ближайшего, где-то там зацокало, они уже… Вот особенно корейцы, там, японцы, вьетнамцы они даже в Харькове – как доходят до института низких температур (смеется)… Ну, это, конечно, Вы там почистите.

Н.К.: А… Я там рядом живу (смеется).

Н.Б.: Ну, в общем, так это дело.

Н.К.: Ну, в общем, не рекомендовали бы, потому что…

Н.Б.: Нет, нет. Ну, Вы знаете, есть энтузиасты, которые на Марс собираются лететь.

Н.К.: А, ага.

Н.Б.: Вообще-то уже ж путь открыт. Туда уже несколько ездили и будут ездить. Это ж такое. Это человек может и понимает, а не знает, чем это может закончиться, так что…

Н.К.: Понятно.

Н.Б.: Это, во всяком случае, рентген есть рентген грудной клетки, а это чуть может…

Н.К.: Это побольше.

Н.Б.: Побольше, да.

Н.К.: А скажите, пожалуйста, вот если говорить о потомках и памяти, вот что бы Вы, может быть, выделили? Что мог бы человек, уже родившийся гораздо позже, открыв учебник прочитать и что ему, может быть следовало бы знать, следовало бы помнить, а что не стоит забывать? Что нужно было бы передать потомкам, какую главную мысль?

Н.Б.: Вы понимаете что, вот самое наглядное: вот даже такие выставки, кинофильмы. Вот есть же фильмы, но их показывают только вот в эти годовщины.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Книги.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Хотя сейчас интернет. Читать больше, допустим, пусть даже это по интернету, пусть это по телевизору, пусть это по, потому что уже вот такие, а смотрят больше чем читают, понимаете? Ну а…

Н.К.: Угу. А вот какая, может быть, главную мысль Вы бы выделили? Может какой-то опыт, который следует передать дальше, что может быть так делать не стоит? Или как-то… Вот, что самое главное?

Н.Б.: Вы знаете что? У нас это никто не спрашивает, и так же ставятся еще эти атомные станции, и так же они будут открываться. У нас никто этого не спрашивает, поэтому… А что…

Н.К.: Ну, может в будущем заинтересуются и подумают, как жить дальше? Надо бы как-то, наверное, знать.

Н.Б.: Ну, Вы понимаете, это, это не нам (смеется)…

Н.К.: Да?

Н.Б.: …давать совет. Наверное ж, есть и умные головы и всякие эти профессора и всё. Понимаете? Единственное, что я говорю, о нас как-то, вот, иногда неприятно – в трамвае, в троллейбусе, нас и балласт, и бревна и… Вы понимаете, что неприятно это.

Н.К.: Ну, не обращайте внимание.

Н.Б.: Та вот же ж – ветеран труда, ликвидатор, потом дитя войны. Сколько на наши горбы – и голод, и холод, и всё это. У нас с подстанции уже знаю сколько человек погибло. Ну, земля их пухом. Это, значит, Маркин – первый, потом Захарина, Рыжкова, Рожка, Голованова… Кто ещё, кто ещё, кто еще?

Н.К.: Ну, очень много людей ушло.

Н.Б.: Да, уже на том свете. А те, что есть – скрепят. Ну, скрепят, ну, что сделаешь. Вот у меня, например, сейчас проблема с позвоночником, с опорно-двигательной системой. Вот. Санаторно-курортные путевки, значит, я, как пишут – раз в два года.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Раз в два года. Причем, допустим, если я была в прошлом году по опорно-двигательной, а в этом году я хочу по легочным – мне вот ставят один диагноз: хронический, допустим, бронхит астматический и больше ничего. Но есть же у меня миллион сопутствующих. Ну, нету таких путевок, дайте мне приблизительно хотя бы куда-то. Значит, в прошлом году я стояла, была четвертая.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: В этом году принесла новую справку – уже я какая-то 34-я, чи сорок, чи получу я в цьом году чи не, не знаю.

Н.К.: Ну, понятно.

Н.Б.: Вот это…

Н.К.: Ну, к сожалению.

Н.Б.: Проблемы, проблемы. Кто их создает – не могу сказать. И тенденция поликлиники и врачей, то ли указка такая, не знаю – делать нас здоровенькими.

Н.К.: Да.

Н.Б.: Мы здоровенькие, мы крепенькие, мы…

Н.К.: Ну не расстраивайтесь.

Н.Б.: Ничего. Конечно не рас… В собственном соку будем как-то жить, бороться. Лишь бы только всё, лишь бы нас не лишили еще материально. И у нас же не все имеют пенсию достойную. Как обидно, я ж говорю, вот наш фельдшер, которая была первая, вот врач умер, а она еще… Полина Медведева. Она была 5 мая там. В халатике, в босоножках. Что приехали – ни питания там не было организовано, ничего. Они ото ходили так с этим чемоданчиком своим. Вот. Ну и что она имеет? Она третью группу – перенесла два инсульта, имеет третью группу. И по третьей группе пенсионерка.

Н.К.: Ну…

Н.Б.: Не такая, не то, что нужно. Судиться она, вероятно, не судилась, не знаю. Группы тоже видно не предложили ей врачи, чтоб она перешла на другую группу. Ну, перенесла два инсульта.

Н.К.: Ну, не справедливо конечно.

Н.Б.: И вот этот же, это, парень… Ой, Божечки, вышло, Альников Коля, жалко, что у него сын ДЦПшник, 20 с чем-то лет уже. И он с грыжей после операции панкреатит, вот это тягает этого сына еще. И работает еще. Ничего не добился, он говорит: «Мне не на кого семью мне надо кормить».

Н.К.: Ну да. Ну как…

Н.Б.: Потом ещё скажу, что… (вздыхает) Выдали нам участки под застройку при Масельском. Он обещал, что и свет будет, и дороги будут и беспроцентные эти, ссуды будут выделяться. Но потом Масельский ушел и ничего этого. Сейчас вот это у меня огород, там косточковые деревья. В общем, короче говоря, уже сил нету там возиться. Раньше была и картошка и подсобное всё, помидоры. Оно сейчас, вот, урожая нету.

Н.К.: Угу.

Н.Б.: Не известно, что с чем. Это или с жарой связано или с чем. Картошка – сухая гниль, помидоры на корнях гниют, всё не понятно, что там. Так что.

Н.К.: Ну, держитесь. Спасибо Вам.