Понимаете, впечатление не то что ужасное, но очень неприятное, удивительное. Когда заезжаешь в Припять и ни одного человека. А так вот на дома посмотришь: там белье висит у кого-то. Там форточка открыта, там цветы на окне стоят, там еще что-то. Вроде люди как живут, а людей нет. Такая оторопь берет: заехал в город-призрак – все красивое и никого нет.

Служба заключалась в патрулированиях. Там ничего, в принципе, нечего было охранять – все было заросшее, все было заброшено. Жителей как таковых там, где мы были, практически не было. […] Были у нас задержания. Т.е., люди приезжали чем-нибудь там поживиться таким. Ведь все-таки было много заброшенного. Вот приходим в магазин. Некоторые такие вещи были: заходишь в магазин как в фильме ужасов. Смотришь – всё вроде тут, кто-то был недавно. Всё – вещи, всё-всё-всё, продукты питания, а никого вообще нету. То есть, мы там находились сами вообще.

Это ужас, когда видишь массу цветов засохших, которых некому полить на подоконниках магазинов, парикмахерских заброшенных. Битые стекла, эти несветящиеся окна домов. Это настолько ощутимо, когда проезжаешь мимо детского садика в Припяти, не слышишь голосов детей. Ощущение дискомфорта настолько омерзительное, гнетущее. Я считаю, что это реально ад на земле. Именно 30-километровая зона – это ад на земле