Ми в чотирьох грали в доміно. Я дивлюся на сусіда, а в нього лице міняється: то жовте, то позеленіє. Тоді він вскакує й у нього починається сильне блювання. Видно, отримав велику дозу опромінення. Що робити? Я кричу своєму другу: «Вітьок, заводь машину! Їдемо в лікарню в Іванков». Хтось іде з пляшкою води, я на ходу в нього вириваю її з рук, стриб у машину й поперли. Опроміненому стає гірше й гірше...

Ну, конечно, задумывались все равно. Мы же видели, сколько вертолетов летает, сколько бросали это же все. Мы же охраняли общественный порядок, мы не то, что в Чернобыле, а были на Лелёве, где последняя [остановка] до атомной станции. Воду охраняли, чтобы в населенный пункт шла, чтобы зараженной не было. И с вертолетов бросали же свинец туда. Мы же видели это все.

Мы выезжали чуть-чуть где-то за Чернобылем километров 15. Была церковь и там батюшка. Батюшка жил со своей семьёй. Когда мы приехали, ну, ничего себе – в зоне и церковь. «Запасов хватает?» Он пригласил в гости, ещё попытался угостить. Ну, мы ему тоже накидали сухпайка. Ну, так он сказал: «Я не уеду».

1986 год, Пасха. Значит – звонок в дверь. Ливень, кстати, был. Самый первый ливень вообще в весну был. Вот такой настоященький, жесткий. Ну, стоит пьяное отродье никакое, сует мне повестку – распишись. Расписался, смотрю: в течение часа явится во Дворец Пионеров с вещами. Ну, я человек, как говорится, армию проходил, ну что – щелкнул каблуками, бросил там какую-то непонятку в рюкзачок маленький и фть – и туда. Погрузили ночью, значит, уже ночью выгрузились мы на Савинцах, на следующее утро мы уже были в пожарном батальоне.

А нас вывозили как на ночную смену – огородами, полями, там только чтобы на блокпост. Там же блокпост, это там моют всё – машины с ядохимикатами всякими. А у нас же командир, командир роты говорит: «Так, надо ехать на ночную смену». Поехали по лесам, по полям, оно ж там всё горелое, это всё ж радиация. Были эти респираторы, то их не было и что – нахватались.